— Я основатель и автор музея Усольского края Шигонского района, которым руководила с 1986 по 2016 год. В настоящее время — пенсионер. Наш музей до сих пор работает и находится в здании бывшего одноклассного трехгодичного народного училища министерства народного просвещения, которое было открыто в 1874 году трудами и чаяниями директора народных училищ Симбирской губернии Ильи Николаевича Ульянова — отца вождя мирового пролетариата Владимира Ленина.

По образованию я — инженер-сварщик, окончила в 1981 году Тольяттинский политехнический институт. Да, не историк. Но я считаю, что мне это помогло быть директором сельского музея, самой приходилось считать сметы, делать чертежи, чинить оборудование. После ТПИ я три года отработала на самарском заводе «Строммашина». Затем мои родители тяжело заболели и я вернулась в Усолье, где мне и предложили заняться музеем.

В Усолье я родилась и выросла. Мои родители приехали работать преподавателями в Усольский сельскохозяйственный техникум в 1957 году. Им очень понравилась красота здешних мест. Я родилась в 1960. Третья дочь в семье. Росла на полной воле в деревне, чему безумно рада.

— Прежде всего, это сама фамилия Орловых, которая достаточно известна не только в России, но и за рубежом. Усадьба была возведена по приказу Григория Владимировича Орлова. Его отец, Владимир Григорьевич Орлов, — младший из пятерых братьев Орловых, трое из которых принимали участие в возведении Екатерины Алексеевны, впоследствии Екатерины II, на престол. Дядя Владимира, Григорий Григорьевич Орлов, почти 14 лет был фаворитом государыни.

Эта фамилия оставила заметный след в истории нашей страны. И наличие такой усадьбы в нашем регионе делает нас причастными к истории великой России. Это не просто усадьба какого-то местного помещика. Это усадьба графа, принадлежавшего к знаменитому во всем мире роду Орловых.

Ее дворцовый комплекс состоит из нескольких зданий, построенных по чертежам уроженца Усолья — Ивана Христофоровича Сахарова. Нередко пишут, что был еще один архитектор — Цуканов. Но я считаю, что это одно лицо. Это перевод его фамилии на латынь. Может я и не права, это не столь важно. Но важно то, что проект был сделан настолько хорошо, что известный архитектор Доменико Жилярди, которому было поручено перепроверить его, не внес в него никаких изменений.

Каменную усадьбу начали строить после пожара 1812 года, во время которого сгорело все село. Втайне от Владимира Григорьевича (его сын хотел сделать ему сюрприз) проект «удорожили», сделав в зданиях сводчатые потолки. Ведь в юности он учился в Германии, где подобное не было редкостью.

Как-то к нам с экскурсией приехал один тольяттинский архитектор. Увидев эти самые потолки, он восхитился и сказал, что это единственное гражданское здание со сводчатыми потолками ниже Нижнего Новгорода. Других просто нет. Несмотря на шикарную русскую архитектуру, Владимир Григорьевич, к сожалению, в этом здании так и не побывал. Хотя по воспоминаниям современников экстерьер и интерьер здания поражал их воображение.

До 1975 года во всех зданиях, входящих в усадебный комплекс, располагался Усольский сельскохозяйственный техникум. После он освободил дворец и переехал в новый корпус, специально для него построенный. С тех пор деньги на поддержание исторического наследия не выделялись.

Несмотря на то, что усадьба построена из очень хорошего кирпича, она разрушается. Недавно в центральном здании комплекса - вотчинной конторе — обрушился верхний угол. А это уже конец. Там небо видно.

Значит, сбудется мечта тех, кто хочет ее снести, лишить людей исторических корней, сделать их «не помнящими родства». Поэтому пока усадьба еще цела — приезжайте на нее смотреть. Потом будет поздно.

— Глина для изготовления кирпичей вымачивалась три месяца. Кирпич сушили и обжигали здесь же, в Усолье. Из каждой тысячи кирпичей сто привозили управляющему — Фомину. И тот лично бросал эти кирпичи со второго этажа. Если из ста хотя бы один разбивался, браковал всю тысячу. Вот такая была госприемка.

Каменщик должен был сложить в день в высоту не более одного метра стены. Если делал больше, то заставляли его стену разобрать, а самого увольняли. Считалось, что за день хорошо сделать больше нельзя. Строили на века. Наверное, поэтому усадьба до сих пор и стоит. Но всему приходит конец. Я думаю, если ничего не изменится, то и она канет в лету. Причем уже скоро, лет через 10-15. 

— Все праздники у нас проходили в актовом зале — бывшем бальном в доме графа — на старинных паркетах. Там стоял камин, облицованный цветными изразцами, в углу — чучело медведя, которого мы страшно боялись. Но все равно подходили к нему и трогали за лапы. Особым шиком было потрогать его за лапы, из которых уже торчали железки.

Оставалось еще много графской мебели. В кабинете у папы, преподававшего электротехнику, стояли красивые резные шкафы. Один такой мы взяли в музей, но из библиотеки, когда им купили новые стеллажи. Шестисекционный, он и сейчас украшает комнату, посвященную дворянскому быту.
Дубовые панели на стенах, резные двери, полированные стенные шкафы, трюмо — зеркало до потолка — стояло в холле. Под этим зеркалом лежал мел в коробке. Мы его воровали для детских нужд.

Внутри было потрясающе! Стены метровой толщины отсекают внешний мир, его жару и птичий гомон. Возвращаясь с купания, мы иногда заходили в эту тишину и прохладу. На каменный пол босиком не наступишь — холодно! Мы не шумели, но все равно боялись, что нас выгонят. В моё время дети вели себя гораздо тише. Совершенно удивительное чувство прохлады и покоя.

Когда в июле 2009-го загорелось здание вотчинной конторы, народ плакал. Стояли в парке, смотрели на пожар и плакали, потому что уходило наше все. Тогда пожарные с риском для жизни тушили, не отключив электричество. Только когда уже начало искрить, стали искать, где отключить. В этом здании до 2008 года был кабинет сельхозмашин, потому оно было почти не разрушено. Но крыша сгорела вместе с балюстрадой на ней.

После моего письма Президенту РФ Дмитрию Медведеву сделали временную деревянную, чем Самара страшно гордилась. А мне «дали втык», чтобы не скакала через инстанции. Но писать впустую в Самару мне просто осточертело.

— Это было в 1987 году. На дворе была Перестройка. Мы дышали свободой и гласностью. Я всего год была директором музея. И тут подвернулся случай — в музей приехало наше местное, самарское, телевидение. Снимать ролик про Усольское училище к Первому сентября. Я рассказала им про усадьбу. В советское время ее не очень разрушали, восстановить было гораздо легче.

Телевизионщики загорелись сделать о ней репортаж. Естественно, нас сопровождала третий секретарь райкома КПСС Дьяконова Антонина Петровна. Она пыталась помешать этому, что-то твердя про согласование, но разве нас остановишь? В усадьбе она мешала, как могла, и журналистке пришлось вцепиться ей в локоток и держать изо всех сил, а мы с оператором залезли на крышу снимать панораму: оттуда открывался хороший вид на парк и другие здания усадьбы. Вот на той самой крыше и был заснят мой первый «стендап». Дьяконова была в панике! Ах, не помню я фамилий этих прекрасных людей!

Большого резонанса этот «плевок в вечность» не имел. А что получила за это Дьяконова, я не интересовалась.
В сентябре было много детских экскурсий, и на первой же мальчик меня спросил: «Тетя, это вас показывали по телевизору?» «Да, меня» - и весь класс стал пристально разглядывать «тетю», которую показывали по телевизору. Вот она, слава!

 Вопрос о реставрации усадьбы периодически поднимался, но тут же и опускался. Не помогли ни наши выставки в музеях области, ни конференции, проводимые в Усолье, ни обращения к властям очень уважаемых деятелей культуры.

— Ну как же?! Постоянно требовали отчеты по состоянию усадьбы, даже года два содержали сторожей, при помощи которых удалось остановить расхищение кирпича — успели разобрать только каретник. А воз и ныне там.

Знаю, не спрашивайте, откуда, что управляющий делами президента РФ Владимир Кожин, когда обсуждал вопрос обновления правительственного санатория «Волжский Утес» перед саммитом большой восьмерки в 2008 году, спросил тогдашнего губернатора Константина Титова: «Вы сами восстановите усадьбу или помочь нужно?» Титов заверил Кожина, что он справится сам. Однако не справился. Почему? Я не знаю.

Все наши попытки как-то сподвигнуть областные власти к реставрации усадьбы были безуспешны. Мы находили инвестора, который был готов взять в аренду дворцовый комплекс на 49 лет, отремонтировать его и сделать там гостинично-развлекательный комплекс. Не сложилось. Был даже момент, когда нам казалось, что мы победили. Областью был заказан и сделан проект реставрации усадьбы. Дело дошло до тендера на проект реконструкции. И опять ничего!

— Нужно понимать, усадьба — не только дворцовый комплекс на берегу Жигулевского моря. Это еще овчарни, конюшни, хозяйственные постройки, почтовая станция, волостное правление, когда-то роскошный, а теперь изрядно запущенный парк. Усолье стоит в очень красивом месте — это же начало Жигулевских гор. Наверное, уже все слышали про гору Светелку, но легенды про нее — выдумка от начала до конца. Никакие желания она не исполняет. Я знаю, кто это выдумал и зачем. Но побывать там стоит, чтобы полюбоваться роскошной панорамой. Еще у нас есть Чувашский бугор. Это самый первый останец Жигулей. В нем большие карстовые пустоты — бросишь камень на землю — как в барабан ударишь.

Лесостепь — это всегда очень красиво. Плюс горы. Плюс море. По дореволюционному туристическому справочнику Российской Империи под авторством Алексея Суворина: Усолье близ Самары — одно из красивейших мест России. Справочник издавался с середины XIX века по 1918 год. Из издания в издание эта фраза переходила более 50 лет.

Собственно, именно поэтому Орловы здесь и решили построить свою усадьбу, так им понравились наши места: лесостепь, Волга, Жигулевские горы. Семь речек и пятьдесят четыре озера. Они теперь затоплены.

Что еще у нас можно посмотреть? Я даже растерялась. Просто ходи и смотри. На Звериный бугор можно забраться. С него, как мне кажется, виды лучше, чем со Светелки. Он находится напротив пристани через залив. Ах, да! Пристани теперь нет. Но «Омики» туда пристают. Также недалеко от нас находится Муранский бор. Совершенно потрясающий заповедник. 

— Насчет властей — не знаю. Насчет жителей — зря вы сомневаетесь. Все прекрасно понимают, что мост может увеличить туристический поток, а значит позволить местным больше зарабатывать: на аренде жилья, продаже сельхозпродукции, сувениров и прочем. Народ у нас сообразительный и предприимчивый.

Однако есть опасения иного рода. Мы достоверно не знаем, но ходят упорные слухи, что дорога к мосту будет платной, обычно такими бывают скоростные шоссе, а с них не бывает съездов в мелкие населенные пункты. Да, поток машин будет идти по новой трассе, но Шигонский район ничего с этого не получит, если не будет съездов. Может такое быть? Запросто.

Более того, публично власти говорят, что эта трасса будет международной, то есть не для жителей Самарской области, а для крупного торгового проекта, который явно важнее, чем собственные жители. Это и пугает людей. Поэтому они не верят в историю с мостом, который принесет развитие. Вполне возможно, что все будет иначе. Еще раз повторюсь — это слухи. Но они тревожные.

Так-то в Шигонском районе всю жизнь мечтали об этом мосте. Помню, что разговоры о строительстве начались, когда мне было лет 7, то есть в 1967 году. И последние 50 лет мы ждали, а власти — обещали. Теперь, наконец-то, его начали строить, но по ходу пряники опять пронесут мимо.

Люди боятся не потока туристов, а того, что он пройдет мимо. Может, еще не поздно поднять этот вопрос?

— К сожалению, сейчас уже утвердился термин «графские развалины». Там играют дети. Сочиняют страшные истории про то, как в подвалах дворца находили скелеты и сокровища. Но там, кроме грязи и мусора, ничего нет. Увы, поколение, которое помнило усадьбу во всей красе, уже уходит. Уже несколько поколений выросло, которые видели только развалины.

Недавно разговорилась с одним молодым человеком, он приехал посмотреть усадьбу. И услышала от него все тот же вопрос, на который я жду ответ почти всю свою жизнь: «Доколе, доколе? Почему власти ничего не делают?» Не знаю, почему власти ничего не делают. Признаюсь, я уже устала бороться за усадьбу. И жители села тоже не верят в то, что она когда-нибудь будет восстановлена. Единственное, что мы, простые люди, можем сделать — сохранить ее на фотоснимках для будущих поколений. Поэтому приезжайте, смотрите, наслаждайтесь, фотографируйте и помните, что скоро ее может уже и не быть.

— Как не удивительно, но все «за». Никто не говорит «против». Но что может сделать администрация одного из самых нищих сельских районов Самарской области? У нас ничего, кроме красоты, нет. Реально ничего нет. Никаких производств, только немного сельского хозяйства, которое в свое время было здорово порушено. Поэтому такой маленький и бюджет.

Благодаря санаторию у нас неплохие дороги, у нас много чего есть для туризма. Осталось только довести это до ума: сделать эко-тропы, поставить туалеты, мусорки, указатели, информационные таблички. Даже выпустили хорошую туристическую карту. Текст там не очень, перепутан адрес музея. Кстати — музей еще можно посмотреть! Слона-то и забыла! А он не зря внесен во Всемирную картотеку музеев, как один из оригинальных музеев мира. Но пока развитие идет очень медленно.

— Безусловно, для этого есть потенциал. Но все-таки, первоочередная задача — сохранение и восстановление усадьбы. Остальное, как бы, подтянется само собой. И я против новодела. Только реставрация. Хотя это намного дороже и сложнее. Сэкономив деньги, мы лишимся исторической ценности. И всемирно известной фамилии графов Орловых, и Орловых-Давыдовых.

— История — наши корни. Здания — это не только фамилии их владельцев и архитекторов — это физические объекты, которые были возведены усилиями сотен никому неизвестных каменщиков, маляров, кровельщиков и т. д. Во все вложен их труд.

Возьмем те же сводчатые потолки. Одно дело их спроектировать, другое — воплотить в реальность. А это искусство, которое ныне утрачено. Сейчас никто не сумеет сложить из кирпича сводчатый потолок. Просто не сумеет, как не сумеет изготовить кирпич по технологии того времени. Чтобы из сотни ни один не разбился. Если мы не будем хранить образцы, это будет забыто навсегда. Сейчас проще отлить железобетонную конструкцию нужной формы. Так собственно почти все и делается. Из кирпича никто ничего не будет складывать.

И еще. Пожалуй, главное. Оригинальные объекты старины хранят в себе память поколений и создают особый эгрегор. Вот есть, допустим, такое понятие «намоленные иконы». И люди со всего света хотят помолиться именно возле них. Точно также и архитектура: она впитывает и несет в себе энергетику многих поколений.

Человек, попадая в такое место, прикасается к чему-то глубоко спрятанному в себе, он будит свою архетипическую память. Он заглядывает в себя. Потому что он чувствует, как все эти поколения его предков, собранные в нем, оживают. И это отзывается именно на старинные вещи, здания и прочее. Ведь ничто не пропадает бесследно. Все оставляет свой след. Именно поэтому они и ценны. Именно поэтому.

Но я также понимаю, что для чиновника все мои красивые слова, что мертвому припарки. Люди не зря ездят по историческим местам. Они там подпитываются энергией поколений. Чиновникам нужно объяснить, что желание людей подпитаться историчностью можно обратить в деньги. Потому что за настоящее люди будут платить. Подлинность — это тоже товар. Новодел - это пустота. И люди это, сами того не осознавая, чувствуют.

Да, самый главный товар — это воздух, который дышит стариной. И если мы его утратим, мы никогда уже его не вернем. Его просто невозможно восстановить. Можно восстановить порубленный лес, через 100-200 лет он будет таким же, как и был. Это трудно, но восстановимо. А утратив память поколений, эфемерный, неуловимый дух — мы не сможем восстановить его никогда. Это невосполнимые потери, а значит - это самый дорогой товар.

— Желаю им увидеть усольский дворцовый комплекс возрожденным. И почувствовать эту связь веков. Почувствовать эту ауру.
Беседовал Владимир Тарасов, специально для TLTgorod