Галина Плотникова
Мы продолжаем публиковать текстовые версии прямых эфиров на радио «Лада FM» (сетевой партнер «Эхо Москвы» в Тольятти, частота 107,9 МГц). 28 января гостем программы «Между строк» была Галина Плотникова – известный тольяттинский журналист, лауреат Всероссийского конкурса «Журналистская Россия», ныне замредактора газеты «Тольяттинское обозрение». С ней беседовал Сергей Мельник.
«Розовое» детство
- В своем theplotnikova.ru ты изящно обошла вопрос с возрастом – читатель узнаёт только, что в детстве тебя называли бутончиком. Родители ждали раскрытия каких-то талантов? - Да нет. Я думаю, потому, что я была третьим выжившим ребёнком, всего лишь. Первый при рождении умер, второй брат года два-три прожил. Вот, остался бутончик такой. А возраст я не обхожу. Я же говорю об этом: «Чем ближе старость, тем ярче краски».
- Насчет талантов всё-таки: я понял, их было немало. Талант этакого подросткового лидера, например. Актёрский талант.
- А то!
- Расскажи об этом. Я читаю: «Неизгладимые детские впечатления получила в детском саду, школе, пионерских лагерях, где непременно что-нибудь возглавляла и руководила». Это что: потребность такая или свойство характера?
- Ты знаешь, у меня детство-то советское, и образцы у меня советские, и идеалы тоже советские. Начитавшись всяких там «Тимуров и его команд», естественно, мы строили светлое будущее, начиная с октябрят. Я, например, всем бабушкам открытки по всему Соцгороду разносила: сама писала лично и поздравляла с разными праздниками. Порывалась кому-нибудь чем-нибудь помочь. Пришла к одному алкашу, говорю: «Давайте я уберу» – а он меня за бутылкой послал. У меня что-то разочарование наступило. Но переоценки ценностей резкой не было…
А в театр – просто открылся у нас в бывшем ДК «50 лет Октября» (здание нынешнего театра «Колесо». –
Ред.) камерный театр
Берладина. И главный режиссер, Анатолий Анатольевич, он меня подобрал в троллейбусе. «Ты приходи». А я училась тогда в ТПИ. «Ой, да я не пойду, да что я забыла в вашей самодеятельности?» Но посмотрела, как они играют «Свадьбу» по Зощенко, и всё – я там на полтора года зависла. Потому что это разговоры бесконечные о литературе, песни под гитару, там интеллект должен был сверкать у всех – а мы все книжники… То есть, я долго отрывалась от этого розового представления о мире, очень долго. Лет в девятнадцать я еще думала, что коммунизм мы построим. Поэтому мне и хотелось в этом участвовать.
- Некоторые так думают до сих пор… Кстати, Берладин – это легенда в истории нового Тольятти…. А ты всё-таки успела что-то сыграть?
- Да, «А зори здесь тихие». Я сыграла стервозную командира взвода Кирьянову, которая строила этих девушек.. Я не знаю, почему во мне стервозность (она вообще-то есть: стерва-то должна быть в женщине, это я так думаю)... Потом меня ввели в «Историю с метранпажем» – по Вампилову, такая одноактная хорошая пьеска, мы очень хорошо репетировали. А потом театр потихоньку начал… Там привлекались ансамбли, всякого пришло народу, какие-то интриги пошли. То есть камерность распалась. И у меня было большое разочарование. А потом Берладин и уехал. Я поиграла совсем немножко.
- То есть, что собой представляет актёрская среда, ты познала очень давно. Просто недавно столкнулась с этим уже как журналист. Для тебя это не ново было всё.
- Абсолютно не ново. Тем более, если ты имеешь в виду театр «Колесо», то опять я к нему как-то странным боком примазалась. Я работала тогда в «Гидростроителе», и вдруг ко мне пришла такая представительная делегация в виде
Эдуарда Ивановича Пашнева, Ирины Михайловны Портновой – и сказали: «Мы тут хотим издавать газету «Собственное мнение, не поможете ли вы нам?»
- Помню эту газету: цветная, на глянцевой бумаге…
- Цветная. Так они там ухитрились перепечатать Конституцию США в одном из номеров.
- Зачем?
- Не знаю, до сих пор загадка. Но так или иначе, как-то я с ними сошлась, какие-то выпуски вместе делали и как-то подружились, и с тех пор в «Колесо» я ходок стала.
«Фронтовая» юность
- Вернемся к твоему блогу: «В 18,5 лет мама силком притащила в районную газету – деньги зарабатывать». Что за районная газета?
- «Ленинский путь», сейчас «Ставрополь-на-Волге». И меня Машков Сергей Андреевич, ныне покойный, в отдел писем посадил. И был у меня шок, потому что там ответственным секретарем был Иван Антонович Блохин, который в свое время в «Красной Звезде» работал. Это такая фигура мощная… Он выпивал, конечно, но остёр был на язык и, прошедши фронт и фронтовую газету, – как он меня выхолащивал, все мои примочки, все мои сюси-пуси. Когда я первую заметку писала, что-то пыталась там душевно-лирическое… В общем, всё это обрезалось.
- Все начинали в журналистике со школьных сочинений. Тебе повезло, что ты ещё работала с людьми, которые прошли войну.
- Да. И потом там хороший способ обучения был… Ну, Володю Холода-то все знают, он мне казался стариком – ему лет 25 было, а мне что – восемнадцать с половиной. И нам сказали: «Вот, поедете на репортаж в Нижнее Санчелеево». Был козелок редакционный. А я – вот на такой платформе, в короткой юбке, и меня в этот козелок сажают, и пошёл дождь. Холод говорит: «В общем, я на ферму еду, а ты здесь оставайся» – и бросил меня на просёлочной дороге. И вот я чопала на этих своих красивых каблуках до сельсовета. На меня испуганно посмотрели: мол, девушка, что вам надо, – а я не могла даже задать вопрос… Ну, вот просто как щенка бросают плавать. Потом мы выплыли на тему за чаем, и что-то получилось.
- Боевое крещение… «Гидростроитель» – это уже следующий этап?
- Нет. Просидев в «Ленинском пути» восемь или девять лет, я сорвалась в Хабаровск, по большой декабристской любви – за своим, так сказать, мужем. И там работала в молодёжной краевой газете. И там я поняла, что есть газета – и газета. Вот это был простор. Районка это районка, масштаб не тот. А там – командировки в Охотск, в Советскую гавань, в Биробиджан. Это люди, это охват такой, и тем более руки развязаны были – даже в то время советское. Время незабываемое.
А оттуда я вернулась уже при декрете, потом второй – и, в общем, девушку с двумя детьми на работу… Хорошо, что меня «Гидростроитель» прибрал тогда. А оттуда меня сманил Андрюша Уланов в «Волжский автостроитель»…
- Мы познакомились с тобой, когда ты работала в газете «Гидростроитель», ровно двадцать три года назад, как раз в эти же зимние дни. Предстояли выборы первого демократического горсовета, и меня тогда группа товарищей выдвинула кандидатом. Ты как раз делала со мной материал.
- Конечно, помню.
- Я, естественно, в депутаты не прошел – и слава Богу. Я недавно достал эту статью – и хохотал. Статья называлась «Как дать гарантии всем» - глобально звучало… У тебя были в то время такие же мысли – или ты более скептично относилась к тому, что открылось нам тогда: свобода, свобода слова и так далее. И «Гидростроитель» ведь уже по-другому писал в то время…
- У меня тоже эта эйфория была. Я помню, как мы слушали первый съезд народных депутатов. И как делали перепечатки из «Советской Латвии» – я специально выписывала, потому что там Ельцин давал интервью. И даже поверила, что это партия всё сделала – и стала кандидатом в члены КПСС… Была эйфория. Я человек доверчивый, пионерского такого закала: покажут мне будущее – я туда как-то и стремлюсь...
Золотое время
- По советским меркам ты летун…
- Вот как!
- В смысле, работала во многих изданиях. Впрочем, летунов в нашем журналистском цехе немало. Какое место работы, редакцию вспоминаешь с особым трепетом? Насколько я понял из блога, всё ж таки "Площадь Свободы": "Золотое было время"… - Да, до 2003 года.
- Ты была в первом составе «ПС»?
- Нет, я тогда в «Автостроителе» работала, и они начали выпускать приложения. И Инесса Мухортова сказала: «Галь, мы расширяемся. Приди, поговори с Шемякиным, есть вакансия ответственного секретаря». Я очень боялась не соответствовать «Площади СВОБОДЫ»: тогда она гремела, это что-то. Меня трясло, но я пришла, и он меня сразу, хотя и с испытательным сроком, сделал заместителем редактора по выпуску. Народу тогда была куча, и все талант на таланте – один Игорь Юрьевич Елизаров чего стоит… Во-первых, там ритм хороший был, очень такой отлаженный, я бы сказала. Интернета не было, всё доставали сами: информацию, репортажи, темы… Понимаешь, ни минуты спокойной – это творчество было. И Шемякин очень ювелирно подобрал коллектив. Каждый был с каким-то, может быть, выпендрёжем, но все вместе… Ну, Гуревича вспомни, Леночку Софронову… Я вот сейчас боюсь кого-то обидеть, но это класс был. А потом – опа! – пришли чужаки, как тараканы разбрелись и стали ставить нам условия. Сменился хозяин…
- Всё когда-то заканчивается, к сожалению… Я спрашивал Шемякина, и тебя спрошу: в чём был феномен «Площади СВОБОДЫ» того времени? В публицистике, в хорошей журналистике?
- И в новостях, и в хорошей журналистике. Именно хорошей, где слово… Я помню, Шемякин сказал: «Кто напишет в своем материале слово «душа», того уволю»… Со словом там боролись. За каждое слово. Есть журналисты – писуны хорошие, многостаночники, они графоманят иногда, но они просто приносят работу, ремесло. А взять заголовки – Влад Южаков сидел даже на этой теме: выдумать хороший заголовок, подать конфеточку.
«Мы вас нашли»
- Мы все как-то пытаемся самоидентифицироваться. Я вот, например, утверждаю, что занимаюсь исследовательской журналистикой – вопреки привычной расследовательской. А ты бы сама как свой стиль обозвала? То, чем ты занимаешься в журналистике?
- Многие говорят, что это, якобы, публицистика. Небезызвестный Александр Дмитриевич Степанов говорил, что это «эссе». А я вообще-то считаю, что какое-то смешение жанров у меня происходит. Если еду на репортаж, у меня включается многоплановость какая-то, мне так интереснее работать. То есть не просто картинку дать, там может быть и кусочек интервью, кусочек репортажа, потом, немножко и постебаться можно, если оно того заслуживает. Поэтому я затрудняюсь с определением.
- Но я хочу сказать, что твой стиль очень узнаваем. И те, кто действительно ценит хороший журналистский слог и, собственно говоря, читает что-то, его выделяет. Я, например, тебя узнаю, как говорится, по почерку.
- Ну вот, к сожалению. Я придумываю псевдонимы, а меня всё равно раскусывали.
- А почему «к сожалению»? Ведь это же здорово, когда есть свой почерк.
- Когда нужна была подработка…
- Вот оно в чем дело!
- Да, я там самые разные псевдонимы придумывала, но меня узнавали. Я не знаю, почему. Я никаких фишек, меток вроде не ставлю на материале… Но мне нравится, знаешь что? Я не актриса и не большой писатель, и не великий журналист, но у меня какая-то когорта своих читателей есть. И меня умиляет до слёз: куда бы я ни перешла, они уходят за мною. Мне потом звонят: «Мы вас нашли». То меня нашли в «Вольном городе», потом в «Городских ведомостях». И вырезали мои колонки «Такая жизнь», где… ну, пар выпускала, будем так говорить. Вот это радует.
- То есть – фанаты.
- Можно и так сказать. Их не так много, но… Одна женщина позвонила: она все колоночки вырезает, под стекло их на рабочем столе, цитирует. Но я не обольщаюсь, понимаешь?
- В каком смысле? Не звездишь?
- О, если бы я звездила, я бы тут не сидела.
«Колесом» по сердцу
- Задам банальный вопрос. Ты действительно универсал, но есть ли какая-то излюбленная тема, направление, которое ты знаешь больше других? Театр, например – из этой серии?
- Нет, я бы не сказала. Хотя последнее время – да. Потому что там горячо сейчас и там плохо. И хотелось бы, чтобы там всё-таки что-то случилось. И случилось бы под давлением именно общественного мнения, а не согласно какому-то распоряжению. Вот,
25-й оборот "Колеса" не получился: как к нему готовились, юбилей…
Но я не скажу, что это прям моя тема: я не театральный критик, не театровед. Я обыватель из зала, и поэтому, когда мне говорят: «Ты пишешь рецензии», я говорю: «Я не пишу рецензии – я из зала пишу». У меня нет этого, я не умею это делать, это специализация нужна. Поэтому я не сказала бы, что театр… Хотя то, что сейчас происходит, мне очень не нравится – я буду, так сказать, до конца драть глотку и всё, что могу, за возвращение «Колесу» того статуса, который был при
Наталье Степановне Дроздовой.
- А скажи, на твой взгляд, журналист должен пропускать через душу? Честно говоря, я наблюдаю за этой ситуацией, читаю публикации, вот сейчас в «Тольяттинском обозрении» интервью за интервью. А должен ли журналист брать в душу такие вещи? Не должен ли отстраняться, оставаться сторонним наблюдателем?
- Я понимаю, что хороший журналист – по большому счету, дилетант…
- «Профессиональный дилетант», как говорит Шемякин.
- И он должен отстраняться, абстрагироваться. И, в общем-то, когда тема меня не задевает… я пишу плохо. А когда материал «потрясывает» меня, поднимается давление даже, когда я его пишу. И выхожу с вот таким пунцовыми щеками, сбегаю покурю – и судорожно опять возвращаюсь… Ну как не через сердце? А если абстрагироваться – ну, не знаю, я не умею. Тогда это будет просто выхлоп. Но такие дела тоже надо кому-то делать. Предположим, сходил на думу, и ничего интересного там для меня не произошло – но я должна сделать. Что я буду там сердце-то прикладывать? Ребята дерутся меж собой, а я тут при чем?
«Раньше по рукам не били»
- Я тебе перед эфиром высказал свою позицию – и не боюсь повториться: таким журналистам, как Галина Плотникова, работодатели, которые хоть что-то соображают, должны просто платить зарплату. Просто за то, что она есть. Если захочет написать – вот так, случайно, взбрендит, левым пальцем правой ноги, – и за это спасибо. Таких журналистов очень мало, и ты одна из них. Это даже не комплимент…
- Твои слова да Богу в уши…
- И, тем не менее, у тебя был серьезный конфликт с работодателем – как раз из-за этой ситуации в театре «Колесо». Что произошло?
- С работодателем?..
- С мэрией в данном случае.
- Да, это учредитель «Городских ведомостей»… Всё началось не с «Колеса», а с «Пилигрима», с невинного нашего кукольного театра. Мы познакомились с главным режиссером Уставщиковым (приглашенный главный режиссёр «Пилигрима. – Ред.), я сделала с ним интервью, и поскольку там пошел процесс какой-то, я прониклась темой. И вдруг там завязался конфликт. Я о нём подробно писала, и первые публикации прошли. Но Уставщикова изгнали. Привезли женщину из Сербии – постановщика, пригласили всех журналистов. Анонсировался «Влюбленный туфель», спектакль жуткий. Я сходила на эту пресс-конференцию. Эта дама-режиссер сама-то по-русски плохо говорит, но я её спросила: может, это её косорез, – ну нет такого слова «туфель», влюблённый тем более, есть «туфля». Поскольку остальные все молчали, я задавала ей вопросы. Потом поехала в редакцию писать, и тут же звонок последовал нашему директору: вы это, не ставьте Плотникову, она очень негативно к нам относится. Эту заметку всё же поставили. А потом нас пригласили на сам «Влюблённый туфель». И вышли мне навстречу три грации – Незванкина (в то время директор «Пилигрима». – Ред.), завлит и еще кто-то с ними. Я говорю: «Давайте пригласительный, вы же приглашали меня на премьеру». Они: у вас такой негатив на лице, мы вас не пустим…
- Фейс-контроль.
- Я говорю: не вопрос, вот касса. Купила билет, сходила на этот «туфель», написала всё, что думала. И тогда уже приехала делегация. И с тех пор, когда касалось дело «Пилигрима», мне звонили из мэрии или кто-нибудь приезжал.
А тут я побывала на депутатских слушаниях (по поводу увольнения Натальи Дроздовой с должности директора театра «Колесо». – Ред.), которые происходили при большом стечении народа. Я была на этих слушаниях. То есть, не где-то в канаве нарывала грязь и золото мыла – там были депутаты, чиновники, журналисты и театралы. Я записала все позиции. Позиция четкая была у тех, кого изгоняли: прозвучала и фамилия Вавилина, и угрозы. Очень невнятно отвечали Незванкина (ныне директор театра «Колесо». – Ред.) и Ширнина (вице-мэр по социальным вопросам. – Ред.). Я пришла и с божьей помощью все это написала. И тут начались звонки из мэрии: чего там Плотникова написала, пришлите нам, мы почитаем. Мы долго оттягивали момент, ребята собрали даже редколлегию – потому что они понимали, что это информация, которая есть, её не спрячешь же. И решили, что поставим. Пошлём им – и пусть они свой комментарий дадут, если что-то им не понравится. Не успели мы отослать, раздались звонки через третьих лиц: мол, вообще газета может завтра не выходить, раз вы печатаете такие вещи, до нового года вообще вас прикроем, и про зарплаты что-то. Тут все поникли. Я говорю: девчонки, что ж я вас подставлять-то буду, третий материал уже – то куколки у меня снимались…
- Что-то на культуру все набросились.
- Да… Говорю, я пойду на баррикады – отдам материал, кто его возьмёт. И получилось так, что он
вышел в "Тольяттинском обозрении".
- По сути, ты столкнулась с цензурой. Первый раз в жизни? Ты же работала в советских изданиях – и тогда были вещи, которые нельзя было писать.
- А вот ты знаешь, не били по рукам…
- А здесь вот конкретно нахлобучили?
- Раньше не били. Понимаешь, я не ностальгирую сильно по тем временам, но тогда, если появлялась заметка в газете, то ставили, пардон, раком виновного – то есть проверялось по партийной линии. Народный контроль тогда был, которого боялись пуще всего. Газету изучали от и до…А сейчас – свисти куда хочешь про что хочешь. Поэтому, наверное, и журналистика такая сейчас – я имею в виду, молодёжная: просвистел, забыл и ушёл. А у нас было продолжение каждой темы…
По рукам мне не давали, из номеров ничего не снимали, не было…
Полностью прослушать программу можно на сайте радио Лада FM