- Совершенно случайно. После Улан-Удэ, русского государственного театра имени Бестужева, я был год на вольных хлебах, ставил спектакли, ездил. Ко мне приехала двоюродная сестра, главный метролог города Тольятти, и говорит: «Володя, а что ты в Тольятти не переедешь? Здесь несколько театров, попробуй». Я написал директору Молодежного драматического театра Владимиру Коренному, он говорит: «Приезжай, попробуй». Я приехал, мы познакомились, театр мне понравился, я начал работать. Я всегда работал вдалеке от Волги, хотя сам родился на Волге: бросало то на Южный, то на Северный Урал, и на Дальний Восток, и на Северный Кавказ и пр., а на Волгу (где начинал актером и режиссером) так и не получалось. Здесь – все сошлось. Я помню, первый день приехал – сразу поехал на пляж, со стороны Жигулевска, в Моркваши. Сел в Волгу, как раз 2010 год, самая жара, вода теплая, как парное молоко. Сижу в труселях, и какие-то три бабки стирают рядом белье, поют песню «Волга-матушка». Я сижу и утираю скупую мужскую слезу: такое ощущение, как будто я к корням своим вернулся. Очень эмоциональная была встреча.

- Я не считал. У меня получилось где-то семь серьезных переездов по городам, где я жил. И где-то около 20-и раз я выезжал в разные города для постановок спектаклей.

- Да, семь лет я проработал в Башкирии в Стерлитамаке в Государственном Русском Драматическом Театре. Причем сначала актером, потом режиссером, поэтому у меня есть серьезный сценический актерский опыт. В основном меня использовали как комедийного актера. Хотя ролью Тузенбаха в «Трех сестрах» Антона Чехова я дорожу и поныне.

- Да, я бы хотел здесь остановиться по двум причинам. Первая – рядом река Волга, это очень важная для меня штука, сакральная. И вторая – приходит такое время, когда уже «пора собирать камни». Искать тот театр, в котором тебе комфортно – это не самый короткий творческий путь. Надо сделать хорошо там, где ты живешь, - вдруг понял я. Хотелось бы здесь остаться всерьез и надолго.

- Если начать с последнего, то своей удачей я считаю работу по пьесе Николая Эрдмана «Самоубийца». Мне кажется, я нашел очень любопытный ключ к этой пьесе. Более того, именно на этот период так сложилось, что у меня был какой-то творческий подъем, когда я создал несколько хороших спектаклей в МДТ и на стороне – такие как «Без вины виноватые» Островского в Академическом театре имени Лермонтова в Ставрополе, в Ростовской области – «Грозу» того же Островского, очень любопытным у меня был «роман» с Петрозаводском в Карелии. Очень много ездил, были очень интересные предложения. За весь мой двадцатипятилетний стаж – это был наиболее яркий и плодотворный период моей жизни, творчески эффективный, по-человечески ценный период. С большой любовью вспоминаю МДТ. И эти воспоминания не о прошлом, они серьезно остались и сейчас.

- Я пришел тогда, когда еще команда – та, которая затем уволилась, - здесь была. Естественно, приняли меня «как чужого». А сейчас ситуация видится мне в таком разрезе: когда я работал в МДТ – я был интересен городу и тем, кто смотрел мои спектакли, никаких претензий ко мне не было. Как только я пришел в «Колесо» - я автоматически оказался на другой стороне баррикад. Хотя я не собирался ни с кем воевать – это не свойственно мне совсем. Вот такая странная вещь... Скажем так: я «попал под замес», что меня очень расстраивает. И я благодарен тем людям, которые остались, они отнеслись и относятся ко мне очень бережно. Я говорю это совершенно искренне, ничего не боясь. В принципе, театр «Колесо» - это такой же театр, как и везде, со своей историей и традициями, здесь очень профессиональная команда, что радует, конечно.

- У Олега Ефремова в его автобиографической книге была замечательная фраза, она звучала так: «Актеры – это банда, с ней можно только договориться». Поэтому я пытаюсь сейчас на протяжении года-двух просто договариваться с актерами. Я прекрасно понимаю, что никто не испытывает ко мне громадной любви. Я понимаю, что есть такое понятие как производство, когда нужно сделать какую-то работу, сконцентрироваться на какой-то период. Есть люди, которые меня знают давно, с ними попроще, они знают, как я работаю, их легче увлечь, их легче повести на какую-то интересную затею. Есть люди, которых я мало знаю, мне с ними приходится договариваться. В принципе, нормальная театральная ситуация, созданы почти идеальные условия, чтобы творить. Никто этому не мешает, на самом деле. Есть просто небольшие компромиссы, есть небольшие «но», которые не позволяют сделать то, что я бы хотел в полной мере. То есть – идет такая долгая притирка. И самое главное – нет желания НЕ приходить на работу. Я с удовольствием открываю ключом свой кабинет, с удовольствием встречаюсь с любимыми актерами, которые меня окружают, и понимаю, что они очень-очень разные, что нужно какое-то количество времени, чтобы с ними «договориться». Я вдруг впервые в жизни понял, как трудно научиться любить людей вокруг себя. Есть такая замечательная фраза, которую повторял один знакомый талантливый режиссер (с коей я согласен): «Вне любви я не размножаюсь». А «размножаться» приходится, потому что на кону – спектакль, и я не могу подвести тех, кто в меня верит. И еще потому, что у меня есть свои творческие вопросы – жизненные, человеческие, которые я решаю через спектакль. Хотя сейчас, впервые, находясь в условиях театра «Колесо», вдруг понял, что мне самому нужно научиться любить и прощать. Это очень трудно на самом деле. Ты знаешь, это как в церкви: для того, чтобы начать разговаривать с Богом, надо свою гордыню каким-то образом прижать и попытаться научиться отдавать – вот это самое сложное. И я к этому пришел только сейчас. Я считаю, это самое большое мое достояние на сегодняшний день (завтра может быть по-другому).

- Начнем с того, как мы замечательно ехали и где нас поселили. Нас уже во второй раз поселили в авторской гостинице в центре Воронежа, называется она «Бронзовый кабан». Спасибо нашему директору – были очень хорошие условия, что важно для актеров. И так как воронежский зритель нас уже знает, в прошлом году мы удачно «отстрелялись» - они уже были потенциально настроены на качественный продукт. Зрители в Воронеже сильно отличаются от тольяттинского зрителя, включая детскую публику. Как показатель – в финале «Скамейки» зритель встал и подхватил финальную песню из спектакля. Они не уходили, просто все хором подпевали эту советскую песню. Я свои спектакли обычно не смотрю: ухожу, прихожу, слушаю больше. А тут посмотрел от начала и до конца. Там был один момент, когда актер Олег Погорелец случайно попал в урну туфлей, которую снял у актрисы Елены Барамиковой с ноги, и тут же сымпровизировал: «Я с детства баскетболом занимаюсь». И Елена «раскололась». И зритель «раскололся». Понимаешь, они чувствуют эти актерские импровизации, и были нам очень благодарны за то, что это происходит здесь и сейчас. Вот что значит – театральная публика. Удивительные, конечно, были гастроли – очень теплые по зрительскому приему.

- Во-первых – это пространство. Не самое неожиданное решение, но оно меня очень выручило. Потому что мне пространство сцены, на котором мог бы быть этот спектакль – это когда сценическая коробка: зритель сидит в зале, а актеры играют на сцене, – очень сильно мешало. Я никак не мог «придумать», найти ключ к материалу из-за этого расположения зрителей относительно актеров. Не буду раскрывать все замыслы раньше времени, на премьере встретимся. Скажу только, что хочется создать систему новелл о похождениях Дон Кихота и Санчо Пансы – причем с отношением… в духе испанского плутовского романа. В общем, хочется похулиганить, сломать какие-то определенные мифы. Хочется сделать очень театральную историю – по крайней мере, проверить, как она пойдет. Я ничего не боюсь, и мне нечего терять. Есть у меня определенный режиссерский портфель, в котором есть пьесы, которые я никогда не ставил, и я бы с удовольствием над ними поработал. У нас есть план до 2017 года, в котором они заложены. Мне интересны и Гоголь, и Достоевский, и Шекспир. К современной драматургии отношусь осторожно, хотя есть замечательные работы других режиссеров. Меня более серьезные проблемы интересуют в жизни, чем маленькие проблемки.

- Первое. Мне бы хотелось, чтобы прекратились разговоры: «Как тебе в «Колесе»?» В принципе, я здесь работаю уже два года, я уже часть этой творческой единицы, поэтому «Колесо» - это тоже я. Так хотелось бы в это верить.

Второе. Те люди, которые не желают нам добра и думают, что театр «Колесо» должен развиваться каким-то другим путем – они должны понять, что я никому не враг, и у меня никогда не было политических интересов, меня не интересует ни портфель, ни должность. Это совершенно точно. Меня интересует только творчество.

Третье. Мне бы хотелось, чтобы в «Колесе» наш путь не был связан с муниципальным заданием (в кавычках и в скобках), а был связан только с тем, чем должен заниматься театр на самом деле – поиском истины. А чтобы это произошло – мало только одного моего желания. Нужно, чтобы была команда, которая думала бы так же. Идеально было бы, если бы вообще об этом не думать – о проблемах «нужно», «надо», «обязаны», а заниматься только театром. Но сейчас положение российского театра весьма странное, мягко говоря. И мы не исключение.

Иногда мне кажется, что я делаю что-то не то, чего хотелось бы, что я кому-то чего-то должен, что я кого-то где-то обидел, что я должен кому-то что-то доказать. Это отнимает много сил. Я сравниваю театр «Колесо» и себя в нем как дом: это моя семья, что бы ни произошло – это мои проблемы прежде всего. В семье бывает всякое… Я и сам не подарок. Скорее всего – не подарок. «Ничто так не разрушает театр, как апатия», - сказал Станиславский. Надо выходить и работать. И это зависит прежде всего от меня, больше ни от кого… Более того, я стал чаще ходить в церковь, и теперь рождаются какие-то очень важные вещи. Может быть, это самый большой успех в моей жизни – если думать не о творчестве, не о спектаклях, а о себе, что ты приобрел. И очень большим поступком является то, что я перевез сюда родителей. Потому что старые родители должны быть рядом с сыном. Когда я рядом – я могу им помочь. Это тоже большой шаг к Богу, будем так говорить. Важный шаг, мужской. В принципе, я поздно повзрослел. И то, что это сейчас происходит со мной – я очень этому рад.