В декабре исполняется 100 лет со дня образования в Самаре Союза журналистов. К юбилею "Парк Гагарина" решил поговорить с коллегами, и не только с ними, о журналистике. Мы пытаемся выяснить, что такое современная журналистика в Самаре? Где грань между журналистикой и пиаром, между журналистикой и пропагандой? Почему она с каждым годом становится все тоньше?
Сегодняшний гость агентства — Сергей Давыдов, главный редактор интернет-издания TLTgorod. Сергей публиковался в региональных и федеральных изданиях, участвовал в съемках программ, которые транслировались по центральным телеканалам. Награжден дипломом 1-й степени премии имени Артема Боровика «Честь. Мужество. Мастерство» за лучшее журналистское расследование 
– Как получилось, что ты стал журналистом?
– Чтобы я мечтал о работе журналиста, чтобы мне она снилась, или на меня снизошло озарение сверху — нет, ничего такого близко не было. В профессию занесло практически случайно.
Окончив юридический факультет Ульяновского Государственного Университета, я вернулся туда, где родился и вырос — в Инзу. Это небольшой городок на западе Ульяновской области с населением примерно 20 тысяч человек. «Сталинская» застройка, потолки — не допрыгнешь, белые бордюры на ровных дорогах, ухоженные парки и скверы, важный железнодорожный узел, несколько довольно крупных фабрик и заводов, — район, в котором я жил, назвали в честь одного из них, «Диатомовый комбинат», он до сих пор так называется, — такой во времена СССР была Инза. К моменту моего непродолжительного возвращения она, как практические все малые населенные пункты России, совсем зачахла.
Устроился работать в городскую администрацию по специальности — юристом. Мне выделили огромный кабинет со столом для заседаний в форме буквы «т». Обшарпанные стены, стеллажи с томиками Ленина и Маркса, желтый дисковый телефон... «Совок» оттуда уходить не собирался.
В нагрузку к должности прилагалось председательство в двух комиссиях. Административная наказывала штрафами самогонщиков, уличную шпану, кухонных тайсонов и пр. Комиссия по реабилитации принимала и изучала документы у граждан, чьи родители были раскулачены при Сталине, после чего решала, имеют ли они право на получение компенсации. Кстати, тогда это были совсем неплохие деньги.
Какой только натурпродукт не несли «клиенты», чтобы «замаслить» юриста! Кур, мясо, семечки, сметану, самогон тоже несли! Но брать было нельзя. Распоряжение главы администрации.
В тот период было очень не просто, как впрочем, всем бюджетникам. Зарплату, и без того маленькую, задерживали на несколько месяцев, вокруг царили тлен и безнадега. Порой бывало совсем грустно. Так, однажды деревенская бабулька приносит документы на реабилитацию. Бегло пролистываю, вроде все в порядке. Говорю ей об этом и называю дату, когда должно пройти заседание комиссии. А она сидит на месте, не двигается, начинает тихо плакать и лепетать: «Сынок, а разве деньги не сразу дают? Как же так?! Я-то думала — сразу. У меня внучок за дверью, он ведь душу из меня вытрясет, если выйду без денег. Он молодой еще, ему-то они нужнее».
Пришлось долго объяснять бабушке и приглашенному в кабинет внучку, опасного вида похмельному лоботрясу, что на самом деле компенсацию они увидят в лучшем случае через полгода — у государства просто нет денег, чтобы выплачивать ее сразу. Все это время внучок молча смотрел на меня исподлобья как на врага, какого в жизни у него еще не было. 

В начале 1999 года я увольняюсь и решаю попытать счастья в Тольятти. Тогда сюда многие приезжали, считалось, что город насколько молодой, настолько же и перспективный. Сердечно благодарен родственникам, которые приютили меня до тех пор, пока не заработал деньги на первую съемную квартиру.
В поисках работы по профессии обивал пороги практически всех местных подразделений прокуратуры и милиции. Надеялся исключительно на удачу, так как отдавал себе отчет в том, какие там практикуют методы приема на работу. В той же прокуратуре видел закрытые на ключ пустовавшие кабинеты — они ждали, когда получит диплом чей-то там сыночек, племянник или «друг семьи». Мне нигде не отказывали, вежливо обещали позвонить в случае появления вакансии.
Параллельно с этим искал работу по объявлениям в прессе. Однажды утром пришлось отстоять небольшую очередь к ларьку. Оказалось, завезли свежий номер газеты «Тольяттинское обозрение». Народ жадно хватал газеты, начинал читать прямо на ходу. Взял сразу несколько номеров, обеспечив вечер увлекательнейшим чтивом. Как сейчас помню, на первой полосе одного из номеров была опубликована большая фотография с тремя местными бандитами, которые отдыхали в ресторане. Первый радостно скалился в камеру, второй улыбался поскромнее, самым серьезным был третий, высокий, в темных очках. К слову, никто из них не дожил до конца года.
А буквально через несколько дней на последней странице бесплатной газеты на глаза случайно попалось малюсенькое объявление о том, что в «Тольяттинское обозрение» требуются корреспонденты. Взволнованный, в указанный час заявляюсь в редакцию «ТО» на Мира, 33. Собеседования как такового не было, хотя именно эта встреча, будничная и скоротечная, определила мою профессию и последующие десять лет карьеры. Главред Валера Иванов быстро спрашивал: «Ноги быстрые? С русским языком дружишь, писать умеешь? Опыт работы, связи есть?». Казалось, мои ответы его особо не интересовали. «Разыщи... (Иванов назвал фамилию редактора одного из отделов), он тебе скажет, что делать». В следующую секунду Валера забыл про меня и оживленно говорил по телефону. 

– Для тебя существует такое понятие, как современная журналистика? Есть какие-то существенные различия в журналистике 10 лет назад и в журналистике сегодняшней?
– Это понятие никуда не делось и никуда не денется. Но сама суть журналистики постоянно трансформируется. Множество объективных и субъективных процессов влияют на то, каким образом выглядит она на данный момент. В свое время была советская журналистика, у нее были свои нюансы. Журналистика в момент развала Советского Союза, в период «гласности» и «перестройки», а также президентства Ельцина, совсем по-другому выглядела. В то время она была ближе всего к той журналистике, которая во всем мире считается неким эталоном. Сейчас она сделала поворот к советским временам, когда во главе угла стояла пропаганда. Наверняка через энное количество лет журналистика также претерпит существенные изменения. Когда это произойдет? Когда сменится власть в стране, наверное, когда же еще. Кроме того, большое влияние на журналистику оказало появление интернета. Без него практически невозможно представить сейчас жизнь. Интернет занял определенную нишу, которая постоянно расширяется и влияет на другие направления журналистики — на телевидение, печатную прессу, и т.д.
– Ты говоришь — журналистика изменилась. Существует ли в наши дни различие между журналистикой и пропагандой, или сейчас это слилось воедино, и особых различий нет, все произошло вплоть до смешения?
– Если брать подавляющее большинство СМИ, то в их работе, конечно, можно усмотреть элементы пропаганды. В первую очередь это касается телевидения. Новостные и общественно-политические программы на ТВ невозможно смотреть без удрученного покачивания головой. Так называемая независимая журналистика существует лишь в горстке СМИ. Ну, еще социальные сети позволяют более свободно высказывать мнения, освещать острые, злободневные темы. Время сейчас такое: само существование телевидения, газет, журналов, сайтов, как правило, зависит от финансовых вливаний из бюджетов — федерального, региональных, муниципальных, от бизнеса, который напрямую аффилирован с властью и лоялен к ней настолько, что в работе таких СМИ не ждут «проколов» при освещении событий — тех, которые им позволено освещать. 

– Раз уж заговорили о пропаганде — то поговорим и о цензуре. В каком виде она существует сейчас? Это политическая или экономическая цензура?
– Внешняя цензура и самоцензура запущены на полную катушку. Если брать зависящие от властей СМИ, там все понятно: есть определенное направление, по которому работают их сотрудники, строгая линия партии, скажем так. В оппозиционных СМИ тоже ведется определенная линия, хотя там люди работают более-менее свободно, но все равно есть масса тем, которые освещаются под строго определенным углом.
Что касается Тольятти, по-моему, здесь больше самоцензуры. Редакторы и журналисты прекрасно знают, в каких местах расставлены флажки, за которые нельзя забегать, людям не нужно ничего объяснять лишний раз. Никто не хочет потерять работу в то время, когда, к сожалению, профессия становится все менее востребованной.
Внешняя цензура в первую очередь работает в тех СМИ, которые содержатся за счет государственного и областных бюджетов. Как я знаю, в них на постоянной основе поступают «ценные указания сверху», плюс кураторы внимательно следят, чтобы, не дай бог, не вылетело лишнее словечко. Вдобавок государство, прикрываясь благими намерениями, в последние годы нагородило столько ограничений, что сегодня надо быть настоящим эквилибристом, чтобы не свалиться в загребущие лапы Роскомнадзора, прокуратуры и прочих надзорных структур.
– В твоей работе как-то проявляется цензура?
– Мою работу процесс сужения правового поля, в рамках которого позволено работать, затрагивает постоянно. Я в полной мере на себе испытал действие сегодняшней репрессивной системы — иной ее не назовешь, настолько широко и глубоко проникли разного рода запреты в жизнь СМИ. Не знаю даже, стоит хвалиться этим, или нет, но меня через суд пытались привлечь по целому ряду запретительных статей Административного кодекса РФ, которые на тот момент применялись редко, либо еще не применялись вовсе. Меня и пропагандистом фашизма пытались признать, и пропагандистом нетрадиционных отношений среди несовершеннолетних. Отбился, выиграл, хотя такие дела до меня в России вообще не выигрывали. Потом, я слышал, даже на уровне Верховного суда РФ обсуждалось: как вообще смогли допустить такое, что некто Давыдов из Тольятти попадает под суд по статьям, которые должны пройти «идеальную обкатку», и не признается виновным? А история с привлечением за разглашение персональных данных членов одной известной ОПГ, у которых руки по плечи в крови, вообще растянулась на пару лет. Каюсь, последний, точно не помню, какой уже по счету суд, пришлось специально проиграть. Тогда в суд поступила бумага из Москвы аж от замруководителя Роскомнадзора — как посмел ваш журналист называть уважаемых людей по именам и фамилиям, связывать их с убийствами, рэкетом, мошенничествами?! Разобраться и наказать! Тогда пришло понимание, что в данном конкретном случае бороться с защищающей «уважаемых людей» системой бесполезно.
Однажды осмелился написать о методах работы одного очень высокого областного, теперь уже бывшего чиновника, который, как выяснилось, щедро платил блогерам за всяческое унижение и обливание смердящими помоями практически всего своего окружения, неугодных бизнесменов и даже федеральных министров. Вскоре мне об этом пришлось пожалеть. Из Самары примчалась бригада в погонах, подключили тольяттинских коллег. В офисе и дома прошли обыски с изъятием всех «гаджетов» и рабочей техники, два опера-кабана пыхтели и роняли мебель, пытаясь вырвать у меня телефон, с которого я всего лишь хотел позвонить адвокату. Как считаешь, после такого стоит задуматься о самоцензуре?
Работая главным редактором сайта TLTgorod, я по сути являюсь наемным менеджером. И, естественно, хочется мне того или нет, я не могу перейти ту черту, которую нарисовал учредитель, я не могу делать то, что противоречит его интересам. У нас было много разговоров, горячих споров — следует ли всегда и во всем рубить правду-матку, как Чапаев шашкой, порвать и сжечь список нежелательных тем? Сошлись на том, что сейчас наступило время, когда, так скажем, в какие-то моменты работы следует проявлять осторожность. Правда, по большому счету, сейчас мало кому нужна: в марте более 70% жителей страны охотно согласились с тем, что им не обязательно ее знать.
И еще о самоцензуре. В Тольятти происходило много печальных событий, связанных с нападениями на журналистов, что не могло не отразиться на формировании городского информационного поля. Столь сильное влияние на СМИ, на их развитие и будущее, угрозы физического насилия оказали, пожалуй, разве только что в Москве. К нам приезжали с различных телекомпаний, снимали сюжеты, постоянно просили: «Сергей, пожалуйста, обязательно добавьте, ввинтите в свою прямую речь, что Тольятти — это город убитых журналистов». Чувство страха, чувство того, что тебя никто не защитит, что за смелые слова ты можешь в любой момент получить пулю в спину или заточку в печень, и никто за это не ответит — оно очень сильно повлияло на то поколение журналистов, на глазах которых все это происходило. А нового поколения, по большому счету, так и не выросло.
Раньше город впитывал в себя, как губка, массу талантов, которые приезжали сюда со стороны, здесь формировались таланты, которые выбрали путь журналистки. Но после серии убийств возникло такое ощущение, что как будто отрубили вот это все...
– Как ты относишься к тому, что человек гордится тем, что не смотрит телевизор, и при этом пользуется интернетом?
– Это его личное право, каким источником информации пользоваться. Разумеется, интернет дает больше возможности увидеть многогранную картину мира. В интернете более богатый, насыщенный, оперативный контент. Пользователь сети имеет возможность ознакомиться там с различными точками зрения, в течение нескольких секунд перейти, к примеру, с сайта либеральной направленности на сайт прогосударственный, потом перейти на какой-то зарубежный сайт, если владеет иностранным языком. В интернете доступна критика, которая в других СМИ в России в силу тех причин, о которых мы говорили, невозможна. Другое дело — интернетом все-таки нужно уметь пользоваться.
С телевидением проще: есть пульт и кнопки с телеканалами, сиди, щелкай себе на здоровье. Вирус не подхватишь, «неправильную» информацию не увидишь. Люди с критическим складом ума отдают себе отчет в том, что из трансляций в ящике они никакой ценной информации не получат, 24 часа в сутки идет одно сплошное «Кривое зеркало». Лично я кроме спорта по ТВ давно ничего не смотрю. Но гордиться тем, что ты шаришь в интернете и не смотришь телевизор — это все-таки какая-то наивная местечковая гордость.
– Ты говорил о разных возможностях федеральных и местных СМИ. Возьмем тольяттинские СМИ и наш областной центр Самару: существует ли сейчас тольяттинская журналистика, существуют ли СМИ в Тольятти и Самаре?
– В Тольятти есть ряд интернет-изданий и газет, есть телевидение, которые имеют свидетельство о регистрации в качестве СМИ — значит, это СМИ и есть. К сожалению, в местных средствах массовой информации подачу эксклюзивов системой назвать нельзя. Это единичное проявление инициативы тех авторов, которые, порой на свой страх и риск, создают тот или иной материал. Как и везде, у нас балом правит копипаста.
Мы говорили о самоцензуре, которая в первую очередь действует на местном уровне. В данном случае она диктует то, какой появляется контент. Политика, злободневные социальные темы, представлены очень бедно — как в Самаре, так и в Тольятти, я здесь особых различий не вижу. В основном идет имиджевая информация с освещением достижений органов власти. Критика присутствует, но она появляется только тогда, когда идет конкретный заказ со стороны хозяина издания или со стороны тех, кто готов заплатить за продвижение такой информации. Пиар, пропаганда и не связанное с этим освещение каких-то тем — они постоянно переплетаются между собой. Сегодня, к примеру, человек пишет подхалимскую статью, завтра этот же автор-многостаночник — а сейчас нужно быть многостаночником, если хочешь зарабатывать деньги, — пишет рекламу, а послезавтра «для души» создаст «протестный» очерк. Но скажи такому автору, что он не журналист. Пожалуй, обидится.
– И последний вопрос. Есть ли какие-то СМИ, которые не являются для тебя источником информации?
– Мне гораздо проще назвать СМИ, которые для меня являются источником информации. Повторюсь, самое ценное, что может быть в журналистике — эксклюзив. К сожалению, за него сегодня платят не столько, чтобы мотивировать журналистов на его постоянное создание. СМИ, которое выдает хотя бы 20 процентов оригинального контента, уже способно вызвать интерес.
Если брать федеральный уровень, систематически знакомлюсь с материалами «Интерфакса», РИА «Новости», «Лайфа», РБК, «Новой газеты», радио «Эхо Москвы», телеканала «Дождь». На уровне области — газета «Самарское обозрение», в «закладках» на компьютере также сайты «Волга Ньюс», «Прогород», «63.ру», «Парк Гагарина». CityTraffic и «День города» – единственные, по моему мнению, сайты в Тольятти, который в настоящий момент переживают стадию роста. Городская печатная пресса находится в глубокой коме, из которой вряд ли выйдет, лишь иногда попадаются на глаза «Понедельник» и «Площадь Свободы».
Так же источниками информации в моей работе являются социальные сети Фейсбук и ВКонтакте.
Беседовал Вячеслав Смирнов 
Фото автора, из архива С. Давыдова