Вскоре после визита Горбачева меня утверждали на бюро горкома КПСС в должности ответственного секретаря. Даже такая вот, казалось бы, чисто техническая должность была внесена в соответствующий список. И после утверждения я становился «номенклатурой горкома». В зале, где сейчас проходят заседания Думы на возвышении, за длинным тумбообразным  столом, сидели члены бюро, я стоял перед ними и отвечал на вопросы. Обо мне уже сложилось тогда устойчивое мнение как о «митинговом демократе». К тому времени я опубликовал в центральных газетах несколько заметок с критикой местных партийных органов. «Что же ты, – сказал первый секретарь Сергей Туркин, – пишешь, что мы тут консерваторы…» Я выпрямился, рванул на себе тельняшку. «Партия – это не казарма, Сергей Иванович!» – с пафосом Павлика Морозова вскричал я. Туркин замахал на меня руками: «Все. Иди, иди…»

Вообще, конечно, они могли бы меня и не утвердить. Но, странное дело, партийные органы в тот период оказались как бы полупарализованными. К тому же периоду относится мой случайный «наезд» на секретаря по идеологии обкома КПСС Ивана Китаева. Выступая на пленуме  Автозаводского райкома КПСС, он уныло рассуждал об опасности «митинговой демократии». Когда пленум закончился, я поймал его где-то за сценой и начал убеждать, как он не прав. Вы же призваны нести свою идеологию в массы, говорил я, чего же вы боитесь? Ведь на митингах как раз и собираются люди, которых вы должны убеждать. Идите на митинги, спорьте, доказывайте свою правоту. Китаев смотрел на меня, как на прокаженного, и ничего и не отвечал. Ни слова. Хотя мог бы вполне резонно ответить: «И это пройдет».  

Мог ли кто-нибудь тогда полагать, что от митинговой мы придем к суверенной  демократии, минуем и ее, чтобы застрять где-то в духовных скрепах. И что это путь проложат нам бывшие функционеры КПСС. Понятно, ничего такого не мог тогда предвидеть Иван Никифорович. Немногим позже, когда руководство обкома во главе с Евгением Муравьевым было буквально изгнано митингующими, он покинул Куйбышев и какое-то время работал в Москве директором центрального партийного архива. Нашел дело по темпераменту.

И еще в этой связи мне вспоминается, как секретарь парткома ВАЗа Юрий Архипов еще до всех событий сказал мне во время интервью: «Все, что потребуют от меня мои руководители, я исполню беспрекословно…» С этими людьми ничего невозможно было поделать. Их детство совпало  со временем, когда вокруг кишели «враги народа», которых едва успевали отлавливать и расстреливать. Беспрекословность стала пожизненным проклятием этого поколения. Моисей 40 лет водил евреев по пустыне, чтобы они забыли о египетском рабстве. Но в нашем случае и сорока лет оказалось недостаточным. Многим  и поныне мерещатся «враги» за каждым углом. Поиск врагов – вот она нынешняя идейная основа государства. Других идей у нас нет. Газета «Ведомости» недавно писали по поводу очередного «патриотического» телефильма: «Граждан отвлекают от проблем, связанных с дурным управлением, воровством, лицемерием представителей партии власти. Людям объясняют: обращать внимание на воровство начальников — значит быть власовцем».

Но вернемся в восьмидесятые. Многим тогда казалось, что перемены коснуться только внутреннего устройства партии, методов партийного руководства. Строй останется незыблемым.  Так думал и я. Поэтому  мы так настойчиво грызли дырки в партийном монолите, не предполагая, что вместе с ним рассыплется все, что было возведено за 70 лет.  

Запреты рушились. Нам удавалось то, о чем вчера еще и не мечтали. Я вел колонку в поддержку нарождающихся кооперативов. Написал и без проблем опубликовал статью к 20-летию вторжения советских войск в Чехословакию. Рассказывал в ней о людях, которые протестовали против проявлений «советского империализма», бичевал конформизм, призывал к очищению. Никак не прореагировала на «провокационную» статью  еще действующая на тот момент цензура. Наступили другие времена. Мне удалось перепечатать откуда-то заметки о Высоцком и Тарковском, и меня никто не одернул.

Евгений Жаплов опубликовал целый сериал о проститутках, обслуживающих иностранных гостей, в основном в гостинице «Жигули». Это была профессиональная гильдия так называемых валютчиц. Материал шел с продолжением в нескольких номерах и получил невиданный резонанс. Ведь до этого у нас такого позорного явления, как проституция, не было. Жаплов открывал шлюзы, и я по-доброму ему завидовал: где только фактуру такую смог нагрести. Одновременно мы боролись с пьянством и воспевали безалкогольные свадьбы.

Во многом редакционная жизнь сохраняла свою инерционность. По-прежнему цвела своим цветом система заавторства, проще говоря, литературного рабства, когда не менее 60 процентов опубликованных строк должны были идти от имени внештатных авторов –  ударников труда, активистов, партийных функционеров. Гонорары за эту отработку штатным корреспондентам не платили. Как говорила Валентина Макаренко, «мы писали, а они, используя интеллект журналистов, делали карьеры». Случались и с этим казусы. У меня, как работника секретариата, такой отработки не было, но, тем не менее, меня как-то попросили написать статью за второго секретаря горкома КПСС. Было это еще в доперестроечные времена. Мог ли я уклониться? В общем, подготовил я статью, при этом сделал ошибку: вместо «факельный выброс» написал «фекальный». Так и вышло. Что тут началось – опозорил секретаря горкома, отвечающего за промышленный сектор! Но, ребята, я же посылал статью «автору» на согласование – он читал или нет собственное произведение?.. 

Про газетные  ошибки, вообще, можно долго рассказывать. Я уже вспоминал как-то о знаменитой передовице, вышедшей к очередному дню рождения вождя. Вместо «Ленин – вдохновитель всех наших побед» вышло «вдохновитель всех наших бед». И опять же дежурным редактором по этому треклятому номеру был Коля Дракон. Ох, и досталось же ему, бедняге.

Но и в самый разгар перестройки партийные органы напоминали о себе. Не помню точно, в каком году, в 87-ом или в 88-ом, проведение ленинского коммунистического субботника совпало с православной пасхой. Накануне этой даты газета опубликовала подборку писем читателей, связанных  с пасхальными традициями. В каком-то письме так и ставился вопрос: пусть партийные органы организуют субботник на кладбище, ведь многие люди на пасху едут навестить своих ушедших родственников. А там грязь, мусор, не прибрано. Да еще и автобусы не ходят.

От такой наглости горкомовские просто взбесились. Вызвали в день субботника Филатова и устроили ему головомойку. Приезжает он из горкома, а мы в этот момент с метлами перекуриваем у «Современника». Вышел он из машины, подошел к нам, вздохнул и говорит: «Ощущаю себя селедкой в сэндвиче  – и сверху давят, и снизу жмут».

Немного позже он произнес свою коронную фразу: «Никакой перестройки нет! Нас как слепых котят бросают на штыки». Игорь Орлов помниться определил то, что творилось с Филатовым, словом: сшибка. Это когда честь и долг действуют в человеке на разрыв. Я все повторял: «Надо быть смелее. Процесс необратим». Филатов не разделял моей уверенности: «А вот Туркин спросит: вы где на учете состоите?» «Как где? – вскидывался я, – в КПСС! Не в партии Туркина! Не в тольяттинской коммунистической партии!» Сейчас все это похоже на театр абсурда. Но ведь мучились. Ночами не спали. Спорили до хрипоты и в каждом докладе Горбачева искали какие-то скрытые сигналы, не до конца нам ясные.  

Партийные органы никак не хотели сдавать последние бастионы. Пытались по-прежнему все контролировать. Даже фильмы, допущенные к прокату, запрещали демонстрировать местным кинотеатрам. В конце восьмидесятых с нетерпением все ждали премьерный показ в «Космосе» фильма «Легко ли быть молодым». Показ приурочили к открытию последнего съезда ВЛКСМ. Я пришел в «Космос» с заранее купленным билетом и тут услышал: «Кина не будет – кинщик заболел». А я перед этим дал в «ЗК» анонс  о премьере фильма, так что собралось зрителей, в основном молодых, у «Космоса» тогда немало. И хотя потом фильм показали, но я все-таки высказал Надежде Хитун, которая возглавляла идеологический отдел горкома, все, что я об этом думаю (хотя, конечно, не Хитун была инициатором запрета). Горкомовские тётеньки взяли под опеку деятельность популярных тогда видеосалонов, отбирали кассеты и в зале заседаний горкома устраивали закрытые просмотры всякой зарубежной лабуды. Решали, так сказать, изъять и запретить или оставить и разрешить.  Я присутствовал на одном из просмотров. Запомнил и фильм. Это была зверская порнушка. Племя каннибалов, перед тем как зажарить на вертеле и съесть какую-то грудастую блондинку, изощренно ее насилует. В общем, весело было. 

Примерно в это же время я познакомился с корреспондентом Центрального телевидения (тогда вещал по сути один канал) Володей Мезенцевым. Володя, спокойный, интеллигентный парень, долго готовил тут у нас очередной выпуск «12 этажа» – молодежной, чуть провокационной передачи (до «Взгляда» считалось, что это весьма круто). Подбор участников телемоста показался мне довольно странным – в Останкино отправилась группа в составе первого секретаря горкома КПСС Сергея Туркина, председателя горисполкома Анатолия Дубцова, секретаря комитета комсомола ВАЗа Лени Калашникова и автора этих строк. В Тольятти участников выбрали из числа комсомольских активистов, «авангардных» архитекторов, позвали несколько неформалов, и разместили их на каком-то бельэтаже (чуть ли не в торговом центре «Русь»). Темой передаче была реакция тольяттинской молодежи на призывы Горбачева «стать законодателями» и инициатива Чванова – поработать бесплатно на городских объектах соцкульбыта. Тема эта воодушевления ни у кого не вызывала. Шли какие-то вялые дебаты, и тут я, сидя в московской студии, попытался всех завести – крикнул, обращаясь к тольяттинской молодежи: «Поднимите руку, кто уже успел поработать бесплатно на стройке!» Повисла тягостная тишина. Никто руку не поднял. Объявили перерыв. Нас позвали пить чай, московский ведущий, некий Тихомиров, с которым я сталкивался еще на БАМе, человек очень мрачный, смотрел на меня волком. В общем, перестроечного задора не получилось. Может быть, этого и хотел Мезенцев – показать некий феномен тольяттинского перестроечного «застоя». Во всяком случае «отцы города» остались передачей недовольны. Уезжали из Останкина не в лучшем настроении. И хотя тогда царил «сухой закон», мы с Леней Калашниковым достали где-то вина и врезали как следует.  

Больше я с Калашниковым не встречался. Комсомольская карьера у него продолжалась недолго – Леня, как рассказывали мне позже, попал в автомобильную аварию, при этом оказался не совсем трезвым. Выкрутился из этой ситуации, но на какое-то время исчез с общественного горизонта. Сейчас Леонид Калашников – депутат Государственной думы от КПРФ, возглавляет какой-то комитет или подкомитет, ну, словом, что-то до предела нужное Родине.

А Володя Мезенцев  работал потом на Дальнем Востоке, я хорошо помню, как он «свергал» первого секретаря Сахалинского обкома КПСС. Ему понадобилось всего 40 секунд прямого эфира, чтобы народ пошел на штурм здания обкома. После этого следы его я потерял. Хотя, как позже узнал, он был среди защитников Белого дома и в 1991 и в 1993 году. В этой связи такое замечание: сегодня события октября 1993 года многие называют контрреволюцией. Возможно, так оно и есть. Только контрреволюционными были обе стороны: и Кремль, и Белый дом, и Ельцин, и Руцкой. «Майдан» безмолвствовал. Схватка шла за личную власть. И в результате народ отодвинули от власти больше, чем это было при КПСС. Кухарка теперь не вылезает из кухни. Здесь у нее персональное TV – сериалы о прекрасной жизни и бесконечные разоблачения врагов государства...

Летом 1988-го  к нам в редакцию неожиданно приехал консультант органа ЦК КПСС газеты «Правда» Валентин Логинов. Помогать нам правильно перестраиваться. Настроен был он очень дружелюбно, со всеми перезнакомился, побывал у многих дома в гостях, частенько обедал у меня, как мог развлекался и кое-что рассказывал о жизни в верхах. Однажды на планерке учил нас писать передовые статьи. «А сколько времени у вас занимает написание передовой?» – спросил у него кто-то из наших. «Два часа, – сказал консультант, и, помолчав, добавил, – и всю жизнь…» Тем не менее, ничего чванливого в нем не было, держал он себя просто и в текучку не лез. Потом уехал, и о нем забыли. Но я его еще раз встретил –  на съезде движения Александра Руцкого «Коммунисты за демократию». И даже перед отъездом побывал у него в «Правде», прикупил на дорогу в редакционном буфете бутербродов с севрюгой...
Продолжение следует... 
Валерий Шемякин