|
|
Происшествия |
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
|
| Журналистские расследования | | | Забытый Тольятти. Часть 54. Последний из ставропольчан
Василий Федорович Новокрещенов Последний из ставропольчанПод самый занавес прошлого века я случайно узнал, что в Тольятти – и не где-то, а на самой что ни на есть Ставропольской улице – живёт чуть ли не столетний старик, которому есть что поведать. «Жив еще Новокрещенов, и он будет постарше Сонина, – обмолвился местный старожил и краевед Николай Назаров, который помогал мне собирать материалы для публикаций о ставропольском погосте и мемориале в Портпоселке. – И ум у него на редкость ясный. Успеть бы расспросить его…». Я успел!.. Выдержки из воспоминаний Василия Фёдоровича Новокрещенова (31 декабря 1904 – 30 декабря 1999) публиковались в сборнике "Ставрополь на Волге и его окрестности в воспоминаниях и документах", второе издание которого вышло в минувшем году. Там же, в книге, обстоятельные комментарии к тексту, подготовленные сотрудниками ГМК "Наследие" и автором этих строк (книга эта, хоть и по-прежнему раритет, есть в библиотеках города и Российской государственной библиотеке) – поэтому сегодня обойдусь без сносок. Многое из рассказанного Новокрещеновым в тот декабрьский вечер в канун 2000 года я использовал в своих очерках: в частности, историю о ставропольских дачах, чапанке, голоде 1920-х годов в Ставрополе, о том, как – по воспоминаниям земляков и современников – погиб Василий Баныкин. Сегодня я хочу дать эту «исповедь свидетеля века» полностью, без купюр. Собственно, его жизнь так или иначе вместила новейшую историю нашего города. До последних дней он оставался хранителем живой памяти о самобытном волжском Ставрополе, которого на карте давно уже нет. Представьте только: сто лет назад, в 1913 году, наш герой возил кумыс ставропольским дачникам и кланялся (или строил рожицы?) встречным дамам – может быть даже Инессе Арманд… |
Допотопный житель Исконно ставропольский житель Василий Федорович Новокрещенов не дожил до своего юбилея аккурат один день: в новогоднюю ночь ему бы исполнилось 95 лет. Говорят, он был старейшим из всех живущих ныне уроженцев допотопного Ставрополя. В каком-то смысле последним из ставропольчан. Он и сам чувствовал, что плох уже. Так и сказал нам за шесть дней до кончины: «Доживу ли до нового года – не знаю». Мы же, признаться, не поверили. Ясная, не утратившая мельчайших деталей былого память, четкая живая речь, эмоции порой через край – таким он предстал нам в тесной кухонке своего дома на Ставропольской, 40. За четыре часа разговора старик буквально утер нос годящимся ему во внуки и правнуки: ни разу не попросил передышки. И какая-то там быстролётная неделя по сравнению с прожитым им без малого веком (двадцатым, между прочим!) казалась сущим пустяком, одолеть который – раз плюнуть. Но если бы молодость знала... «Я исконно ставропольский» - Дед мой был в Ставрополе пильщиком дров: пилой маховой пилили, парой ходили. Помню хорошо, отцовы брат с сестрой его все время ругали, потому что пил здорово. И отец пил. Дед его восьмилетнего выкинул из дома, и он пошел к купцу Моржову, который содержал гостиницу (уже после, при советской власти в ней была организована артель «Красная заря», валенки валяли). Бывалоча, идем с отцом улицей Базарной – он и говорил: «Ты во дворе родился. Я в этом доме дослужился до пекаря-кондитера». А до этого он подавал чайники. Вот, скажем, собрались трое односельчан, привезли пшенички на продажу, ну и решили: «Ну что, с мороза-то выпьем». Возьмут селедку со стол, калач чудный, бутылочку за белой головочкой – сели, выпили, и одного воза пшенички нет как нет, пропили. |
Здесь же биржа была хлебная. Хлеб возили сюда. Купцы скупали хлеб у мужика. У них амбары были по воложке. Амбары сделаны так, что какая бы ни была вода – она не затопляла их. И вот каждый купец имел амбар. А зимой продавали. Скажем, рожь, пшеничку брал Башкиров, который имел крупные помольные организации в Самаре. Весной пригоняли баржу, на эту баржу нанимали людей и на лошадях из амбаров насыпали этот хлеб и возили в баржу. И везли на помол – в Самару, Сызрань. В Сызрани было производство крупяное: скажем, просо ободрать или еще что... На воложке было, помню как сейчас, шесть пристаней. «Волжское объединение», частный «Самолет», «Русь», «Кавказ-Меркурий»... Пароходы шли без конца-края. А у нас на берегу рынок, и были - как их в ту пору называли – обжорки. Были бойни, били скот – ведь тогда никаких гусаков не брали, все выкидывали. Вот эти женщины, занимающиеся обжоркой, ездили на тележках. Наберут потрохов, вымоют, выстирают – все чин чином, и прям на рынке готовят. Сделан у каждой очаг, в котором топят и жарят. И как только пароход загудел, они с этим горячим бегут на мостки продавать народу... Аромат французской булки С 8 лет я работал у купца Лобанова на ставропольских дачах. И родители там же: мать на кухне, отец по хозяйству. Вот я в школу когда ходил, на каникулах несколько лет у одних и тех же персов работал – они каждый год приезжали. Они были нефтяники, богатые, привозили своего повара. Утречком я прибегаю, пока-мись повар на базар собирается, первым делом подметаю их комнаты. Жили они просто: им никакой обстановки не нужно – койка, стул, вот и все. И терраса обязательно, где они кушают, играют в лото и встречаются с гостями. Я лично в эти встречи радовался. Потому что как только вечер, хозяин подзывает меня пальчиком и говорит: «Две пары лошадей нам». Я бегу в центр дач, на коновязь, там извозчики дремлют, кто в карты играет, кто чего. Я их уже изучил, все свои были, по договоренности. Подхожу, тихонько говорю: «Дядь Вань, поехали». Сам в пролетку с бубенцами сажусь, как барин, и еду до хозяев. Каждый раз извозчики мне по пятаку давали, за то что я их пригласил, а хозяин-перс сразу десять копеек на чай. |
Персы садились и ехали на кумыску – сюда же все приезжали лечиться кумысом. Кумыска знаете, где была? От автозавода правее к Степана Разина. Там табун был, очень много лошадей – потому что очень много хозяев было, которые держали, в том числе бритовские богатые татары. У каждого хозяина (у Климушина, у Никитина и так далее) были сараи, и татарки делали кумыс в лошадиных кожах, «курдюках». Из курдюка, как он сквасится, разливали по бутылкам, пробками завертывали, клали в корзинки – и увозили на дачи. На дачах здесь было что-то вроде больницы: кумыс прописывали. Кумыс был очень хороший, полезный. Разный: средний, малый, высокий. Возили его только ночью – днем невыносимо: пробки вылетали от жары. В плетенках по 20 бутылок... И вот поздно вечером – назад. Все было строго. Дачи были огорожены, и у самых главных ворот стояла городовая будка, полицейские. Вы едете с бубенцами ночью – останавливают: «Снимайте, не беспокойте господ»... Я жил на Лузановской, а рядом, на Полевой, была большая площадь. Там курзал был – прекрасный курзал, по всем правилам архитектуры отделанный, сыстари веков. И галерки, и чего только там не было, а сбоку специально сделали для музыкантов духового оркестра. Парк – рассаженный специально, между аллеями сиденья и все, что угодно. Дорожки помню хорошо: даже привозили щебеночку белую, подстилали. Были рестораны, играли в биллиард, целыми ночами сидели. В карты играли. Даже рулетка была… Так и зарабатывали. Бывало, мы с сестренкой Анечкой ставили господам до восьмидесяти самоваров в день. Выстоим самовар шишками, а поднять-то не осилим, чтоб обтереть, – старшие прибегут, помогут. А потом несут господам самовар и поднос. На подносе французская, скажем, утрешняя булка, пара яичек, масло сливочное, сыр – завтрак, словом, господский. |
Сыром мы брезговали – я его не ел. Хотя сыр был исключительный, конечно, просто мы не кушали, не наша пища. У нас был свой огород, сами садили: тыкву, картошку... Помидору – нет, уже потом разобрались: оказывается, продукт очень приятный, и стали сеять. У нас лошадь была, коровёнка. Огороды были большие. А вообще сельское хозяйство было маленькое, потому что царь давал землю только на мужскую душу, а в нашей семье было всего две души. Но земля была закрепленной навечно, бесплатно, за нее никаких налогов не брали. В Думу ходили: земельное управление давало дополнительно землю в аренду. Аренда большая. Неважно, земля хорошая или плохая, – все равно денежки плати. Вот мы понятия не имели, что такое пшеничка. Белый хлеб ели только на Рождество и Пасху. А так матушка-ржанинка, и все. Графские развилки Хорошо, что я, когда постарше стал, на лошади работал все время, лес возил. А ломовую лошадь надо кормить не просто травой – хлебом. Так вот, городская дума давала дополнительно землю в аренду... Лошадь нас кормила, что говорить. Куда только ни подряжался. На лесозаготовках работал. Было время, возил из Самары водку. Ее ведь в то время не возили ни пароходами, ничем, потому что экономисты подсчитали – невыгодно. Гораздо выгоднее нанять лошадей. Вот я везу, скажем, 25 ведер, мне дается две бутылки на бой. Если они разобьются, с меня за них денег не берут, если нет – забирай себе. Я тут же, в магазине деньгами брал. Вот такой был порядок... Сам я, к слову, до 25 лет водку не пробовал. Мы на лошадях возили грузы в зимнее время разными путями. Первый путь – Волга встала, снег мелкий, и через горы: Моркваши, Отважное, Бахилово, и едешь Волчьим оврагом (в Волчьем овраге был кордон, лесником от царя была Марья Ивановна, я ее знал, тоже останавливался), выезжаешь на Рождествено, Ширяево. Как только снега пошли – уже не разъедешься: оттуда обоз, отсюда обоз, и начинаешь жребий кидать – кого скидывать. Народ берет сани с грузом, переставляет, проедут – потом на место ставят... 60-80 верст получалось. А если поехать через Красный Яр, через Курумоч – тут и все 120 было… В Подстепках барин жил – управляющий графа Орлова-Давыдова. Сам граф приезжал в два года раз. Почему так, не знаю. Когда я работал в борковском совхозе и был директором совхоза в Жигулях, его личный кучер ползком, еле-еле, но каждое утро приходил на конюшню – настолько у него впитанность была. Управляющий в Жигулях был какой-то Франц, а здесь, в Степана Разина – Ландо. В Жигулях на центральной усадьбе помещения были каменные. Два дома: двухэтажный и одноэтажный. В Усолье – основная усадьба. К ограде подходишь, смотришь – там орел с двумя головами. Самого графа я видел только на картине: часто бывал в Москве, заходил в Третьяковку – и вот там видел со всей семьей. Я с кучером разговаривал. Приходит сообщение: барин прибыл в Самару. У меня, говорит, было три пары лошадей – белые, черные и каурые. И в подчинении были конюха. Управляющий к ним никакого отношения не имел – подчинялись напрямую графу. Запрягаю, говорит, две пары – и пошел горами: на Сосновый Солонец, по большаку, там раньше были березы посажены по обеим сторонам. Дорога называлась этапная – при Екатерине гнали заключенных в Сибирь, этапы были большие, шли пешком, а лошади продукты везли. И посадочные материалы – заставляли сажать березы вдоль дороги. От этих берез там сейчас остались одни дупла. Чёрный крестВесь лес от нынешнего Комсомольска до Жилина был – сюда казённый, по ту сторону – красный, графский. Кордон был, охраняли черкесы. По эту сторону, где сейчас автовокзал, и до бритовского кордона – казенный лес. Если от автовокзала едешь и на левую сторону смотришь – черный крест стоял (напутствие такое – убили когда-то давно). Спрашивали: «Ты не встречал?..» – «Да вот только черный крест проехал». Так черный крест был в казенном лесу. А Портпосёлок и далее – мещанский лес, народный, городской. Со строительством ГЭС погубили много очень лесов. А уж травы! Мы о соломе понятия не имели, кормили только одними сенами. Люди шли и день, и ночь на остров – и дети, и женщины, и пожилые, и молодые. Народ ходил туда и за ягодой. За ежевикой и щавелем. Кормились – и продавали на дачи. |
В мою молодость на остров паромом переправлялись, но год от года, пятилетка за пятилеткой, Волгу-то стало песком заметать, и стали ее уже на лошадях переезжать. Тут ставили вопрос вызвать черпалку и прочистить. А чистилка – она же перед Самарой целыми летами стояла раньше, очищала все перекаты, по которым ходили пароходы. Была рыба, Черкасов хозяин был. Занимался каким путем? Луга с рыбой шли: Жигули-Березовка-Климовка-Ягодное-Хрящевка и дальше. Так вот Черкасов едет в губернский город Самару и договаривается – закупает все озёра. Берёт в аренду. К нему нанимаются рыбаки. Столько-то живой рыбы сдать – остальная твоя. В такое-то время, по графику, рыбница приходит... Очень много разговоров сейчас идёт среди нашего населения, в особенности пожилого: о, раньше рыбы-то было сколько! Рыбы-то было много, но не каждый ее кушал. Она очень дорогая была. Пользовались приезжие господа. А так мужички которые – он лучше пойдет с удочкой, с бреднем и наловит… Помню затопление, самое сильное было в 1926 году. Я переживал и боролся, потому что боролся весь город. Наш город все-таки высокий, и улица Казанская (на ней стоял собор Казанский) была к воложке концом. Там был на Волгу маленький спуск благоустроен камнями (его называли Каменный извоз), по которому поднимались люди с сеном с острова напротив был большой (всегда луга делили 1 августа, под Ильин день). Вот этим спуском все и ездили. Так в то затопление считай до самого верха доходила: еще бы четверть – она бы пришла в Ставрополь и по Казанской пошла. И со стороны Борковки по оврагу к кладбищам бы дошла и пробилась. Там, когда вода поднялась, бани поплыли, амбары – хорошо, если лодочники поймают, привяжут к чему-нибудь. Совсем старые здания рушились. У нас вот назывался «старый город», который находился буквально на берегу воложки, было там восемь порядков – так четыре или шесть их упало в Волгу. Помню, как только прилив воды сильный – тревога, церковный звон: вставай-поднимайся и беги на берег. Народ сбегается, помогает вам с вашим барахлом как-то выбраться. А дом уже не удержишь – ни конюшню, ничего. Песчаная местность, вода сильная... На рынке у церкви Успения у купца Климушина были каменные хорошие магазины мануфактурные, целые ряды, – всё это было схоронено... Всё смешалось Я навидался и чехов, и итальянцев, и германцев – и кого только не видел. Итальянцы с германцами жили господами здесь во время первой войны – пленные офицеры. Катались на лыжах, теряли золотые обручальные кольца. А нас, ребятишек, нанимали решетьями просевать все снега вокруг, чтоб найти те кольца. Пленных сюда пригоняли. Забора не было, охраны. Жили в каменном доме купца Кожуховского. Жили как господа: наши офицеры в эту войну так не жили... Помню, как белочехи пришли. Правда, недолго были, но шуму натворили. Молодежь забирали. Был у меня зять, Михаил, с 1898 года. Вилами его на сеннице ткнули, поранили серьезно, оставить бы парня – так нет: отступая, увезли с собой аж в Красноярск. А там квартир на всех не хватает. Только поселили Мишку, дали койку больному, – через час являются Лукьянов, Земфиров (ставропольские учителя, служившие в годы гражданской войны в армии Колчака. – С.М.) и жена его Марья Васильевна, тоже учительница по русскому языку. Они его знали, как облупленного, но они, видишь, прапорщики, а остальные-то все солдатня да деревня-матушка, напуганная всеми делами. Словом, им квартира понравилась, говорят хозяину: «Выкиньте этого на улицу». Наутро его все-таки госпитализировали. Привезли в госпиталь – хошь верь, хошь не верь: матрасы настолько кровяные, аж стеклянные сделались. А на другой день оказался он в Красной армии: красные пробрались на квартал вглубь, взяли госпиталь. Стали его расспрашивать – все рассказал. И свели его с земляком – наш ставропольский полковник Болонкин, его задушевный товарищ, года на три старше. Отец у него был надзиратель тюрьмы – а он уже командир полка красных. В лампасах, все чин по чину. «Всё, будешь жить у меня», – говорит. Так и прожил у него неделю. А в это время организовался крупный, сильный отряд на борьбу с бароном Унгерном, который хотел Монголию всю забрать. И попал Мишка туда. Гнались за Унгерном до самого Улан-Батора. Барону деваться некуда – там же в палатке он и удавился. А мой зять вернулся. В коллективизацию в колхоз не пошел. Я пошел, а он нет. Отдал лошадь, бороны отвез. «Нате лошадь, сбрую – все берите», и сам подался в плотники... Я и Баныкина помню. Он же фельдшер был. На квартиры приглашали. И к нам приходил. У меня отец болел. Я привез его вечером на лошади. Подходит к отцу, спрашивает, как себя чувствует. Отец: «Да ничего, каравай хлеба двое принесут, я его и уничтожу». – «Ну, мужичок, ты еще вон какие песни поешь, тебя еще и не взяло»... Помню, как и кто Баныкина убил. Наш, ставропольский житель – случайно. Не с какой-то целью... Звали Николай, кажется. Он охранял Райпотребсоюз. Аккурат у Райпотребсоюза выходила из старого города дорога, и вот Баныкин выходил со старого города на Базарную, а этот здесь на посту стоял – и ошибся. Тут как раз перед белочехами прибыл летучий отряд, агитация пошла (мужики, организованные каким-то генералом) – надо было следить, наблюдать подозрительных людей... Вот и получилось. И он с одного выстрела убивает этого Баныкина... Я знал этого человека. Жил на Сенной улице. Он переживал крепко. Чека таскала его за это... Здешняя ЧК тоже была хороша, нечего сказать… (Продолжение следует) © Мельник Сергей Георгиевич Открытки начала ХХ века из коллекции Аркадия Эстрина 9 января 2013 г. |
Просмотров: 95859 часть 1 авторский проект сергея мельника | часть 2 проект сергея мельника | часть 3 авторский проект сергея мельника | часть 4 авторский проект сергея мельника | часть 5 авторский проект сергея мельника | часть 6 авторский проект сергея мельника | часть 7 авторский проект сергея мельника | часть 8 авторский проект сергея мельника | часть 9 след передвижника | часть 10 ставропольская заутреня | часть 11 последний реформатор | часть 12 кузница октября | часть 13 курорт для музы | часть 14 местный первогерой баныкин | часть 15 погибель «орла» ингельберга | часть 16 беспощадный царь | часть 17 жигулевский горец | часть 18 пир на пепелище | часть 19 обломок мира | часть 20 это нужно не мертвым | часть 21 тринадцать невинных героев | часть 22 кирпичи коммунизма | часть 23 великий зодчий и карьеристы | часть 24 от лукавого | часть 25 с тольятти на «ты» | часть 26 автоваз – дитя авантюры | часть 27 «копейка» ваз сбережет | часть 28 "вертикаль" каданникова | часть 29 завещание строительного бога | часть 30 амбразура мурысева | часть 31 непотопляемый березовский | часть 32 полный откат! | часть 33 черный список | часть 34 каменный сад | часть 35 конь масти «металлик» | часть 36 юбилею gm-автоваз посвящается | часть 37 помни о спиде как частный случай memento mori | часть 38 чистое ремесло левицкого | часть 39 жизнь с протянутой рукой | часть 40 битва с «апостолом» | часть 41 от «паккарда» сталина до «жигулей» | часть 42 инаколюбие | часть 43 темницы рухнут, и… | часть 44 а завтра его не стало | часть 45 не ржавеет в душе бронепоезд | часть 46 призрак вандализма | часть 47 воздержание власти | часть 48 кресты и звезды на обочине | часть 49 кисельный берег | часть 50 здравствуй, инфекция! | часть 51 пять соток xxi века | часть 52 как варяги брали город | часть 53 антология страха | часть 54 последний из ставропольчан | часть 55 последний из ставропольчан (окончание) | часть 56 мир грёз рафа сардарова | часть 57 пионерский троллейбус | часть 58 материте, но не убивайте! | часть 59 портпосёлок преткновения | часть 60 письма дышат войной | часть 61 ловля комет оптом и в розницу | часть 62 "меня всегда манила тайна смерти" | часть 63 старше женского праздника | часть 64 меняю тольятти на тоталитарную секту | часть 65 олег хромушин: "моя "сталинская" академия" | часть 66 "все свиньи равны" по-тольяттински | часть 67 ноу-хау тольяттинского инженера мухина | часть 68 андрей эшпай: запомните – я был на передовой | часть 69 как в тольятти «сдали» жданова | часть 70 эпицентр, или что известно «экстремистам» | часть 71 эпицентр-2: тольятти примет удар первым | часть 72 наш прогрессирующий паралич – самый-самый | часть 73 генерал из волжского ставрополя | часть 74 борковский комдив | часть 75 обыкновенный садизм | часть 76 румянец терроризма | часть 77 чужая земля | часть 78 быть бы живу | часть 79 никогда так не врут, как перед выборами | часть 80 никогда так не врут, как перед выборами (окончание) | часть 81 русская ветвь | часть 82 благодаря и вопреки | часть 83 изгнанник века | часть 84 эта странная смерть | часть 85 неизвестная гэс в жигулях начало | часть 86 неизвестная гэс в жигулях (окончание) | часть 87 тольяттинский курчатов | часть 88 первый антиглобалист | часть 89 рождённый для оттепели начало | часть 90 рождённый для оттепели окончание | часть 91 бреющий полёт автоваза над долговой ямой | часть 92 тольятти – город прожектёров и авантюристов начало | часть 93 тольятти – город прожектёров и авантюристов продолжение | часть 94 тольятти – город прожектёров и авантюристов окончание | часть 95 тольятти на перепутье: заметки наблюдателя | часть 96 александр зибарев: за и против | часть 97 пьеса для трубы ваз на сером фоне российской обыденности | часть 98 город, ваз и время «белого нала» | часть 99 а ясинский: город, ваз и время «белого нала» окончание | часть 100 сошедшие со звезды | часть 101 предпоследний приют | часть 102 "сказание о земле сибирской" судьба прототипа | часть 103 иван, помнящий родство | часть 104 кто сказал, что война позади? | часть 105 посланец стройки коммунизма | часть 106 медаль рожденному в тольятти | часть 107 девочка в шлеме | часть 108 война и мир васи жилина | часть 109 огонь на поражение в тольятти по-прежнему убивают | часть 110 у каждого мгновенья свой акцент | часть 111 песня о гоголе | часть 112 гуси и лебеди | часть 113 акопов в ответе за все | часть 114 аксаковский уголок | часть 115 весть о без вести пропавшей | часть 116 гость случайный | часть 117 китайская грамота без иероглифов вернуться назад
| |
| | | | Мнение посетителей: | | |
| | |
Функция комментирования временно недоступна...
| |
|
|
|
|
|
|