Лев Степанович и Клавдия Александровна Борисовы. Тольятти, 1999
Жена Фомичева, работавшая в Ставрополе судьей, была арестована 17 ноября 1937-го, а 30 декабря приговорена к концлагерю все по той же 58-й (за «контрреволюционную пропаганда или агитацию»). Как рассказывал ставропольчанин Степан Солдатов, Елизавета Карповна пострадала за то, что сразу после ареста мужа отправилась на его поиски. Перенесла пытки, оказалась в Карлаге. Отпустили ее в 1939-м, после того, как закрыли дело мужа. Как вспоминал Степан Федорович, после всего пережитого в сталинских лагерях она потеряла дар речи.
Фомичев не вернулся – видимо, погиб в лагере в бухте Нагаева, где отбывал срок. «Расстрелян или умер при пытках, – предполагала дочь Ивана Антоновича Н.И. Тяглецова, которой в ту пору было двенадцать лет. – Я знаю, что в 1938 или 39 году к нам приходил человек, который сидел с ним в одном лагере. Привез письмо, где отец писал, что над ним издевались, чтобы он признал себя врагом народа. Он не подписал. Нам писал, что он не враг, не верьте, разберутся, скоро приеду».
Не приехал, не дождался, пока разобрались. Умер в Севвостоклаге в 1939 году. Может быть, за несколько дней до пощады – кто теперь скажет? А 20 октября того же, 1939-го, уголовное дело в отношении И. Фомичева закрыли «за отсутствием состава преступления».
Сгинул в ГУЛАГе и старший агроном Толмачев. Как вспоминала дочь Алексея Александровича, отцу вменялось в вину «намерение переоборудовать трактора в танки против Красной Армии» – а посему, проведение посевной без применения техники. Тоже реабилитирован посмертно.
Степан Борисов – первый председатель местного Совнархоза, встречавшийся еще с Баныкиным и Крупской и, уже будучи начальником Ставропольского райзо попавший «под каток» 1937 года, вернулся с Колымы в 1939-м.
Николай Арефьев (дело которого, как и дело секретаря райкома, закрыли уже в октябре 1939-го) добрался до дома в 1940-м. Появился в городе больной, с огромной язвой от цинги. Сын Арефьева, Станислав Николаевич, случайно слышал рассказ отца о пребывании в лагере под Магаданом: охрана с собаками, вышки, охранники могли пристрелить любого, кто не понравился, – накопившиеся за зиму трупы заключенных складывали в штабеля, перемежая дровами, а весной сжигали…
Многие сгорели в том магаданском костре. А вскоре, когда началась война, пришла очередь их детей…
Как вспоминают старожилы, Юра Гордеев, сын репрессированного в 1937-ом председателя райисполкома, окончил Первую ставропольскую школу в июне 1941-го. Попал в «огненный выпуск». Рвался на войну, много раз писал заявление. Не брали – «по зрению». А когда наконец взяли, не успел сделать ни одного выстрела: погиб в разбомбленном эшелоне, так и не доехав до осажденной немцами Москвы…
Осенью 1941-го добровольцем ушел на фронт и сын
сын Борисова: вместо 10 класса – воевать «за Родину, за Сталина». 22 сентября Лев Борисов записался в добровольческий отряд и уже 26 декабря в составе отдельного истребительного лыжного батальона при 4-й ударной армии участвовал в контрнаступлении – гнал немцев от столицы.
– Перед этим один раз дали в руки винтовку и по три патрона, – рассказывал Лев Степанович. – Правда, обмундировали и вооружили нас отлично – хотя время было тяжелое, на фронте всего не хватало. Потери вначале были большие, поскольку бросили нас, не обучив и трех месяцев. Мы ходили по немецким тылам, громили обозы, гарнизоны – и опять в лес. А в лесу и огня не разжечь: кругом немцы. Так что не только они там померзли...
В феврале 1942-го Борисов был легко ранен, к тому же от переохлаждения открылась сильнейшая экзема. После госпиталя его отправили в воздушно-десантное училище в Нахабино, а спустя еще три месяца определили в воздушно-десантную бригаду, числившуюся в резерве Сталина и воевавшую в составе 3-го Украинского фронта. С боями прошли Венгрию, Австрию, Чехословакию. Под самый конец войны сын «врага народа» Борисов командовал расчетом 37-миллиметровой зенитной пушки. И война кончилась для него не 9 мая, а 17-го – в Словении, где окопалась последняя группировка гитлеровцев. Домой он вернулся, отслужив в Венгрии еще два года. В освобожденной австрийской столице сержанту Борисову вручили орден Красной Звезды, медаль за взятие Вены и партбилет. Одного из немногих его наградили фотографией у святыни – полкового знамени…
Хранит вдова Льва Степановича и благодарность Верховного Главнокомандующего, и целую россыпь боевых орденов и медалей. Всего же их, вместе с трудовыми, – четырнадцать. В том числе орден Трудового Красного Знамени за участие в строительстве Куйбышевской ГЭС и «Знак Почета» за ВАЗ, который строил уже будучи главным энергетиком Управления механизации. Дорого обошлась Льву Борисову война и все эти стройки – инфарктом и множеством операций...
Клавдия Александровна Борисова, в девичестве Селиверстова, – старейшая учительница Ставрополя-Тольятти, выпустившая десятки начальных классов, – хранит память не только о Борисовых. Ей самой выпало родиться среди тех, кого смутные времена просто не могли обойти, не причислив к «врагам народа». По материнской линии в ее роду были Черкасовы. Прадед Клавдии Александровны «владел всей Волгой» – рыбными промыслами, был поставщиком царского двора и прочая. Деду достался богатый, красивый дом в Ягодном. А в 1929 году семью разбили.
– Все пострадали – и Черкасовы, и Селиверстовы. Мамин отец был посажен. И все были посажены. Причем деда – настолько он был идеальный, добрый человек – предупреждали: и вы в этих списках, выезжайте. А он сказал: меня не за что раскулачивать, у меня остался только дом. Но его забрали. Когда увозили, бабушка надела на него шубу на лисьем меху и бобровую шапку. А в Самаре деда посадили в вагон с жуликами – те все с него проиграли, и в конце концов и самого выбросили под откос. Потом сами же и рассказали, как поступили с ним. Бабушку, маму и трех девочек-погодок выгнали из дома, мы жили в сарае. Одна за другой умирают сестры – я остаюсь. И начались мытарства по России...
Отца Клавдии Александровны отправили на лесозаготовки вместе со всеми Селиверстовыми – двумя братьями и родителями. Бабушку убило лесиной на глазах у мужчин. Братья так и остались в Воркуте, а отца вернули накануне войны. Но в первый же день пришла повестка.
– Он был ранен под Старой Руссой в обе руки и в ногу. Долго ничего не было, мы в панике – и вдруг приходит крошечный конвертик, писано не его рукой. Медсестра пишет, что он ранен. Но нас Бог пожалел, что он вернулся на обеих ногах – это уже счастье. И то что вообще вернулся – великое счастье. Из Самары, где мы к тому времени оказались, мы перебрались в Ставрополь: позвал его отец, который к тому времени вернулся из ссылки. Так мы оказались на своей собственной родине. И здесь не открывали рот и не говорили, кто мы такие...
Борисовы, кстати, успели сыграть золотую свадьбу. Сын слесаря графа Орлова-Давыдова и внучка одного из богатейших некогда купцов – они полвека делили и семейное счастье, и груз утрат, «подаренных» бдительной большевистской властью.
Фотографии из архива автора и семьи Борисовых
5 апреля 2012 г.