В «предпетровской истории» — уже при Романовых, впервые по­явились «плохие татары» и «иго» не просто как внешнее зло отно­сительно Московии, но зло восточное. Затем Московию историки без достаточных оснований отождествили со всей русской землей, — хотя, скажем, в Белой Руси ига не было. И теперь, откуда бы НА­ ДЕЛЕ оно ни исходило — от Западной Европы, Монголии или из Византии, появилось основание, чтобы сгладить возможные к ним претензии. А русские цари получили возможность отвечать на упреки, — что вы, де, русские, дикие антропофаги, — в таком ключе: нет, это не мы, а монголы из Тартарии (или татары из Монголии?..); а мы, напротив, закрыли вашу бедную Европу от разорения восточными людоедами.

     Создание этого «допетровского» варианта истории во  многом — заслуга приближенной к царям семьи Строгановых.

     Строгановы проделали свой путь «из грязи в князи» будучи бан­кирами остзейского «дома Романовых», аналогично семействам Ме­дичи при римских папах и Фуггеров при Габсбургах. Такой же фи­нансово-промышленной опорой первых Романовых, как и Строга­новы, были и другие олигархи — купцы-инородцы, например, обру­севшие голландцы Виниусы. И точно так же, как Медичи в Италии, Строгановы в России «поддерживали историческую науку», а если проще — давали финансовый ресурс этой общественной структуре, или, еще проще, платили отечественным, а затем и чужеземным исто­риографам за создание истории России.

     Сами Строгановы пишут, что они родом из «поморских хрестьян». Они отнюдь не русские, а инородцы, и понимание этого держа­лось достаточно долго: так, в 1722 году Петр I сразу трех братьев Строгановых — Александра, Николая и Сергея пожаловал баронс­ким титулом, который он сам же специально ввел для инородцев, преимущественно выходцев из Восточной Пруссии.

     Известно, что и правописание фамилии Строганов колебалось; часто встречается вариант Строгонов. Возможно, это связано с тем, что родом они были с реки Streu(откуда и Streugen, полабское Стро­гой) из окрестностей города Галле (историческая область Франкония в Восточной Германии), то есть происходили из франконских куп­цов, имевших привилегии беспошлинной торговли. 

     Именно Строгановы оплатили написание красочной истории, призванной обосновать преемственность власти Романовых от Рю­риковичей. Это история красочная в буквальном смысле: художники известной «строгановской школы» иконописи и миниатюр XVII века (братья Савины, Чирин, Истома, Москвитин и др.) иллюстрировали лицевые своды летописей в духе никонианских реформ.

Немаловажным для успеха такой «строгановско-романовской» истории было и то, что в руках Строгановых находилось производ­ство гербовой бумаги. Вот поэтому «подлинные» документы допет­ровской эпохи обнаруживались в XVIII веке именно в архиве Стро­гановых, в том числе и Г.-Ф. Миллером в Сибири, причем часть «цар­ских грамот» XVI века уже тогда была признана подделкой. 

     Даже в первой половине XVIII столетия определить ход и смысл событий прошлого, понять, насколько достоверны те или иные за­писи, было весьма непросто! Татищев, рассказавший в книге своей о полезной отечеству деятельности генерал-фельдмаршала графа Брюса, отметил, что тот был крайне заинтересован, для пользы оте­чества, в развитии географии, но не имел для сего труда достаточ­ного времени. Далее Татищев пишет, как он от географии перешел к истории:

     «...Прибыв в Санкт-Петербург, видя, что ему (Брюсу. — Авт.) после присутствия в Сенате, в тайных советах и объявленных канце­ляриях на оное (на географию. — Авт.) времени нисколько не доста­ет, прилежно меня к сочинению оного поохочивал и наставлял; и хотя я из-за скудости во мне способствующих к тому наук и необходимо нужных знаний осмелиться не находил себя в состоянии, но ему, как начальнику и благодетелю, отказать не мог, и оное в 1719-м от него принял и полагая, что это из сообщенных мне от него знаний сочи­нить нетрудно, немедленно по предписанному от него плану (оную) начал. Однако в самом начале увидел, что оную в ее древней части без достаточной древней истории и в новой части без совершенных со всеми обстоятельствами описаний начать и делать невозможно, ибо надлежало вначале знать об имени, какого оное языка, что зна­чит и от какой причины произошло. К тому ж надлежит знать, какой народ в том пределе издревле обитал, как далеко границы в какое время распростирались, кто владетели были, когда и каким случаем к России приобщено... 

     Из-за того его превосходительство рассудил, что наиболее сле­дует искать к изъяснению русской древней, именуемой Несторовой летописи, которую, из библиотеки его императорского величества взяв, мне отдал. Сию я, взяв, скоро списал и чаял, что лучше оной было не потребно, а поскольку тогда в начале 1720 года послан я был в Сибирь для устроения заводов горных, где, прибыв, вскоре нашел другую того же Нестора летопись, которая великие различия с бывшим у меня списком имела (выделено нами. —Авт.), но к сочи­нению географии в обоих многого недоставало или так темно за упущениями переписчиков понималась, что подлинно о положении мест дознаться было нельзя. И сия их разность понудила меня ис­кать другие такие манускрипты и сводить вместе, а что в них неяс­но, то более следовало от иноязычных изъясниться, и посему я, ос­тавив географию совсем, стал более о собрании этой Истории при­лежать».

     Работа, за которую взялся В.Н. Татищев еще при Петре и впос­ледствии завершенная целой плеядой историков при Екатерине, была важна и своевременна. Но представьте, сколь сложно было и ему, и тем, кто шел за ним, составить себе представление о древней русской истории, если даже о временах весьма к ним близких не было досто­верных сведений! 

     В.Н. Татищев родился в 1686 году, всего лишь через семьдесят три года после того, как Собор 1613-го возвел на престол первого Романова. Но вот оказывается, — как о том написано в юбилейной книге «Государи из Дома Романовых, 1613—1913» (изд. И.Д. Сы­тина, М., 1913), — практически нет документов ни о составе Собора, ни о его ходе. Судить о них можно только по «Книге об избрании» первого Романова, написанной боярином А.С. Матвеевым шестьде­сят лет спустя. От тех времен осталось только два разноречивых экземпляра «грамоты об избрании Михаила Романова на царство», и грамота, адресованная Строгановым, в которой новоиспеченный царь и Собор просят Строгановых: «хотя теперь и промыслов убавь­те, а ратный людям жалованье дайте, сколько можете».

     Из этой грамоты, казалось бы, следует, что к власти Романовы вознеслись на бердышах и пиках наемников («ратными» в русских летописях называли чужих воинов на русской службе), и на деньгах Строгановых. Но мы обратим внимание на то, что оценили заслуги Строгановых лишь через сто лет! Петр I пожаловал дворянство Гри­горию Строганову (1656—1715), объединившему в своих руках все владения семьи, но — за развитие военной промышленности. Затем он же дал баронство его сыновьям. Внук Григория, Александр Сер­геевич Строганов (1733—1811), получив от Екатерины II графский титул, стал членом Государственного Совета, президентом Академии художеств. Нельзя исключить, что, будучи причастны к составлению документов «из русского прошлого», члены этой семьи приняли оп­ределенные меры, чтобы возвеличить вклад семьи в российскую ис­торию.

    Итак, понадобилось целых сто пятьдесят лет — от прихода к вла­сти Михаила Романова и до воцарения Екатерины II, чтобы появи­лась связная «История Государства Российского».