Глава V.
Во власти заблуждений

1

— Вот именно! Я! — отозвался главный редактор газеты «Татищевский Вестник» Виктор Семенов. Он уже не крался, а шел без опаски, горделивой походкой забытой примы шоу-бизнеса, триумфально возвращающейся на сцену в ослепительном свете софитов. Только вместо микрофона он держал пистолет, и зрителем было раз, два и обчелся.

Кстати, о зрителях. Артем принялся шарить глазами в поисках Компаса и Кирилла.

Шумилов распластался в метрах двух от него. Он издавал горловой булькающий звук, его сферы стекленели, пыль, смешавшись с влагой и кровью, образовала на лице безобразные разводы. Под головой Компаса расплылось озерцо густой, почти черной жидкости. Нога в военном ботинке с высокой подошвой дергалась в судороге, поднимая облачко молочно-серого цвета, и постукивала по штабелю деревянных ящиков. Удары становились реже и стихли, ботинок дернулся и застыл. Остатки света во взоре потухли, словно огарок свечи. Компас испустил дух.

— Как натуралистично! Уф-ф, аж мороз по коже! — Виктор остановился рядом с ним и с интересом разглядывал сверху вниз. — Вот те на! Да это, похоже, господин Шумилов! Сразу и не узнал.

Виктор Семенов. Талантливый журналист, закаленный, проверенный временем коллега. Манерный интеллигент, так и не ставший другом. Циничный, порой слишком прямолинейный в суждениях, но, как считал Артем, добрый в душе и честный в поступках. Виктор Семенов, всегда упакованный в безукоризненный костюм с броским галстуком и модную сорочку, сегодня изменил заведенной привычке. Он был одет в куртку из непромокаемого материала с капюшоном, застегнутую до горла на молнию. Правда, на этом изменения в облачении заканчивались — Артем заметил, что брюки от костюма и туфли с бляхами остались на нем. Щеки Виктора заросли трехдневной щетиной.

Виктор с напускной брезгливостью носком туфли повернул голову Компаса, чтобы лицо смотрело в свод ангара. Он удовлетворенно хмыкнул. Видимо, ему понравилось выражение в вылезших орбитах мертвеца. Виктор торжествующе-смущенно посмотрел куда-то вперед и вышел из искривленного болью поля зрения Артема. Вернувшись, заговорил:

— Там молодой человек внушительных габаритов... Как его звали?

— Мы же профессионалы высокого пошиба, Артем. Максимальная осведомленность является необходимым критерием нашей работы. Мы должны знать все о тех, с кем имеем дело, в том числе о тех, кого... убиваем.

— Для тебя это имеет значение? — огрызнулся Артем и застонал. Боль по внутренним лазейкам проникла в каждую клетку тела и заполнила все имевшиеся пустоты. Она не давала забыться, но и говорить тоже не давала, простреливая мозг. Если меня не добьет болевой шок, умру от кровопотери, констатировал внутренний голос Артема.

— Конечно, имеет, — заверил Виктор. — Мы же профессионалы высокого пошиба, Артем. Максимальная осведомленность является необходимым критерием нашей работы. Мы должны знать все о тех, с кем имеем дело, в том числе о тех, кого... убиваем. Вижу, с последним ты не вполне согласен. Ну, у нас типа демократия, не так ли? Каждый вправе выражать свое мнение. Вот тебя я знаю как облупленного. А про этого широкоплечего парня ничегошеньки. Несправедливо получается. Какое все-таки у него было имя? — Виктор наклонился к Артему, чтобы лучше расслышать.

— Кирилл.

— Угу. Кирилл, значит. Очень печально, Артем, но, похоже, Кирилл тоже кончился. Пулевое ранение в грудь не шутка. Крепким оказался, за жизнь боролся до последнего. Прополз, наверно, метров двадцать, не меньше.

— Напрашиваешься на поздравления? — выдавил из себя Артем.

— Тихо-тихо. Тебе сейчас волноваться вредно, — сказал Виктор с преувеличенной участливостью.

— Тогда ты говори.

— Что конкретно?

— Все. Сделай меня максимально осведомленным.

2

Артему действительно не терпелось знать все, абсолютно все, пока он не потерял способность слушать и соображать, пока из полуобморочного состояния он не отправился по ту сторону бытия.

Слишком долго он находился во власти заблуждений. Ему хотелось прозреть, вернуться в ту отправную точку, с которой он пошел по ложному пути. Он руководствовался достаточно здравыми и логичными соображениями, чтобы в них не нашлось места Виктору, но они в итоге оказались неверными. Было просто немыслимо подозревать главного редактора газеты. Для этого, казалось, не имелось никаких оснований. И если пару дней назад произошло бы совсем фантастическое — Виктор вдруг испытал неконтролируемый приступ совестливости и признался бы в совершенных убийствах — пожалуй, Артем рассмеялся и посоветовал бы ему обратиться к мозговеду.

«Кого убиваем». Так, кажется, сказал Виктор. Значит, на полу ангара лежат не первые его жертвы?

Мысленное панно, выстроенное Артемом в процессе расследования, разбилось вдребезги. Какие-то части мозаики беспорядочно смешались, какие-то потерялись или стали выглядеть лишними. Глубоко в нем зародилась и подавала слабые сигналы догадка, какой должна выглядеть новая мозаичная структура, сложенная из прежних элементов, с добавлением нескольких важных частей, про которые, как Артем надеялся, он узнает от Виктора.

Получалось, все это время главный редактор «Татищевского Вестника» стремился к той же цели, что и он. Только если Артем пер напролом по встречной полосе магистральной линии, Виктор преспокойно следовал за ним по обочине. От него лишь требовалось не отстать.

Пусть Виктор расскажет, как он обвел его вокруг пальца. Пусть выложит все.

— Это просто поразительно! — воскликнул главный редактор. — Душа еле теплится, кровь хлещет фонтаном, а он гнет свое. Пытливый ум не дает покоя, вечно голодные мозги требуют пищу. Неужели статью хочешь написать?

Виктор с любопытством наблюдал за коллегой. Окровавленным, грязным, почти недвижимым.

— Понимаю, Артем, понимаю. Настоящее преступление не воспользоваться столь захватывающим информповодом, — продолжал мерзко ерничать Виктор. — Газеты разлетятся как горячие пирожки в выходной день на рынке, гарантирую. Я, пожалуй, напросился бы в соавторы, ведь мне тоже изредка хочется погреться в маленьких лучиках славы. Вот только возникла одна проблема. Боюсь, неразрешимая проблема. У меня подозрение, что отсюда выйдет кто-то один. И я даже могу предположить, кто именно. Так что с публикацией вряд ли получится.

— Кончай паясничать, ты уже достаточно поиздевался. Или выкладывай, каким образом ты в этом замешан, или заканчивай, что начал. Мне даже смотреть на тебя противно.

— Потерпи, Артем. Недолго осталось.

Артем выждал момент, когда расхаживающий Виктор повернулся к нему спиной. Нельзя было медлить ни секунды. Глинский потянулся к пистолету, который торчал за поясом. Мышцы живота напряглись, спровоцировав слепящую вспышку боли, от которой закружилась голова, и предметы вновь потеряли четкость. Артем не сдержался и застонал. Виктор резво обернулся, проследил движение коллеги и прытко подскочил к нему.

— Смело, но в твоем положении очень глупо, — укоризненно произнес Виктор. Он с отвращением швырнул вглубь ангара взятый у Артема газовый пистолет, и торопливо вытер об куртку запачканную руку. Другую, сжимающую выплевывавшую смерть ПМ, он протянул в направлении собеседника. Артем поймал себя на мысли, что изучение дула пистолета становится для него будничным занятием.

— Стреляй, чего ждешь?

— Потому что мне тебя жалко, — искренне сказал замявшийся Виктор. — Аж до слез. Надо с духом собраться. Но ты не волнуйся, я тебя обязательно убью... Да что это я перед тобой рассыпаюсь. Где они, родимые? — неожиданно сменивший тему Виктор метнулся к сейфу. Прошла бесконечная минута изумленно-восторженного созерцания содержимого горшков.

Затем главный редактор «Татищевского Вестника» взял ящик покрепче и уселся напротив Артема. Виктор хорохорился, но было заметно, что он устал. Складывалось впечатление, что ему надоело разыгрывать героя второсортного боевика. Да и актеришка из него получился никудышный.

3

Виктор, уже настоящий Виктор заговорил:

— Я вообще-то сначала планировал нарушить законы жанра. Ну, ты понимаешь, о чем я: прозрение, раскаяние, точки над «i». Хотел завершить свое дельце предельно просто, без изысков. Но, гляжу, ты умирать не торопишься — надеюсь, это временно — а стрелять без особой надобности у меня, как видишь, рука не поднимается. Могу позволить себе отдохнуть. Чуток. Столько всего в последние дни навалилось...Я, пожалуй, закурю. Будешь? Угощаю.

Виктор протянул пачку «Парламента». Артем отказался.

— Бросаешь? Хвалю, — главный редактор «Татищевского вестника» зажмурился от удовольствия после смачной затяжки. — Могу позволить себе отдохнуть. И заодно удовлетворить твое пламенное любопытство. Из-за уважения к годам совместной работы. Из-за уважения к тебе лично...

Артем скривился, но кивком дал знать, что смирился с участью покорного слушателя.

— С чего бы начать? — Виктор уставился вдаль. — Давай начнем с профессора Клевлина. Солидный старик. Мудрец! Но жутко противный. Я тебе почти не врал, описывая нашу первую встречу. Звонок в редакцию, кафе с мордоворотами за окнами, близкое к припадочной истерике состояние ученого, чей сбивчивый пространный монолог об угрозе важнейшему труду его жизни поверг меня в глубокое уныние. Все это было взаправду, кроме одной, нет — двух мелочей. Виделись мы с ученым в пятницу, за сутки до случившегося с ним... несчастья, а не за три недели, как я тебе говорил. И приснопамятную белую папку он с собой не приносил. Профессор Клевлин лишь вкратце обмолвился, как она выглядит и пообещал передать ее мне в субботу вечером у себя дома. На том и расстались.

Признаюсь, если бы после этой встречи меня спросили мнение о профессоре, я бы покрутил пальцем у виска. Классика мании преследования. Тем не менее, решил я о старике и последнем его важном занятии навести справки. Полистал подшивки, интернет, сделал пару-тройку звонков. Собрал все воедино и внутри меня будто фитиль зажегся: не такой чокнутый этот профессор! Есть у него тайна, да еще какая!

Виктор взял паузу, чтобы докурить сигарету и собраться с мыслями. Теперь он выглядел уставшим и поникшим, словно напускная бравада, скорее являвшая признаком нервозности, нежели самоуверенности, покинула его вместе с выдыхаемым дымом.

— Мы находились на втором этаже в его кабинете. Так вот, я профессора вперед пропускаю, на ходу какую-то чепуху несу с извинениями за отнятое время. А сам беру с письменного стола литой фигурный подсвечник, увесистый такой, в виде полуголой богини. Думаю, огрею его, когда будем спускаться. Но неувязка вышла: не рассчитал я, что потолок над лестницей низкий и на замахе задел по нему этой фиговиной. Старик поворачивается на звук — я ему ногой в грудь!

— Вечером в субботу я явился к профессору Клевлину подкованный знаниями и готовый помочь, — продолжил Виктор. — И тут на тебе! Старик вдруг круто меняет свои планы. Молодой человек, проблеял он, я, пожалуй, воздержусь от передачи документов, так как нашел для их хранения достаточно надежный тайник, к которому, если что, далеко ходить не надо. Я ему: «Аристарх Матвеевич, как же так? Вы только вчера сказали, что доверяете нашей редакции и мне лично». Он смотрит на меня с прищуром: «Раньше верил — сейчас нет. Ваше поведение настораживает, молодой человек. Сквозит в вас какая-то червоточина». Представляешь? Червоточина, блядь! И легонько к выходу подталкивает, ненавязчиво давая понять, что разговор окончен, без вариантов. Во мне вновь фитиль вспыхнул и жечь изнутри начал с такой мощью, что я, думал, сейчас вспыхну. Такая злоба вскипела на вонючего козла! — главный редактор «Татищевского Вестника» скинул капюшон куртки и взъерошил волосы. — Мы находились на втором этаже в его кабинете. Так вот, я профессора вперед пропускаю, на ходу какую-то чепуху несу с извинениями за отнятое время. А сам беру с письменного стола литой фигурный подсвечник, увесистый такой, в виде полуголой богини. Думаю, огрею его, когда будем спускаться. Но неувязка вышла: не рассчитал я, что потолок над лестницей низкий и на замахе задел по нему этой фиговиной. Старик поворачивается на звук — я ему ногой в грудь! Все на автомате получилось, я даже толком сообразить не успел.

Нехорошо мне после этого стало. Я на лестницу в обнимку с подсвечником присел, и, наверно, целую вечность смотрел, как вокруг головы лежавшего внизу профессора венцом растекается кровь. Что уж тут скрывать, потряхивало меня...

Погруженный в воспоминания, Виктор закурил новую сигарету.

— Вернул я протертый подсвечник на место и принялся искать папку или зацепку, которая могла к ней привести. Начал с первого этажа. И сразу удача! Относительная, конечно, в свете последнего события — рядом все-таки труп лежал. Короче, в комнатке за гостиной обнаружил сейф. Примитивный карликовый братец этой громадины, — Виктор кивнул на открытое хранилище. — А рядом с ним на полу совсем свежие борозды. Похоже, грузчики здесь протащили сейф волоком. Обычный российский сервис. В памяти моментально всплыло блеяние профессора о появлении у него надежного тайника, к которому, если что, далеко ходить не надо. Первая загадка, рассудил я, скорее всего, разгадана. Возник новый ребус — где взять ключ, чтобы его открыть? В этот момент перед глазами появилась живая сцена, при виде которой я вновь едва не закричал «эврика!»: профессор Клевлин втолковывает мне ерунду про червоточину, а сам торопливо прячет что-то поблескивающее в верхний ящик стола. Как нетрудно догадаться, через минуту ключ был у меня.

Спускаюсь я снова вниз, и тут на улице, совсем рядом с домом, залаяли собаки, чтоб им провалиться. Кто-то появился. И этот кто-то шел к дому профессора. Возможно, и не к нему вовсе, но мне показалось, что точно к дому. Я был в этом на сто процентов уверен, а воображение еще и ментов дорисовало. Признаюсь, дал я слабину, не выдержал и бросился бежать из дома. Долго бежал... Очнулся у себя в квартире. Жена в шоке, а я в холодном поту, кутаюсь в одежде под ватным одеялом....

Права на книгу «Наследство мертвецов» принадлежат ее автору, они охраняются Законом о защите авторских прав и Гражданским кодексом РФ. Любые перепечатки текста и рисунков в офлайновых изданиях без согласования с автором категорически запрещаются. В онлайновых изданиях разрешается перепечатывать текст и рисунки при условии указания автора и активной гиперссылки на TLTgorod.Ru.