ПОРОЧНЫЙ КРУГ

(Рассказ анонима)

Честно скажу, для меня давно не новость, что пьяный я — дурак (я и так-то не очень умный, а, грубо говоря, «нажрамшись», так вообще полный кретин). Поэтому я не пью, во всяком случае, горячительные напитки, а предпочитаю им малой крепости пиво. Опять же, до сегодняшнего дня, пока не узнал, что есть такой пивной алкоголизм и не убедился в этом на собственном примере, черт бы его побрал...

Причем это меня еще, безусловно, пронесло — я бы мог и не такое натворить!

Итак, обо всем по порядку.

Пришел я с работы, развалился в кресле и смотрю телевизор. Точнее, пытаюсь — по каналам щелкаю пультиком туда-сюда и, хоть у меня их, этих самых программ, аж пятьдесят, но остановить внимание, в общем-то, не на чем, все какую-то муть показывают — и это, прошу заметить, в пятничный вечер, когда душа сама собою требует праздника, ибо не зря же говорится, что пятница — развратница, туда ее и сюда. Был бы я еще женат, тогда, вероятно, и нечего было бы от драгоценной супруги рыпаться куда-то — сиди и сиди, щеки надувай и брови хмурь, чтобы она, значит, не переживала и вопросов лишних не задавала: «Куда, мол, ты, да зачем?». Ну и не ворчала заодно: «Одних, дескать, мусорных ведер на тебя не напасешься — тысячи две уже ушло, как ни пойдешь с ним во двор к контейнеру, так, считай, с концами, так и пропадешь дня на три. И почему в „хрущевках“ мусоропроводы не установили, я бы тогда тебя, эдакого кобеля приблудного, хоть под контролем держала — на коротком поводке. Место, говорю!», — ну и т. д., и т. п.

Да только с женой мы по многим — должно быть, уже понятным причинам — развелись, дети, слава Богу, выросли и сделались самостоятельными — у них свои семьи давно, а я сижу, стало быть, сорокалетний истукан, как на шиле, на обволакивающей тело мягкой мебели и размышляю в семь часов вечера над тем, как бы мне это самое злополучное время, перед тем как лечь спать, получше убить. И, главное, меня ведь никуда особенно не тянет, что я, собственно, в этой жизни не видел еще — перепробовал, фактически, уже все! А то, что душа праздника требует, так это ж обычное дело — с понтом, у кого-то не так!

Пересилю себя, думаю, и никуда не пойду. Вот баночку пива, которая у меня еще с Нового года в холодильнике завалялась, выпью — и харэ! А чтобы там что-нибудь покрепче, сбегать в ларек и вылакать, или же, к примеру, на блядки податься, об этом у меня даже и мыслей в голове таких нет. «Поле чудес» буду смотреть. И пусть оно мне уже надоело до смерти, за столько-то лет — это даже ничего, все лучше, чем болтаться где-то и приключения себе на жопу искать. Я же не могу спокойно, как все, гульнуть — либо в вытрезвителе, перебрав, окажусь, либо в спецприемник, морду кому-нибудь набив, попаду — мне же пить-то нельзя, я же говорил, я же пьяный — дурак.

Это я, получается, самокритично так размышляю о себе самом, делая, прямо из банки, первый глоток. А за ним второй, третий...

И тут вдруг мне становится так хорошо (дневная усталость, видно, сказалась и, в то же время, ее как рукой сняло), что весь окружающий мир начинает представляться исключительно в розовом свете, и сам я делаюсь таким благодушным и самовлюбленным, что от прежних, ставящих меня на место, трезвых самооценок не остается и следа. И теперь, соответственно, в кресле мне уже не усидеть — да и что в нем, собственно, делать? Разве что, если только в эту омерзительную в своем окостенелом самодовольстве харю телеведущего Якубовича пустой банкой запустить — так это ж его нисколько не проймет. Были бы мы на съемках, тогда еще куда ни шло. Поэтому-то я и соображаю, не позвонить ли мне, в таком случае, своей старой знакомой Рите, а вдруг она меня не забыла еще? Так я и поступаю:

— Привет, как дела?

— Нормально.

— Дома?

— Да.

— Что делаешь?

— Вино пью.

— Одна?

— Да.

— Ты что — синячка? Я счас приеду.

— Не надо.

— Можно подумать, я тебя спрашивать буду, сказал, приеду — значит, приеду. Жди.

И тут уже сразу стоит оговориться, что трезвым я себя так по-хамски со слабым полом никогда не веду. Да и, по определению, ни с кем — это все спиртное, какая только сволочь придумала его? Я прям моментально «с рельсов схожу», какой-то дальний предок-татарин, оперируя чеховскими представлениями, из меня так и прет... Я-то надеялся, что пиво как бы слабенькое, всего-то градусов пять-шесть, и настолько сильно не подействует на меня. Не угадал!

В результате, где-нибудь через полчасика (а жила она от меня через пару остановок) я уже настойчиво, с традиционной розочкой в руках, звонил в ее дверь.

Уточняю — не в домофон, там-то я удачно проскользнул (вместе с девочкой, возвращавшейся с прогулки с полудохлым, где-то подобранным, вероятно, котиком на руках) а именно с площадки, для забавы прикрыв большим пальцем глазок.

Только она, похоже, в него даже не посмотрела, а так, сразу мне открыла, ведь, как известно, что вусмерть пьяному, что слегка выпившему человеку, все одно — море по колено. И не то чтобы она периодически закладывала — нет, конечно, а просто была любительница, как и я, под конец рабочих будней, провести выходные навеселе.

— Проходи.

Я и прошел.

— Это мне (это она про цветы)?

— А кому ж еще, не сеттеру же твоему... — отвечаю я ей в тон.

Разулся, разделся и сразу, по не забытой еще и некогда установившейся привычке держу путь на кухню, а там, под аккомпанемент евроремонта — мои любимые бутерброды с семгой меня уже, как бы с нетерпением, ждут. И почти непочатая бутылка сухого вина на столе стоит.

Требую и себе бокал. Наливаю. И тут, вспомнив об этикете, добавляю и в ее, почти полный, чуть-чуть.

— Хорошо выглядишь, — говорю.

А сам размышляю не вслух: «А что ей, обезьяне-то этой, будет, если она с детства спортом занимается, фитнес до сих пор преподает. Было бы у нее десять детей, тогда куда ни шло, а так, у нее только дочь, Янка — одна, и та уже выросла и скоро замуж выскочит за кого-нибудь.

Так вот и сидим друг напротив друга замечательно. Разговариваем и, одновременно, кумекаем — каждый о чем-то своем. Уж и не знаю, сколько по времени — оно будто потеряло свой катастрофический отсчет.

И тут вдруг раздается звонок в дверь. Она идет открывать и возвращается с молодым человеком. Приличным таким, в костюмчике и при галстуке. Я полагаю, к Янке, ее дочери, пришел.

— Присаживайтесь, — как хозяин предлагаю ему, — будете вина?

— Нет, — возражает она за него, — он не пьет.

— Да, лучше чайку...

Так и общаемся. А я все думаю, скоро он уйдет? Ведь Янки-то дома нет. А он все не отваливает и не отваливает, и разговор у нас как-то не клеится совсем. То ли дело, с Ритой одной. Я на часы на своей руке поглядываю, а они либо сломались, либо в подзаводе нуждаются, но только стрелки не движутся на них.

— Пойду-ка я на лоджию, покурю, — произносит, тяжело вздыхая, она.

Стало быть, не меня только это достало уже.

— Иди. Тебя тут никто не держит, — в своем репертуаре комментирую я.

— Ну, спасибо. Как тебя еще маленьким не задушили, — парирует, в свой черед, она. Но меня это нисколько не задевает, я-то знаю, что она это любя говорит.

Остаемся с этим костюмчиком и галстучком вдвоем. Я его прямо в лоб (спьяни, значит) так и спрашиваю:

— Ты че домой-то не идешь? Дочери нет, ты кого ждешь?

— А я, собственно, к Рите, а не к Яне пришел. Мы с ней полгода уже, как вместе живем.

— Да ну?

— Без дураков.

— Нормалек... а че ж она мне не сказала-то? Вот я приперся-то. Ну ладно, сейчас выясним — в смысле, насколько это у нее с тобой серьезно, и коли я тоже, с молодости считай, ее бессменный друг, кому она предпочтение на сей раз отдаст — тебе или мне? Как накурится, так и спросим у нее...

Я-то говорю, а в голове у меня, между прочим, никак не укладывается, как она вообще могла связаться с юнцом таким? Он же не иначе как лет на пятнадцать моложе ее.

— Рит, — как только она появляется, цежу я сквозь зубы, готовый, буквально, как тигр заигравшуюся лань, порвать ее на куски, — тут молодой человек говорит, что он вроде как имеет виды на тебя, а почему я, как твой чуть ли не гражданский муж, впервые об этом слышу тогда? И что нам делать теперь с ним — жребий бросать? Ты уж определись, пожалуйста, кому из нас остаться, а кому уйти.

Воцарилось молчание.

— Значит, не знаешь?

— Хорошо, — очень умело не выпускаю я инициативу, что называется, из своих рук, — пойдемте, молодой человек, отсюда вместе. Раз уж барышня в замешательстве, то я нахожу, что лучше всего будет дать ей возможность подумать, а там уж она сама решит, с кем ей быть. И либо тебе, либо мне об этом сообщит — ну там, позвонит, или эсэмэску пошлет.

Он соглашается, и мы уходим. Причем, я так, под локоток, его к двери веду и веду. Под ногами у нас крутится ее противный сеттер, то ли Чиф, то ли Дик. Я его пару раз, чтобы отогнать, в сердцах порываюсь пнуть — да пошел ты!

— Не трогай собаку!

— Держи ее, в таком случае, возле себя. До сих пор жалею, что подарил ее тебе. Теперь вот сам за порог, а этот бес остается, как-никак, тут... У-у, ненавижу (замахнулся я на него). Знал бы, лучше бы морскую свинку тебе подарил, она тебе больше к лицу.

— Не хами.

— Хорошо. Ну, все, пока.

Мы с ним оделись и выходим на лестничную клетку, и уже оттуда я, как бы подытоживая, еще раз, во всеуслышание, провозглашаю:

— В общем, ты кому-нибудь из нас потом флюид свой женский пошли — кто тебе люб, а кто нет. Только не глюкани, пожалуйста, как в этот раз, а то заявимся вместе опять.

Она ничего не отвечает и закрывает за нами дверь.

Но комедия продолжается. Мы спускаемся с ним по ступенькам до следующей лестничной клетки, и тут, навстречу нам, поднимается ее дочь Яна, с мороза, в беличьей шубке и в беретике набекрень.

— Ой, привет, это вы куда? Слушайте, выручайте: если это вас, конечно, не затруднит, сходите, купите Дику «Педигри», а то мне мама наказала, а я напрочь забыла об этом. А она сейчас ругаться будет. Вы же знаете ее. Просто меня друзья в ночной клуб, на день рождения, пригласили, а я и так опаздываю уже...

Ну, как тут откажешь, воистину — святая простота.

— Щас купим.

— Пойдем, — говорю я молодому человеку, — тебя как звать-то, а то я что-то забыл?

— Эдик.

— Отлично, Эдик. Давай сделаем доброе дело — тем более, у нас это много времени не займет. Тут, поблизости, на каждом углу ларьки есть.

И здесь уже хочется заметить, что пока мы с ним там, на кухне у нее, сидели, то это было не так заметно, но когда мы вышли из квартиры и начали передвигаться, что в той поговорке «Мы с Тамарой ходим парой», то тут вдруг явственно выделилось, что молодой человек-то на две головы выше меня, да и в плечах раза в полтора поширше будет. Крепкий такой, словом, субъект. Думаете, меня это испугало? А то! Я его так и провел туда и обратно, что под конвоем. К тому же, почему-то сразу не обнаружив, шаря по карманам, наличность, заставил его еще и за этот злополучный «Чаппи», ну или «Педигри», платить. Зато как нас нахваливала Янка потом. Предлагала даже остаться. Но мы отказались, разумеется, хотя меня так и подмывало ужом прошмыгнуть к ним в жилище. Но договор есть договор, и я повел молодого человека через весь город, к нему домой. Не то чтобы я ему не доверял, а просто как-то хотелось убедиться в том, что он не хитрит, соглашаясь со мной. Да и не случилось бы что-нибудь с ним в дороге, а то еще потом вдруг меня в этом и обвинят! И что же? Так еще и в благодарность, скажу я вам, он чуть ли не в драку кинулся у самого подъезда, когда я начал прощаться с ним. Только я это сразу пресек.

— Я, конечно, не такой здоровый, как ты, но у меня вот тут ножик имеется (хотя у меня ничего такого с собой не было), в силу чего, поинтересуйся предварительно у любого специалиста, значительное преимущество на моей стороне (я еще, помнится, для убедительности оттопырил большой палец в кармане своей куртки), так что советую лучше со мной не связываться. Да и глупо это. Мы же решили уже все — Рита сама, кому из нас сочтет нужным, тому и позвонит, исходя из этого, иди-ка, Эдик, по-добру и по-здорову, домой, спать ложись. А я к себе пойду. Утро вечера мудренее. Кто бы сомневался-то...

Так мы с ним и разошлись. По сей день удивляюсь, как это он мне на слово поверил и не вызвался, для контроля, меня самого до дома проводить.

И что вы думаете, я на самом деле на «фазенду» к себе отправился? Плохо вы знаете тогда пьяного мужика. Я тотчас позвонил Рите и, спросив у нее разрешения приехать к ней, побежал ловить первое же такси. А по дороге, не давая передыху сотовому телефону, набрал тот же номер и поинтересовался у нее, какого лучше купить вина?

— На твое усмотрение.

— Годится.

Так мы избавились от ее молодого любовника, и как уж тут не отметить — чересчур уж активно ночь провели. Думаете, пили? Ну-ну. Мы занимались — то ли на радостях, то ли вследствие пережитого стресса — на эдаком эмоциональном подъеме, усиленно, любовью. А скорее, сексом. Причем, жестким и очень уж отдающим порно.

Может, замолчать? Все-таки неприлично как-то описывать такое... Если только вскользь? Не прочерки же ставить, правда? Ну, слушайте тогда.

Начали прямо с кухни. А как иначе? В традициях жанра. Где и расположились, и будто под камеру. Пригубили по бокальчику, и тут уже нас с ней так неотвратимо потянуло друг к другу, что я принялся, вдыхая чудесный аромат этого распустившегося бутона, безжалостно лепестки с него срывать. При этом, раскидывая их во все стороны — куда майку, куда лифчик, куда трусы. Ну и себя, соответственно, подгоняя под тот же оголенный образ и идя на более плотное сближение с ней. Представляете себе стыковку в невесомости двух космических кораблей? Вот так же. Ибо вначале мы это проделывали в вертикальном положении, в качестве точки опоры все-таки используя кухонный гарнитур. А потом переместились на пол. Благо, что там хоть коврик какой-то лежал, а то бы я ее по нему, как по наждачке, протер. Одни бы уши остались, что у того, из анекдота, кота. После чего проползли, не скажу, в какой уж точно позе Камасутры, в соседнюю комнату, на диван. Ох, бедный, не знаю, как он выдержал такие нагрузки-то...

А так-то, хрен, как говорится, с ним — живем-то один раз!

Давай еще мебель будем жалеть!

Ладно хоть Янка — как вы помните, ее дочь — на дэнс ушла, а то бы и ее присутствие едва ли остановило от столь сумасшедшей страсти нас. Как пить дать, заперли бы её в её комнате и велели бы оттуда до утра даже пописать не выходить. А так, только собаку пока одну.

Эх, опозорились бы...

Впрочем, не впервой...

Продолжение произошло в ванной.

— Ну что, кайфанул? — спрашивала, запыхавшись, она меня.

— Еще не все, — изображал я из себя, как бахвалистый юнец, прямо-таки ненасытного мачо.

Сам поражаюсь, что это на меня опять, встретившись с нею, нашло. Клинический случай, короче. Тема для диссертаций не одному поколению докторов наук.

А то, еще китайцы чешут — «Виагра, виагра» — куда там! Алкоголь — вот это да! А началось-то, стоит оговориться, с банки пива всего — это потом уже вино у нас вдогонку пошло.

Но все одно, скажу я вам, ребята, страшное это — дело пивной алкоголизм. Заводит, хоть караул кричи. Вот-вот сердце выскочит из груди! Это я уже в спальне почувствовал, когда мы с моей ненасытной подружкой Ритой, чуть не убившись о кафель и чугун ванной комнаты, продолжили в спальне мебель ломать. Импортная, дорогая, супер-супер — плевать!

— Да тише ты, изверг, шею свернешь!!! — бессильно пыталась она вырваться от меня.

— Кому? Себе, или тебе?

— Лучше б себе.

— Ну, это ты, милая, со зла. Впрочем, как я понимаю тебя... А давай-ка вот так вот попробуем еще...

— Ой, как хорошо!

И в том же духе до самого утра. Ну, разве это нормально. Ну, разве такой должна быть близость между противоположными полами, подразумевающая нежность, ласки, трепет, так сказать, поэзию чувств. А это что? Это ж форменный садизм (хотя и приятно, опять же, черт возьми) А кто во всем виноват? Конечно же, выпивка. Ведь из-за нее-то, как вы помните, все и началось!

Как еще угомонились, загадочно прям.

А только сомкнули глаза — звонит телефон.

Домашний.

Он у нее в коридоре, на тумбочке размещен.

Рита-то не услышала, а я прошел — а вдруг, мол, важное что? — взял трубку, спрашиваю: «Але». Да еще хрипло, с перепою-то так.

— А Риту можно?

— Рита спит. А это кто? — и нет бы мне повесить трубку, так вот ведь, надо же было спросить.

— Какой Эдик? Ах да, Эдик... Привет. Ты уж извини, что получилось-то так. Она вон еще рожу плющит на подушке (е-мое, и презерватив использованный рядом лежит). И вообще, не звонил бы ты лучше больше сюда.

Связь разъединилась, и я вернулся в спальню. Моя сумасшедшая любовница, оказывается, все слышала, и просто я, понимаешь ли, опередил ее, а так она сама хотела к телефону подойти. Как взялась мне высказывать: зачем, дескать, я это сделал и прочее, прочее.

— Давай потом поговорим, тоже мне, время нашла, — укрывшись с головою одеялом, пытаюсь я отделаться от нее.

Но она как с цепи сорвалась. Так и не умолкала.

— Ну-ну. Ты еще скажи, что я тебе молодость сгубил.

— Что? Ах ты, сволочь. Да, если хочешь, так оно и есть, ты же не даешь мне ни с кем встречаться, ты же постоянно мне портишь все. Только налажу свою жизнь, и на тебе — ты, тут как тут!

«Кукушку» что ли у нее окончательно сорвало? Так и не умолкала. В итоге я вспылил, оделся и утопал к себе домой, дальше досыпать. Спрашивается, стоило ли вообще тогда ворошить весь этот улей, пусть и вкусный в нем был медок. Ох и вздорный эти бабы народ! А виноват во всем все тот же алкоголь. Только пригублю, и меня сразу тянет на подвиги — подходящую компанию себе ищу. А с мужиками, сами понимаете, какой интерес в мирное время пить. На День десантника, раз в год — куда ни шло! А отсюда неизбежная конфронтация с откуда ни возьмись нагрянувшими конкурентами-любовниками. Ну, как в вышеописанном случае. А если бы у меня и действительно тогда нож в кармане был? А если бы он кинулся на меня... Предположить страшно, во что бы вылилось это все! Одним словом, порочный круг. Бросить пить — скучно. Начнешь — вон оно оборачивается чем. И как тут быть, может, мне подскажет кто?

Март 2010 г.
Тольятти.