КОД ДОСТУПА
«Обезьяне для того, чтобы ухаживать за девушками, не хватает только денег», — так, кажется, утверждал Анатоль Франс. Между тем, я знаю две замечательные истории, одна из которых в точности подтверждает, а другая в корне опровергает его слова. Не решаясь спорить с классиком, я лучше расскажу их вам, а вы уж сами сделаете вывод: был ли он абсолютно прав, либо заявил это сгоряча.
Итак, пример первый:
а) один мой шапочный знакомый, кавказец или, как он неизменно уточняет, памирец по национальности, с виду, даже под покровом одежды, натуральный, не переродившийся еще по дарвиновской теории в гомосапиенса, двухметровый примат около тридцати лет от роду, вздумал как-то познакомиться с какой-нибудь молоденькой девушкой, и не просто, а с серьезными намерениями, но так как подходящих кандидатур на тот момент поблизости от него не наблюдалось, ибо он третий год уже как, по приговору суда, отбывал за вооруженный грабеж десятилетний лагерный срок, то он, особо-то не напрягая мозги и используя, вопреки запретам администрации, принадлежащий ему сотовый телефон, изыскал предмет своих тайных вожделений в разделе знакомств на сайте «Одноклассники» — по примеру многих и многих, невзирая на свое бесправно-изолированное от общества положение, не отстающих от прогресса таких же, как и он сам, зэков, зарегистрировавшись и открыв себе там персональную страницу, ну, вы поняли, о чем идет речь, да не тяп-ляп, а, как и положено, с фотографией, указанием возраста, имени и фамилии, правда, последнюю, во избежание преследования за это со стороны оперативной части учреждения, несколько изменив, так что в Рунете он теперь значился как Алишер Писарчук, проживающий в городе Самаре, ибо исправительная колония № 26, в которой он содержался, согласно вышеуказанному уже наказанию, по своему местоположению как раз находилась невдалеке от нее.
Нельзя сказать, чтобы он сразу обрел свое счастье в лице двадцатидвухлетней блондинки Светланы Л. из Петербурга, выйдя на нее по всемирной паутине и установив полюбовную, увлекательную переписку, так как до этого у него в числе герлфрендов были Маша из Тамбова, Катя из Чебоксар, Анжела из Москвы и даже Зульфия из Бангладеш. Но именно наша соотечественница с берегов Невы, своим лучащимся с фотографии, что солнышко с детских рисунков, милым личиком и забавным для его грубой мужской натуры, вежливым обращением на «вы», плюс чем-то необъяснимым, что обычно в народе характеризуется божьей искрой, пробежавшей между ними, сумела, вытеснив всех остальных, всецело расположить его к себе. После чего он уже начал даже подумывать о том, чтобы пригласить ее на свидание, по закону, хоть изредка, но все ж таки разрешавшееся, а вся его криминальная подноготная, стало быть, не являлась секретом для нее, а там, мол, если они совсем уж понравятся друг другу, да так, что и жизнь врозь покажется им уже не мила, то сделать ей предложение и жениться на ней. А почему бы, собственно, нет? Ведь не до конца же дней своих ему придется в лагере сидеть, а когда-нибудь все одно же, как подсказывал здравый смысл, придется освободиться, по тому же УДО, так хоть не к разбитому корыту, а обретя, если не свой дом, то, во всяком случае, семью.
Но, однако, перед этим, как личность многоопытная, он решил проверить свою, по мере развития событий, уже без пяти минут невесту, относительно того, насколько она серьезна и, значит, будет ему в дальнейшем верна как супруга и не окажутся ли, дескать, все ее ежедневные заверения в этом, в электронных корреспонденциях, лишь пустым звуком, по поговорке, что бумага как бы все стерпит, а уж виртуальная — так тем более, когда в действительности, на поверку, выяснится, что это далеко не так. И тут он, для выполнения поставленной перед собой задачи, проявил чисто восточную находчивость, если не сказать — коварство, зарегистрировав «втемную», в тех же «Одноклассниках», одного своего коллегу по несчастью, который так об этом ничего и не узнал, с ближайшего «проходняка», по прозвищу Цибулька, осужденного, по сфабрикованным ментами уголовным делам, за хранение боеприпасов, употребление наркотиков и дачу взятки, а на самом деле, ни в чем перед законом не провинившегося, отпетого бомжа, который, если и был замечен перед родным государством в каких грехах, то все они заключались исключительно в том, что, во-первых, он уже лет десять как на него не работал, а промышлял единственно тем, что собирал повсюду плохо лежащий «цветмет», питался чем придется, зачастую по помойкам, а в-третьих, пил все больше, не такой дорогой, как водка, денатурат. И неудивительно, что, при данном беспорядочном образе жизни, организм его быстро износился, как двигатель, работающий, вместо чистого топлива, на таком вот откровенном дерьме, да еще и без подобающей периодической диагностики и по принципу «хороший стук всегда наружу выйдет», в итоге, в свои пятьдесят лет, он выглядел на все восемьдесят, а то и сто лет, будучи, что «бабаежкин» друг Кащей Бессмертный, по всему впалощекому «фейсу» изборожденным сплошной сетью морщин, гнилозубым, а так же, от рождения, лопоухим, лупоглазым и косым.
То есть без слез не взглянешь, такой вот крайне антифотогеничный тип, тем более, спящий с расплывшейся по подушке из разинутой «горильей» пасти слюной и как бы фиксируемым, на том же фотоснимке, животным рычанием, даже отдаленно не напоминающим милый, человеческий храп. И вот эту-то не иначе как ассамблею ужаса, с полуправдоподобными характеристиками, а точнее, как Цибулька, город Самара, возраст «древнее мамонта», наш лихой на выдумку ревнивец Алишер, противопоставив себе и выступая инкогнито от его имени, использовал для WEB-заигрывания со своей питерской возлюбленной, для того, чтобы уже не думалось, разобраться для себя в том, можно ли ей доверять — как женщине и как близкому другу, и не закрутит ли она ненароком роман, поддавшись на провокацию, с кем-нибудь еще, узаконив отношения с ним; в общем, не будет ли ему изменять.
— Милая Света, я случайно увидел вашу фотографию на сайте в Интернете, и был буквально ослеплен вашей дивной красотой. Не побоюсь заявить, что вы и есть девушка моей мечты, как мне думается, способная сделать меня счастливым, — наткнулась она как-то в своем почтовом ящике, на строки новоявленного поклонника, даже не подозревая о том, кто при этом, доподлинно, скрывается за ними.
Безусловно, сразу она ему ничего не ответила, а первым делом поделилась своими впечатлениями от этого неожиданного «амурного» послания со своим бойфрендом Алишером, который уже, изловчившись к тому времени перепрыгнуть со страницы на страницу, искренне обрадовался такому повороту событий и, чувствуя, что входит во вкус игры.
— Ты знаешь, милый, ко мне тут начал сейчас «клеиться» с «Одноклассников» один урод (ты бы видел его фотографию); кстати, он ваш, самарский; вот размышляю теперь над тем, как бы его повежливее подальше послать.
— А как его зовут? — продолжая интрижку, тотчас откликнулся он.
— Какой-то Цибулька.
— Да ты что! Это же крутой «чел». Спроси у своей бабушки, она же тоже у тебя с поволжского региона, наверняка знает, что здесь добрая половина торговых сетей и гостиниц принадлежит ему. Короче, олигарх, состояние которого исчисляется не в один миллион долларов и, насколько я знаю, сам он давно уже живет на собственной вилле, где-то на Лазурном берегу Франции, и лишь наездами, для контроля за бизнесом, бывает в нашей стране, прилетая в нее на личном самолете — золотом «Фальконе», а тут перемещается целым кортежем из дорогих иномарок, так, что на всем его пути, как для Президента, гаишники только успевают улицы перекрывать. Ненавижу богачей! Но ты же не позаришься на его деньги, правда? Да и что они по сравнению с тем, как я сильно тебя люблю! Так и съел бы твои нежные губки, ням-ням, пока.
Р. S. А бабушке все-таки позвони.
Расчет был верный, Света, конечно же, не воспользовалась его советом и не стала искать тому подтверждения, отзваниваясь и беспокоя, как ей представлялось, впустую, свою семидесятилетнюю самарчанку-бабушку, поверив Алишеру на слово, зато немедля списалась с завидным интернет-кавалером Цибулькой, уведомив его о том, что она, выходит, получила от него письмо, весьма тронута его похвалами и вниманием, как и стремлением во что бы то ни стало добиться от нее взаимности, ко всему прочему, вполне откровенно, не жеманясь, добавив, что, значит, и он сразу понравился ей и, следовательно, может рассчитывать на такое же пылкое, как и она вызвала в нем, встречное чувство, так как ее очень растрогало и, вместе с тем, расположило к себе его оригинальное домашнее фото, на котором он так сладко спит, в обнимку с подушкой, ну точно ее любимый литературный герой Обломов; и что бесспорно характеризует его как человека семейного и серьезного, а, мол, именно такой спутник жизни ей и нужен, а не какой-нибудь там ненадежный вертопрах. Одним словом, он — душка! И, следовательно, сама судьба свела его с ней!
Представляете, какое лицо тогда было у влюбленного в нее кавказца, когда он это все прочитал. Шекспировский Отелло перед тем, как задушить Дездемону, и тот, пожалуй, столько безумного негодования на своей омерзительной харе едва ли выражал, ибо это ж как надо вжиться актеру в образ, чтобы столько страдания передать. А тут, понимаешь ли, кипела натуральная страсть, от предельного накала которой наш герой и вправду на какое-то время разум потерял!
В общем, изменнице-невесте очень даже повезло, что она, попавшись, как глупая рыбка на приманку, находилась от своего ревнивца-жениха на значительном расстоянии, сообщаясь с ним лишь через интернет, и он не смог, в порыве ущемленного самолюбия, понаделать таких глупостей, о которых, несомненно, сам бы впоследствии сожалел. В точности по поговорке: «Близок локоток, да не укусишь!».
И так, побесившись и махнув рукой, лишь отправил ей за псевдомиллиардера Цибульку короткое ругательское сообщение: «Да пошла ты...», в то же самое время, от своего имени, ничего не поясняя и не возобновляя больше с ней прежнюю любовную переписку. А, вместо этого, записался на прием к лагерному психологу — опять же, прекрасной молоденькой девушке, ибо очень уж надеялся с ее помощью (но, естественно, с учетом того, что она является представителем власти и, не посвящая ее во все подробности произошедшего) разобраться для себя, можно ли вообще верить женщинам, раз уж они так по-сорочьи падки на все то, что блестит. Ну и, заодно уж, разумеется, снять пережитый стресс. Хорошо бы! А что если воспылает знойной горской страстью и к психологу. Девушка-то она, как-никак красивая. Впрочем, это уже будет тогда совсем другая история, к разговору о которой мы, возможно, приступим в следующий раз. Сейчас же у нас на повестке дня пример второй, обозначим его, соответственно, буквой:
б) Помните то, не иначе как сумасшедшее времечко, охватившее чуть ли не все девяностые годы прошлого века, когда предприимчивые молодые люди, сменив хулиганские кожанки на «респектабельные» малиновые пиджаки, сколачивали себе состояния буквально из воздуха, занимаясь кто чем — от откровенного криминала, до честной коммерции. Именно к таким везунчикам и относился наш самарец Андрей Князьков, который, покрутив пару-тройку лет наперстки и поиграв в «линеечку» в людных местах крупных городов, до тех самых пор, пока осерчавшие вдруг власти не начали за это сажать в тюрьму, а ежедневные сборы, поделенные на всю бригаду, назовем ее так, «Ух», в составе которой он этим занимался, не упали до катастрофического минимума и не позволяли уже больше регулярно ударяться в столь настоятельно требуемые для ублажения широкой русской натуры куражи-муражи, он, не то чтобы вняв известному совету Остапа Бендера, переквалифицировался в управдомы, а скорее, оставаясь все на тех же, что называется, «вольных хлебах», сумел-таки, проявив твердость характера и гибкость ума, переориентироваться с одного сомнительного поприща на чуточку более стабильное. Да и, в отличие от первого, едва ли где зарегистрированного, теперь уже вполне официального и выступавшего под легальной вывеской какого-то там акционерного общества или частного предпринимательства. Точно сказать не берусь, но каких, на тот день, повсюду расплодилось, что мошкары по лету в тайге — тьма-тьмущая. Сам бы он, конечно, как закоренелый двоечник, по-простому выражаясь, в одиночку ничего подобного не потянул, но тут ему, как нельзя кстати, подвернулся «знайка» — одноклассник, который, видимо, чувствуя в нем, как в прирожденном уличном авторитете, надежную от одолевавшего всех и вся тогда бандитского рэкета защиту и опору, предложивший ему совместно заняться заправочным бизнесом, за какой-то год-другой расширившимся от торговли (в основном, разбуторенным аж семнадцатью способами девяносто третьим) бензином с бойлеров, до открытия собственной мини-нефтебазы и, как щупальца спрута, тянущейся от нее по всей области сети заправочных станций, приносящей им обоим, при таковой, нещепетильной в средствах (дескать, деньги-то не пахнут!) постановке вопроса несметные барыши. И в этом отношении он был, безусловно, вполне удачливый тип. Единственно, в чем не везло герою нашего рассказа (а то и времени?!), за богатырскую внешность, с юношеских лет еще, прозванного Глыбой, это в любви. Ибо все девушки, с которыми он когда-либо завязывал знакомство, оказываясь под гнетом его природной грубости и неотесанности, как правило, долго не выдерживали, и рано или поздно покидали его, очевидно, предпочитая себе для личной жизни какого-нибудь более нежного кавалера. И получается, все его деньги и даримые им, как, между тем, отнюдь не жадным человеком, подарки — норковые шубки и всякие там дорогие украшения, не в состоянии были исправить данного критического положения вещей и наш безутешный Глыба на неопределенный жизненный период в личном плане оставаясь один, вероятно, не ведая, как еще можно по-другому отвлечься, потихоньку пристрастился к спиртному, а точнее говоря, пока душа у него, значит, не отболит, буквально горькую запивал. Так что окружающие каждый такой вот раз, определенно, не представляли, что уж им и делать-то с ним. Убеждали — не помогало. Возили к маститому экстрасенсу, женщине в возрасте — так та сама «синячит» теперь. Пока вдруг кому-то из них не пришла в голову мысль подыскать ему подругу где-нибудь на стороне, за границей, через тот же интернет — когда еще, мол, спишется да встретится с ней.... Хоть трезвым побудет лишний денек. Это в расчете на ближайшую перспективу, а что касается полного решения проблемы, то раз уж для такой ответственной миссии, как спутница жизни, для их товарища наши местные, российские барышни, как выяснялось, были слишком слабы, что для северного климата южные цветы, то ему подобрали невесту с экзотическим для нашего слуха именем Сюзанна, и нет бы, исходя из вышеприведенных соображений, где-нибудь у нас на Чукотке, либо Колыме, пусть даже это и не иностранная территория, если уж им этого так хотелось, а аж в одной из скандинавских стран, а конкретно, в Швеции, что, по большому счету, не так уж и важно, как покажет впоследствии стремительно развивающийся сюжет. Ибо девушки-то, как мне сдается, по существу, при всей их утонченности, везде одни — юркие, энергичные и хваткие, и заторможенными их, как тех же эстонских парней или русских Вань, ну никак не назовешь, и если уж загорятся чем, то непременно добьются своего. А если уж передумают, то, стало быть, ни на какой козе уже не подъедешь к ним. Не зря же бытует такое мнение, что мужчины только думают, что выбирают себе спутниц жизни, а на самом деле — они их. Возможно, благодаря этой природной особенности и сразу же перехваченной слабой половиной инициативой, взаимоотношения между ними, невзирая на разделяющее их немалое расстояние, только завязавшись, развивались настолько бурно и быстро, что в чем-то даже напоминали подпитываемую родниками полноводную реку, от истока до устья планомерно только расширяющую свои берега. Так что где-нибудь через полгода, поначалу абы как знавший английский язык, а именно на нем, посредством эпистолярного жанра, они преимущественно и общались (лишь изредка прибегая к услугам сотовой связи), Глыба, обложившись самоучителями и справочниками, овладел этим межнациональным средством коммуникации, чуть ли не в совершенстве, правда, понемногу примеряясь и к ее родному — шведскому, как он его для себя определил, «гавканью», а затем наступил и тот знаменательный в его жизни день, когда, воспользовавшись полученным от нее приглашением, он поехал знакомиться со своей интер-зазнобой, ну и ее родителями, то есть будущими тестем и тещей, с которыми, если он им понравится, то что ему было, собственно, рядить-то, когда приданного он от них, на наш стародавний отечественный манер, не требовал, а на древнеазиатский — выкуп не запрашивали они. И это настолько сильно укрепилось в сознании жениха, что он как к должному, с пониманием, отнесся, узнав от главы семейства, когда тот открыл ему дверь, что Сюзи, как он ее ласково именовал, с мамой уехала в какой-то соседний с их городишко, на пару дней, навестить больную бабушку, но, дескать, пусть он располагается и ждет их там, у них дома, как самый почетный гость. Чем, при всей его закоренелой неотесанности и противоестественно сочетающейся с ней стеснительности, добряк Глыба не преминул воспользоваться, ко всему прочему, не устояв еще и перед радушным предложением иностранного родственничка отведать молодого винца, заглянув для этого в находящийся там же, под уютным двухэтажным строением, довольно вместительный погребок, в котором больших и поменьше бочек с выдерживавшимся в них драгоценным содержимым было не счесть, а из вмонтированных в них кранчиков, стоило только повернуть любой их них, бордовая, либо прозрачная жидкость непрерывно лилась, буквально рекой, только успевай подставлять кружки, или же рты. Что ни говори, вот он — истинный рай для мужиков!
Время будто остановило свой ход.
В результате, они с будущим тестем, на радостях от встречи и за три дня отсутствия в доме слабого пола, так набулдырились, что мало чем уже напоминали цивилизованных людей, потому как были не бриты, не мыты и не расчесаны, а их нечленораздельная речь скорее походила, взамен культурной человеческой, на какой-то сплошной звериный рык. Да и передвигались они уже все чаще, подобно лесным братьям нашим меньшим, на четвереньках, нежели как обитатели населенных пунктов и городов, на своих двоих.
— Не-не, мне такой не нужен, — сразу категорично заявила по возвращении Сюзанна, застав в таком вот, если уж быть предельно откровенным, омерзительном состоянии интернет—ухажера Андрея, пожаловавшего к ней ладно бы просто в гости, а то ведь с целью самосватовства перед ее пожилыми родителями и тотчас, что означает, ударившего в грязь лицом (папа-то ее, понятно, здесь ни при чем). И тут уж бесполезно было убеждать ее в том, что когда он протрезвеет, то вовсе даже не такой уж и плохой, как могло ей показаться вначале, парень, все одно, она несгибаемо стояла на своем, отвергая его.
Так и пришлось распрощаться тестю с дорогим зятьком, о чем он, между тем, единственный кто, пожалуй, из всего их «замороженного» скандинавского семейства, искренне сожалел, ибо за всю свою продолжительную жизнь он ни с кем еще так всласть и от всей души не гулял — до хруста и расплескивания кружек не чокался, по-родственному не обнимался и песен на всю округу, как резанный, не орал так, что аж полиция, по вызову соседей приезжала не один раз!
— Эх, упустили такого видного жениха, — долго он еще потом горевал.
— Вот и выходил бы тогда уж сам за него замуж, вместо меня, — веско отсекала в ответ его дочь.
Это привело к тому, что наш неунывающий Глыба, которому к таким крутым поворотам в личной жизни, как явствует из рассказа, было уже, в общем-то, не привыкать, очутившись за порогом их дома и не успев еще толком протрезветь, а также произошедшее как следует осмыслить и оценить, блуждал по незнакомому зарубежному городу из бара в бар, что камень, брошенный по накатанной и отскакивающий от стен; продолжая при этом, по инерции, «закладывать за воротник». А когда все его деньги, которые он, разменивая на иностранную валюту, брал с собой в заграничное, едва ли удачное, путешествие, вышли, то, воскресив в памяти навыки лихих девяностых, он стал играть на выпивку с наивными скандинавами в «петельку», с условием — угадай, мол, затянется она на пальчике, или нет. Причем, всегда побеждал и был востебован, ибо весьма заинтригованная тем, как же это все-таки происходит, доверчивая здешняя публика фактически не отставала от него, требуя повторить этот фокус еще и еще; а заодно и, в качестве реванша, помериться силами в армрестлинге, то левой, то правой рукой, прямо за барной стойкой проверяя, кто же перетянет кого? Что со стороны напоминало борьбу котят с медведем, ибо здоровья, если судить по одному прозвищу, было у Глыбы, хоть отбавляй, а спиртное только раззадоривало, но никак не пьянило нашего несостоявшегося жениха. А если все же смаривал сон, то хозяева круглосуточных заведений, видимо, догадавшись к тому времени уже, в чем дело и проникшись стойкой симпатией к этому, по их представлениям, русскому чуду, не выпроваживали его среди ночи на улицу, дабы его не забрали и не поместили патрулирующие город службы правопорядка за такой вот, сразу обращающий на себя внимание, пропитой вид, в вытрезвитель, пока он будет искать свой, кстати сказать, давно отказавший ему в гостеприимстве — за неуплату — отель, а после, тем паче, «штурмовать» какой-нибудь случайный притон, а благодушно позволяли выспаться, притулившись на стульчике где-нибудь в уголке, а утром, угостив за свой счет кофе с бутербродом с семгой, или же сыром и ветчиной, все-таки советовали на полупонятном ему шведском языке обратиться за помощью в российское консульство, где бы ему, соответственно, более доходчиво подсказали, как дальше быть. И он, вроде бы, соглашался, благодарно кивая головой, хотя так и не доходил до него, ибо, по дороге туда, ему, как назло, обязательно попадалось какое-нибудь еще, уже ранее разведанное, питейное заведение, мимо которого ему, как по складу характера, существу отзывчивому и не замкнутому, разве же можно было, чтобы не выразить своего почтения, равнодушно пройти. Нет, конечно. И все повторялось по новой изо дня в день, и неизвестно, сколько бы еще длилось, не попадись он все-таки как-то на глаза полиции, которая, проверив его документы и установив, что у него давно уже закончилась пригласительная виза, не арестовала его и затем, по-быстрому, не выдворила обратно на Родину, в Россию, где уже домочадцы и коллеги по бизнесу практически потеряли его.
И вы думаете, протрезвев и уже совсем придя в себя, наш Андрей Князьков не пробовал из дома восстановить так нелепо прерванную связь со своей незабвенной шведской пассией Сюзанной — а то! — и писал, и звонил, а кто бы видел, какие дорогие подарки попутно посылал он ей, да только все они неизменно возвращались даже нераспечатанными, по линии той же почты, назад к нему, пока он окончательно не убедился в том, что ему уже никогда и ничем не удастся растопить ледяное сердце этой северной красавицы, с которой поначалу, казалось бы, все у них складывалось так славно. Вместе с тем, он, если бы потребовалось, то и долларовыми купюрами, не задумываясь, взялся бы для этого поддерживать в условном костерке огонь и, разумеется, она это тоже отлично понимала, однако не изменила своим прекрасным идеалам и, если уж однажды разочаровалась в своем былом возлюбленном, то ни в какую не захотела уже, ради какой-то предосудительной и мелочной корысти, подпускать его близко к себе, не то чтобы идти с ним под венец.
Ну и что вы скажете на этот счет? Правильно. Вот и я разумею, что жизнь была бы слишком скучная штука, если бы действительно существовала единая для всех случаев формула любви или, изъясняясь, интернет-языком, имелся код доступа к ней; а так хоть посмеяться есть над чем. Да и погрустить заодно.
Октябрь 2009 г.
ИК-13, Самарская обл.
К содержанию