ЗМЕИНЫЙ КЛУБОК

В каждой исправительной колонии — так уж, видно, в силу настоятельной необходимости и не бог весть с каких времен повелось — непременно свой осужденный «Самоделкин» есть (а то и не один), к которому вся его социальная ровня, наперегонки с сотрудниками учреждения, что на спортивном состязании, бегают за починкой электроприборов. И если бы только они одни...

Первые — потому что в этой системе никаких иных пунктов по оказанию бытовых услуг в данной сфере просто не предусмотрено и обращаться им, стало быть, за этим больше не куда и не к кому, а вторые — чисто из экономии, потому как там, на воле, за лагерным забором, за такого вот рода техническую реанимацию надо же по установленному государством и, прямо скажем, «шкурному» тарифу, своими кровными расплачиваться, а их же, при получаемых ими, по нынешним меркам, мизерных зарплатах, как известно, завсегда же бывает в обрез.

А осужденный «Самоделкин», считай, за «спасибо» то же самое сделает, да еще и там, где озадаченный аналогичным заказом вольный мастер в бессилии только руками разведет.

И когда какие-нибудь умники из выпестованных и контролируемых государством различных законодательных и силовых служб начинают, как я это, допустим, намедни слышал по радиостанции «Эхо Москвы», рассуждать, по случаю той же безвременной кончины преступного авторитета Вячеслава Иванькова (Япончика) о том, что, по их мнению, эту маргинальную прослойку общества, к каковой, собственно, относился покойный, дабы она не оказывала своего тлетворного влияния на молодежь, надо, осудив, еще и тщательно изолировать от связей с ней, установив повсюду систему наблюдения — так, чтобы, мол, по желанию, даже в столице все их передвижения были видны, а сам такой вот, посаженный в тюрьму, порицаемый обществом и социально опасный рецидивист, изо дня в день и из года в год только и делал, что глазел в одиночке в телевизор, методично «превращаясь в растение» и постепенно выживая из ума. Во как! Напористо и, главное, не лишено здравого смысла, однако, почему же когда я, все ими сказанное, анализирую, то у меня, как у человека, не понаслышке знакомого с той средой, о которой эти вышеупомянутые всезнайки так легко и поспешно судачат в эфире, подспудно закрадывается к ним вопрос. А то и не один: «Приживется ли все это в реальности, и сколько же тогда надзирателям за это нужно будет платить?» Ибо сейчас они — явно мало подходя для подобной чистоты эксперимента — все, сплошь и рядом, одним только окладом не довольствуются, а так и норовят тем, либо иным способом контактируя с арестантами, пусть чуточку, да поживиться за их счет — идешь с передачкой, хоть что-нибудь, да обязательно им дай! Нарушил режим содержания — той же монетой плати. И это при всем том, что основная часть из этой подневольной братии и так фактически бесплатно и не иначе как батрачит на этих же самых, определенных им приговором суда, господ.

Вот хотя бы случай такой:

Сидит, значит, в своей персональной «биндюге», отведенной ему при клубе, наш «Самоделкин» Александр К., «починяет» телевизор Председателю — как видно, по-серьезному повязанному официальными узами с этим исправительным учреждением — районным судом. Причем клянет на чем свет его, мысленно, за то, что он, при его-то действительно стабильном материальнои положении, не выкинул на помойку этот, как он уже нарек его для себя, «пятнадцатилетний гроб», а приволок его, — еще раз подчеркиваю, с воли в зону, — на мучение ему. «Не лень же было... Вот уж, вправду, с дерьмом не расстаются», — второй день уже злится в душе он, но, однако же, не бросает начатой работы, ибо хорошо, на примере других осужденных, знает, что с Председателем Суда шутки плохи. Вот, положим, где-нибудь с месяц назад, как поговаривали, отказал начальник колонии ему в просьбе «прикомандировать» к его даче на недельку с десяток-другой бесконвойников, так тот, в отместку, весь «удошный» поток, подбившийся после административной комиссии, аж из сорока пяти человек, что называется, «зарезал» — и никого из них раньше срока из-под стражи не освободил. А потому, набравшись терпения, корпит и ломает голову наш бесправный, почти фольклорный «Левша» над этой вышедшей из строя «чудо-техникой», во что бы то ни стало намереваясь ее отремонтировать, ибо у него у самого уже скоро, после семилетней отсидки и, как это предусмотрено процессуальным кодексом, по двум третям, согласно степени тяжести его уголовной статьи, подходит дата условно-досрочного освобождения; и он очень уж рассчитывает — если, конечно, ему все его старания на этом поприще зачтутся — с первого раза, как он сам выражается, «отсюда отвалить».

Шутка ли? Хочешь не хочешь, а занервничаешь, когда вопрос, можно сказать, вот так вот стоит ребром!

А тут его еще постоянно кто-нибудь отвлекает: то блатные просят «втихаря» реанимировать «заглючивший» и относящийся к запрещенным предметам в местах «не столь отдаленных» сотовый телефон. То «замполит» с отложенной пока в сторону и в который раз уже ломающейся автомагнитолой торопит, а тут вот еще Дежурный помощник начальника колонии, попросту ДПНК, со своими часами пришел — встали, говорит, а ему без них, видите ли, никак нельзя. Так и пришлось на время отвлечься от председательского «гроба» и батарейку в них по-быстрому поменять, ибо с такого уровня сотрудниками администрации, как-никак, тоже надо дружить — в силу хотя бы того, что случись вдруг что-то серьезное, напьешся, или же застукают тебя курящим в неположенном месте, так он ведь тотчас в состоянии аннулировать любое нарушение, то бишь «отмазать тебя». Ну и т. д., и т. п., — мало ли, какие проблемы еще могут возникнуть прямо-таки из неоткуда у каждого зэка. «Знал бы, как молвится, где упаду, соломинку подложил» — так вот же она! В лице обратившегося к нему за помощью ДПНК.

Дурака, естественно, на столь ответственную должность не назначат, ибо здесь уже для того, чтобы, по существу, целые сутки (а именно на такой период они обычно на службу и заступают) всей зоной единолично управлять, одного образования маловато будет, тут уже природную сообразительность и особый командирский талант в придачу к этому надо иметь — где-то «славировать», а где-то твердость характера проявить.

Короче, это был бесспорный лидер и далеко не глупый человек; и что уж говорить тогда об уровне развития других его, гораздо менее одаренных подчиненных, если спустя некоторое время, когда он пришел забирать у «Самоделкина» свои, уже исправно функционирующие и без перебоев тикающие после его «квалифицированного» вмешательства наручные часы, и тот ему объяснил, что, дескать, ничего страшного, они у него «кварцевые», и у них всего-навсего «села» батарейка, которую он в них, имея как раз таковую в наличии, ему поменял, то знаете, что ему на это озадаченный бляха № 1, дослужившийся до майорского чина, заявил — не поверите! — а, между тем, это в точности так и есть: «Надо же, а я их, как механические, без задней мысли, два года каждый божий день завожу!»

В общем, хоть стой, хоть падай...

Честное слово, не вру! Все по поговорке: «За что купил, за то и продаю!»

О времена, о нравы — так, кажется, в сердцах восклицал классик. От себя же, вернувшись к прежнему разговору, хочется добавить: «И вот эту-то ни много ни мало людскую кучу-малу, эдакий змеиный клубок, некоторые московские умники при власти, собираются на расстоянии, с помощью электроники, контролировать. А то и всецело ими управлять. Ну-ну, скажем так!»

Октябрь 2009 г.
ИК-26, Самарская обл.