– В моей семье много пели Вертинского, много слушали, дед дружил с ним, папа обожал его и пел мне его песни все детство. Правда, у папы не было ни слуха, ни голоса, поэтому когда я услышала, как по-настоящему звучит Вертинский, я была сильно удивлена.

Мне посчастливилось родиться в семье писателя Виктора Ардова и актрисы Нины Ольшевской. В доме бабушки и дедушки бывало огромное количество всякого прекрасного народа – поэты, писатели, художники, артисты. Дедушка и бабушка были очень талантливые люди, умели дружить, были очень гостеприимные, добрые, открытые. Даже когда я появилась на свет, у нас дома все равно продолжались бесконечные гости, гулянки, дверь не закрывалась, папа готовил огромное количество вкусной еды, у нас все время кто-то ночевал.

Когда дедушка и бабушка только поженились, они жили в Нащокинском переулке в Москве. Этажом выше жил Мандельштам. Мандельштаму нравилась бабушка. И каждый раз, когда к нему приезжал кто-нибудь в гости, он спускался этажом ниже, звонил в дверь, открывала моя бабушка, он говорил:

– Здравствуйте, Ниночка!

И, обращаясь к гостю:

– Это самая хорошенькая барышня в Москве, которую я знаю. До свидания, Ниночка!

У Мандельштама гостила и Анна Андреевна Ахматова. Как-то раз дед позвал в гости и Мандельштама и Ахматову. Бабушка тогда была молодой артисткой и была в страшном зажиме, потому что рядом сидели два великих поэта, которых она обожала. Она даже не могла сделать глоток вина. А дед шутил, со всеми общался. И вот как-то раз Мандельштам не смог разместить у себя Анну Андреевну, и она осталась ночевать у бабушки и дедушки. А потом, когда бабушка и дедушка переехали на Ордынку в дом 17, где Пастернак первый раз прочел «Доктор Живаго» у нас в большой комнате, и было еще много чего и много кого интересного, Анна Андреевна и туда приходила в гости. В первый ее визит по новому адресу бабушка страшно волновалась, и говорила:

– Анна Андреевна, вот здесь сахар, тут чай, вот здесь я котлет нажарила…

А дед сказал:

– Рифмы на третьей полке, слева.

Анна Адреевна захохотала, и с этого момента стало понятно, что они будут дружить всегда.

В Москве Ахматова жила у нас. Когда она приезжала, то Алексей Владимирович Баталов – старший сын моей бабушки от первого брака уступал ей свою комнатку. Поэтому первая машина у Баталова – от Ахматовой, она ему подарила. Он называл автомобиль «Аннушкой». Меня в честь нее назвали. Конечно, я ее не застала, для меня это были такие же рассказы, как я для вас сейчас рассказываю.

Я страшно жалею, что не расспросила бабушку о многом. Было же ощущение, что бабушка будет всегда.

– Мама мечтала, чтобы я была балериной, и готовила меня к подготовительным курсам, после которых можно было поступить в школу Большого театра. Мучила, тянула ноги… Я прошла первый тур, второй тур, а на третьем надо было танцевать, а мама с театром уехала на гастроли. Я пришла к дедушке еврейскому и сказала:

– Дедушка, мне нужен танец, что мне танцевать?

– Ну конечно, «Семь сорок»!

И что вы думаете?! Я танцевала «Семь сорок», и меня приняли!

Но по окончании подготовительных курсов маме позвонили из школы и говорят:

– Вы забирайте, пожалуйста, девочку из балета. Дело в том, что она не хочет быть балериной. Она клоун. Все занимаются, а она всех смешит.

Мама плакала. Я ей сказала:

– Мамочка, пожалуйста, не плачь. Я пойду петь в хор и научусь вязать.

Она заплакала еще сильнее. Но в хоре я пела. И вязать умею.

– Летом мы отдыхали в Крыму. Нас там подобралась целая компания – артисты, учителя, врачи. Мы занимали целый двор дома, в котором снимали комнаты у Екатерины Ивановны Потаповой. Баба Катя – потрясающий человек, она нас обожала, много чего от нас терпела: ночные пения, приходы с моря в 4 утра – ну все, что творят молодые люди на море. Часть бабы Кати есть в моей Серафиме Аркадьевне Яблонжевской – бабушке-сталинистке. Если в этом персонаже есть что-то человеческое и доброе, то это баба Катя. Я, например, подходила к ней и спрашивала:

– Баба Кать, а я вот вам два доллара платила за июнь и июль. А можно я так же два доллара буду платить за август, а не три, как вы теперь просите?

– Эт чево-то мне неинтересно. Бабушке так неинтересно.

Было святое время, когда баба Катя смотрела сериал «Рабыня Изаура». Лучше всего было уйти на море в это время. Как-то раз я осталась – возилась там что-то. После просмотра сериала баба Катя вышла из комнаты очень серьезная и говорит:

– Артистка, подойди-ка сюда.

– Чего, баба Кать?

– Вот когда вы целуетесь в кино, это что, по-настоящему?

– Баба Кать, ну конечно, без всяких языков, но целоваться-то приходится. Камера же близко, надо как-то изображать.

– Господи! Это же хочешь не хочешь – захочешь!

– Естественно, у меня все спрашивают, как рождались мои персонажи из шоу «Одна за всех». Ну, Серафима Аркадьевна Яблонжевская состоит из трех человек: Екатерины Ивановны Потаповой, моего педагога Андрея Александровича Гончарова, который был приличный тиран, гений, конечно, но тиран, и Георгия Милляра. Хоть и сложно в этой маске было существовать, но интересно, я этот персонаж люблю. За эту маску можно спрятаться и кем угодно ее населить и как угодно себя вести.

Зерно еврейской мамы Розы Моисеевны – это мама моей подруги Инна Марковна, дай Бог ей здоровья. Маруся – моя подруга – очень маленькая, тоненькая, красивая еврейская барышня, плохо училась в школе. Получала она двойки, потому что не делала домашние задания. Приходила из школы и обиженно говорила:

– Мама, я получила два.

Инна Марковна спрашивала:

– В чем дело?

– Мамочка, потому что я еврей.

Инна Марковна кричала мужу:

– Семен, я говорила, надо уезжать из этой страны! Обижают ребенка!

Инна Марковна все время всех кормила. Это было очень вкусно, много и очень смешно:

– Ну, съешьте еще кусочек! Я сказала: ешь, сволочь такая!

Другой мой любимый персонаж – Галочка. В Крыму у нас были любимые украинцы из Харькова – Валерий и Любаня. Валера настраивал рояли, Любаня была педагогом в школе. Любаня готовила очень вкусные борщи, всех кормила, а сама не ела. Я однажды спрашиваю:

– Любанька, а что ты не ешь борщ? Это же так вкусно!

– Ты нормальная, чи шо? Я лучше шоколада съем!

Вот это «нормальная, чи шо?!» – я у Любани содрала.

Но главный человек, который создал Галу, – Анечка Воронова, моя однокурсница. Аня из Керчи, она очень хорошо знала этот говор. Каждый раз, прежде чем начать съемку, я читала ей текст, мы правили его и репетировали: чтобы правильный был говор, не пропускать «шо» и ударения: поспАла, забрАла.

Однажды Сережа Погосян показал своему армянскому папе наши скетчи, папа посмеялся, похвалил. Сережа говорит: «А давай я тебе покажу, как эта артистка еще играет». И показал Галу. Армянский папа сказал:

– Слушай, как из нее хорошо русскую-то сделали.

Придумать, как сыграть женщину-президента, была мука. Внешность мы придумали, а внутри какая она, ее суть – ну никак не получалось. Выходила либо какая-то курица, либо просто власть, совершенно не женственная. А она должна быть женщиной, матерью, женой.

И тут я вспоминаю историю. Приятель моего мужа когда-то снял советский детский фильм, и ему дали за это орден Дружбы народов. По поводу ордена был банкет. И там он увидел даму, у которой орден Ленина на груди лежал горизонтально. Он понял, что должен ее соблазнить. Весь вечер ухаживал за ней, и ему удалось затащить ее к себе в постель. Когда он попытался «зайти с тылу», она отреагировала строгим голосом: «Това-рищ! Това-рищ!»

Вспомнив эту историю, я поняла, что нашла зерно роли. Потому что нас, русских женщин, вот так, с тылу, нельзя! Нельзя!

Когда мы с Эвелиной Блёданс первый раз прочли сценарий, обе повернулись к режиссеру Ольге Ланд и в один голос сказали:

– Слушай, они ж тупые! Как это играть?!

Стали думать. Наши девушки эволюционировали. Сначала нам предложили соревноваться друг с другом. В одном из первых скетчей Крис и Энджи ссорятся, споря, у кого больше грудь. Мы с Эвой сразу сказали: нельзя, чтобы они ругались, друг другу завидовали или друг другу не верили. Самое главное, что у них должно быть – это верная дружба, любовь между ними и любовь к Сержу. Потому что если у них не будет этих прекрасных человеческих качеств, незачем их вообще будет наблюдать – они будут совсем неинтересные.

У нас была эволюция и этих штучек, которые грудью назвать невозможно. Сначала это был третий номер, потом четвертый, сейчас уже десятый. Поскольку это силикон, он дико тяжелый. Под конец рабочего дня мы с Эвелиной ходим от предмета к предмету, опираясь на них своими штучками. Спина устает страшно!

На обед мы снимаем наши силиконовые губы – есть и пить в них невозможно, если только через трубочку. Смеяться тоже нельзя. А Эвелина потрясающая комедийная актриса, а я – жутко смешливый человек, хохочу постоянно.

Наш грим: губы, штучки, утяжки на талии и животе, каблуки, наклеенные ресницы, голубые линзы и наращенные волосы, чтобы наши персонажи выглядели совсем искусственно. И еще первые съемочные дни мне наклеивали ногти. И те самые жесты руками – чтобы не отлетали ногти, а они отлетали каждую секунду. Мало того, я даже не могла сходить в туалет сама, потому что я не могла колготки снять – ногти отлетали. Со мной ходил костюмер. Я взмолилась: давайте что-нибудь придумаем! Я понимаю, что у других персонажей не может быть длинных ногтей, но давайте я отращу средней длины, мы будем их как-то красить, но так просто невозможно!

Выражение «Иу!» придумал сценарист, и ему за это даже дали премию.

Ну и конечно, Зина, которую потрясающе играет Таня Орлова, вносит свою прелесть. Больно она веником бьет, кстати, по-настоящему.

– Моему сыну Антону 14 лет, он очень веселый человек. Видимо, гены. Я как-то после премьеры прихожу домой. Стараюсь зайти тихо, чтобы никого не разбудить. А время, наверное, уже 3 часа ночи. Но роняю цветы, туфли... В общем, хорошо зашла, громко. Выходит Антон:

– Женщина, ты разбудила меня.

– Сыночек, прости меня, прости, сейчас я цветочки поставлю…

– Ну ладно, иди в мои объятия.

А еще была смешная история! У меня есть помощница по хозяйству – Танечка. Когда я сутками пропадаю на съемках, мне надо, чтобы кто-то следил за хозяйством, за Антоном. Это делает моя Танечка. Однажды она уехала к маме, а у меня как раз не было съемок и спектаклей, и я убиралась дома сама. Включила пылесос, пою песенку. Вдруг пылесос выключается, меня берет за плечи сын, разворачивает к себе: «Кто ты такая и куда ты дела мою мать?»

Я смотрю на нынешних детей и думаю: боже, они такие свободные! Мы такими не были. Мы этого добивались! Старались, над собой работали, чтобы стать такими, а они уже свободные.

Самое гениальное слово, которому я научила своих детей – Соню, ей 18 лет, и Антона: «Бесишь!» Был случай. Все время детей надо куда-то отправлять, подгонять. Или на английский, или гулять с собакой, или еще куда-нибудь. Это звучит так: «Антон, иди!» И вот выходной день, Антону никуда не надо. Он выходит из своей комнаты, протирает глаза, а я на автомате говорю:

– Антон, иди!

– Мам, вот тут ты правда бесишь!

Но в этом столько любви, мне кажется! А самое страшное, что я говорю своим детям: «Ну, лучше-то с мамой, дружить, это известно. Если мама сейчас не будет дружить, тебе будет трудно».

– Я никогда ни с кем не соревнуюсь. Работаю себе в своем театре Маяковского, который я люблю и где ко мне хорошо относятся. Когда в программе «Три аккорда» на «Первом канале» я поняла, что это конкурс, что меня будут оценивать, я испугалась! Я не умею соревноваться. Так получалось, что я все время занимала свою нишу – в театре, на телевидении. Я никому нечего не доказывала, ни с кем не соревновалась, я просто тихо делала свое дело. Я не хочу быть лучше кого-то. Когда меня ставят в ситуацию, что мне надо с кем-то соревноваться, мне очень нехорошо. Надо уметь не обращать на это внимание. Я не умею.

– Почему я пять раз поступала в театральный? Я думаю, у меня такой путь был. Ничего ж не бывает с человеком просто так. За эти пять лет я стала другим человеком. А во-вторых, я поняла, что я не отвечаю за свою великую семью. В зажиме я была на самом деле. В зажиме! Я приходила, передавали привет бабушке-дедушке, я думала: «Ну все, сейчас будут проверять, талант отдыхает или не отдыхает». И я зажималась и ничего не могла. А родители не могли мне помочь, потому что я сама это должна была преодолеть. Это же мой путь. Это правильно. И на самом деле это хорошо, что так было. Я себя так гноблю, если у меня что-то не получается! В училище мне все время казалось, что я какая-то бездарная, занимаю чужое место. Представляете, что бы со мной было, если бы я еще и по блату поступила? Я бы себя совсем съела. Слава богу, что я всего добилась сама, что у меня был путь этих пяти лет.

Поэтому мои дети тоже сами. Соня поступала к Табакову в колледж. Мы попытались с ней заниматься, но у меня не получилось совершенно. Я не могу с ребенком заниматься. Я нашла ей педагога, она занималась и поступала сама. Я даже не ходила с ней в колледж. Она сама попросила: «Мам, я боюсь, что тебя кто-то увидит, люди поймут, что это ты, а я хочу поступать сама, потому что если я поступлю благодаря твоей помощи, я потом себе этого не прощу». Поэтому что мы можем что? Мы только тылы. Мы можем найти педагогов и существовать в виде группы поддержки.

Говорят, что с родственниками нельзя работать, а я работаю с сестрой, она мой директор. И мне это очень помогает. Настенька такая чудесная! Она очень красивая, нежная, умеет договариваться. А потом знаете, как приятно своей родной сестре отдавать проценты, а не чужому человеку?! А с ней еще мамочка моя живет, так что все правильно.