— Я ученый, исследователь и предприниматель, которому интересны вопросы экономики наследия, менеджмента, маркетинга, развития территорий через ресурсы наследия. Разрабатываю, реализую, консультирую проекты, в этой сфере. Занимаюсь этим давно, с 1989 года. За многолетнюю практику мной реализовано более 200 проектов по возрождению и интерпретации объектов наследия и исторических территорий в различных регионах России и Европы.

Деловой клуб, который вы упомянули, не единственная организация, которая у меня есть. Но все они так или иначе связаны с темой наследия. Деловой клуб - это сообщество людей, реализующих свои проекты в разных уголках страны и мира. Можно сказать, что это открытая площадка для практиков этой сферы.

— Усадебный комплекс сохранился довольно неплохо. Мне доводилось работать и с гораздо более разрушенными. Он, безусловно, интересный. Но довольно трудоемкий с точки зрения масштабов инвестиций, потенциальных работ и последовательности запуска объектов и экономики на них. Однако если подходить к этому разумно и прагматично, запускать комплекс поэтапно и планомерно, закладывая экономическую устойчивость уже с первых шагов реализации, то проект вполне осуществимый.

Меня порадовало, что комплекс сохранился не только в плане архитектуры, но и планировки: вторжение на парковую территорию минимальное. И в этом смысле стартовая позиция весьма неплохая. По моей оценке, хозяйственно-экономические проекты на таком объекте могут быть вполне успешными.

— Все зависит от задачи, возлагаемой на этот объект, от функции. Если функция требует использования зданий, значит надо их восстанавливать. Если функционал связан с периферией, можно зафиксировать нынешнее состояние, законсервировать и демонстрировать все это, как, например, античные руины. Такое вполне возможно. Повторюсь, все зависит от концепции. Отмечу, что на данный момент строения вполне себе реставрируемые. И это, пока еще, будет реальная реставрация, а не воссоздание.

— Вариантов развития может быть много. Но если использовать те технологии, которые я обычно применяю к таким объектам, а они показывают достаточно высокую эффективность, то я бы прежде всего отталкивался от истории места, разобрался с его особенностями, уникальностью. С историей семьи, которая там жила. С историями людей, которые связаны с усадьбой, с их увлечениями, хозяйственной, культурной и социальной деятельностью. Заходил бы через традиционные для этого места формы бытования. Основываясь на них, создал бы новую функциональность, опирающуюся на современный потребительский запрос. Разобрался бы как включить, в процессы реализации проекта и его дальнейшего функционирования, местных жителей с их традиционными занятиями, умениями, навыками жизни. Важный момент: опирался бы на местное наследие, на наследие самой усадьбы, а не рода Орловых в целом, потому что род большой, и у них было много чего, что не имеет прямого отношения к усольской усадьбе. Повторюсь, я бы уделял внимание только тем персонам, которые тут жили, которые как-то связаны с этим местом, которые что-то здесь создавали, переживали, чувствовали. И концепцию, соответственно, строил бы отталкиваясь от этих моментов. А все остальное выстраивал бы уже на основе этой идеологии.

— Вы заблуждаетесь, когда думаете, что концептуализация не имеет отношения к деньгам. Она имеет самое прямое отношение к ним. Без идеи, на которой должна быть основана структура деятельности этого объекта, ничего не получится. По сути, на ее основе формируется финансовая, экономическая и управленческая модели. Все это проистекает из концепции. Собственно, это и есть то, вокруг чего строятся дальнейшие финансовые механизмы. Скажу прямо: без идеи вы не привлечете средств. Деньги всегда находятся под проработанную, просчитанную идею, а не чисто под восстановление, реставрацию. Если вы просто вкладываете деньги в реставрацию объекта и не знаете, как будете его использовать в дальнейшем, как минимум, чтобы он мог самого себя содержать — это просто зря потраченные деньги.

— Наследие — это не абстрактная позиция. Наследие порождает процессы, которые происходят сегодня. Невозможно абстрагироваться и создавать что-то, что не опиралось бы на предыдущие идеи, мысли, процессы, культурные тренды, локальные истории и т.д. Это все вполне себе осязаемые и довольно актуальные сегодня вещи. Потому что они влияют на самоидентичность жителей, на современные формы экономики, на социальную жизнь.

Сейчас экономика постиндустриальная, где информационные и символические ресурсы, к которым относятся и ресурсы наследия, являются ключевыми. Это ресурсы, непосредственным образом влияющие на каждого человека, на его эмоциональную сферу. Даже появился такой термин — «эмоциональная экономика». И если в регионе уже есть такая усадьба, то стоит подумать о том, как ее использовать, как ее превратить в товар. Причем товар не обязательно физический, это, прежде всего, могут быть какие-то сервисы и услуги, работающие с наследием места, с его символами.

Многие смотрят на наследие с точки зрения кирпичей и бревен. И думают, что наследие — это дома и церкви. А наследие — это то, что связано с этими объектами: люди, события, происшествия, процессы, культурные формы и прочее. Кирпичи и бревна — это не наследие. Это памятники. Если мы будем заниматься только сохранением памятника, латать крышу, стены, это не изменит ситуацию. Нам надо заставить его работать, запустить на нем культурные, экономические и хозяйственные процессы, а для этого нам нужны ресурсы наследия.

— Даже если здание, не дай бог, будет утрачено, то наследие никуда не денется, наследие места останется. Понятно, что это не лучший вариант, конечно, чем больше останется артефактов, памятников, связанных с этим местом, тем эффективнее можно выстраивать различные модели использования ресурсов наследия этого места. Понятно, что тогда больше возможностей возникает, больше всяких привлекательных форм может быть реализовано. Но наследие — не материально. Оно утрачивается только вместе с памятью. Если все всё забыли, а книги и документы сожгли, то всё — наследия нет. Но само место, даже оно само по себе, является хранилищем ресурсов, источником для выявления наследия, оно само по себе является текстом.

В этом смысле, чем больше «слов» сохранилось в этом «тексте» — подсказок, объектов для изучения, интерпретации, считывания этого пространства, разных форм, которые сохранились со времени создания и бытования этого объекта — тем, конечно, лучше.

Понятно, что вместе с утратой любой детали, даже самого незначительного фрагмента, мы утрачиваем часть смыслов, текста, которые специалисты могут считать, интерпретировать, а потом продемонстрировать людям в различных формах. Да, конечно, надо сохранять материальные формы, но для того, чтобы они сохранялись, надо моделировать концепции с использованием нематериальных форм наследия генетически связанных с этим местом.

Эмоции, можно создать только рассказывая людям о людях. Про кирпичи рассказывать не имеет смысла. Люди понимают только то, что могут воспринять эмоционально. Понятно, что у всех разное представление о прекрасном. Если показывать немцам, французам и русским один и тот же дом, то надо рассказывать разные истории. По-разному включать эмоции. Но тем не менее они будут, прежде всего, касаться жизни людей в этом доме или процесса, который производили строители, когда создавали его, или архитектора, который его проектировал, или владельца, который придумывал себе, как это все должно быть устроено. Это все про людей, а не про кирпичи.

— Мне очень нравится, что сейчас вокруг этого комплекса большой общественный интерес, что там происходят различные активности. Это прекрасно. Другое дело, что с точки зрения судьбы такого крупного ансамбля действия, которые предпринимают активисты, не сильно влияют на его будущее. Они положительно влияют на будущее людей, которые в этом участвуют. Но самому ансамблю это, к сожалению, не очень помогает. Я не хочу умалять никакие инициативы, вовсе нет. Просто скажу по своему опыту: даже если волонтеры будут предпринимать невероятные усилия для того, чтобы там все очистить и привести в порядок — энтропия все равно победит. Комплекс сам себя не содержит, а потому скорость энтропии будет нарастать с каждым годом.

К тому же, невозможно вечно ехать на энтузиазме. Поэтому, считаю, что надо, прежде всего, предпринимать усилия, для формирования эффективной концепции будущего этого объекта и выстраивать ее таким образом, чтобы был понятный функционал, понятная экономическая и социальная эффективность. И в этом плане — это уже профессиональная работа. Явно не волонтерский труд. Знаю, что есть несколько концепций по развитию усадьбы. Но из того, что я видел — большая часть предполагает откуда-то с неба упавшие средства. А это не серьезно, не верно.

— Потому что это — избыточный романтизм. Романтика хороша, когда уже есть устойчивая структура. Тогда она помогает объекту существовать. Романтизм потребуется тогда, когда этот объект будет реально работать и сам себя сохранять, возрождать. Но надеяться на какие-то средства, которые вдруг государство по какой-то причине решит туда «сгрузить», причем речь идет об очень серьезных средствах, — это своего рода утопия.

Считаю, что должен быть трезвый подход с точки зрения прагматичности. Необходимо разобраться, как ресурсы места, могут дать продуктивный старт процессам саморазвития комплекса. Романтизм прекрасен, он очень притягателен и это часто играет злую шутку с людьми мечтающими сохранить объект. Сейчас романтизм часто превалирует даже у бизнесменов, когда они берутся за такого рода объекты. Иногда даже гадаешь, как вообще люди с таким романтическим настроем заработали хоть что-нибудь. Люди — мечтатели по сути по своей, а прагматика — скучна. Вдаваться в детали, в рутину, в расчеты, никто не хочет.

Сейчас люди не думают в эту сторону или им не хочется в эту сторону думать, потому что это сразу же сбивает с романтического настроя. Хотя на самом деле, если бы они подошли к этому творчески: именно к конструированию прагматических форм, это могло бы дать уникальные эффекты. Ведь в сфере эмоциональной экономики без романтической основы ни одна прагматика не будет работать.

— Почти все эти проекты реализованы в крупных городах, где высокая потребность в общественных пространствах. И во многом, как мне думается, все эти примеры — политический заказ. Сколько подобных объектов в регионе, которым требуется внимание? Способна ли государство потянуть их все? Сомневаюсь.

Для того, чтобы туда «рухнули» деньги, например, в ту же усадьбу, нужен политический заказ. Кто и как его будет формировать? Что это за политический заказ, который впишется в какие-то государственные программы, и таким образом будут оправданы эти средства с точки зрения экономических, социальных, культурных эффектов для региона?

В идеале, из моей практики, для того, чтобы привлечь федеральные или региональные средства для объектов, находящихся за пределами крупных городов, начинать надо с частных инвестиций и частных инициатив. Власть хорошо реагирует на поддержку объектов, которые действуют во многом самостоятельно и сами формируют повестку.

— В основном государственные. Но опять же — это политический заказ. Более того, это национальная политика. Булгар — основа для татарской идентичности. Поэтому понятно, почему за объект такого рода взялось государство.

Если в связи с усадьбой найдется близкая мотивация, будет сформулировано такое же значимое содержание, то у нее есть все шансы получить финансовое внимание со стороны властей. Как уже отмечал, если рассчитывать на господдержку, то нужно разбираться с наследием места, с его идентичностью, встраивать это в современные приоритеты властей.

Если же мы надеемся на частного инвестора, то необходимы прозрачные финансовые и эмоциональные мотиваторы. Понятные схемы функционирования, схема возврата средств, зарабатывания имиджевых ресурсов и т. д.

Дело не в том, чтобы найти все деньги сразу. Важно создать приемлемые условия, на которых инвесторы заходят войти на территорию и начнут там что-то создавать самостоятельно. А условия создаются не деньгами. Структурированный и правильно упакованный концепт, который опирается на смыслы, на содержание, на ресурсы места, легко превращается в бизнес-план.

— Я бы не сказал. Частный сегмент в экономике культуры, наследия, туризма очень высокий. К сожалению, государственные органы не умеют это считать. Они в основном считают подведомственные процессы. Когда министерство культуры считает экономику культуры, то оно считает исключительно эффективность своих подведомственных учреждений. Причем у них алгоритмы подсчета из позапрошлой эпохи — они чисто количественные. Поэтому государству кажется, что культура — это расходная сфера, а это не так. Нередко частные проекты в сфере культуры более эффективные, чем государственные со всех точек зрения.

— Сейчас нет в чистом виде никаких проектов, которые бы не касались комплексного подхода. Наиболее эффективные проекты — это синергетические системы. Многие думают, что туризм — это самостоятельное направление, которое не касается ни культуры, ни наследия, ни пищевки, ни производственной сферы. Хотя туризм работает со всеми аспектами деятельности человека на любой территории. Туризм — это не маршруты и не экскурсии. Они лишь часть продуктовой туристской линейки.

Наследие — сырьевая база для эмоциональной экономики. И туризм — это лишь одно из направлений, где оно может быть использовано. Через символические ресурсы места можно продавать сегодня любой товар, который, на первый взгляд, является непродаваемым. Потому что через историю места и людей удобно включать эмоциональную сферу человека.

— Хочу вернуться к теме волонтерства. Волонтерская деятельность может быть отличным инструментом для привлечения внимания и создания вокруг темы восстановления усадьбы, ее запуска, большого сообщества друзей. Просто оно само по себе плохо работает в отрыве от перспектив. На личном опыте знаю, так как сам организовывал волонтерские лагеря, они гораздо эффективней на тех объектах, где было понятно, какие потребуются последующие шаги. Например, речь об усадьбе Воронино в Ярославской области. Это сейчас там все с иголочки, а изначально были руины. И я знаю эффективность волонтерских усилий. По моим подсчетам она составляет от 2 до 12 раз, от потраченных средств на организацию волонтерского мероприятия. Однако, чтобы достигнуть таких показателей нужно правильно ставить задачу, а задача должна проистекать из того, что на основе труда волонтеров будет создано что-то такое, что потом будет работать и существовать в дальнейшем. Это не должен быть одноразовый труд.

Автор: Редакция TLTgorod