Один мой молодой коллега утверждает, что слово «перестройка» Михаил Горбачев впервые произнес в 1986 году во время встречи с трудящимися Тольятти в ДК «СК», и при этом ссылается на Википедию. Не знаю, стоит ли во всем полагаться на Википедию, но точно знаю, что курс на перестройку Горбачев провозгласил на апрельском (1985 г.) пленуме ЦК КПСС. Кстати, Юрий Андропов использовал это слово в своей статье, опубликованной в журнале «Коммунист» в 1983 году. А что им было делать. В стране «развитого социализма» фактически существовала карточная система – многие основные продукты питания отпускались нормировано, по талонам. При этом существовала закрытая система распределителей для партийной элиты. Стоит задуматься над фактами прежде, чем утверждать, что Гайдар своей либерализацией сотворил страшное зло.

Да и так ли важно для нас обывателей, когда это слово было произнесено. Главное – перестройка ворвалась тогда в нашу жизнь и коснулась каждого – кого вознесла к вершинам, кого опустила на дно. Но что было бы, если бы она не случилась? Страна опускалась бы в постбрежневском маразме и все равно бы развалилась. Поэтому Горбачев – это благо. И Ельцин – благо. А то, что на них вешают сегодня всех собак и обвиняют в преступной глупости – тоже правильно. Глупостей наделано было немало, но эти люди ломали систему и добились своего. Новому поколению руководителей предстояло выстроить на расчищенном поле новую Россию. Выстроили? Да на фиг надо! Качаем нефть – живем припеваючи. Поэтому я не могу утверждать, что Путин – это благо. Как написал Дзержинскому очнувшийся после девяностолетнего сна Владимир Ильич, «Феликс Эдмундович, встретимся в Женеве – в России надо начинать все сначала…»

Тем не менее, вот вам пересказ истории одной великой благоглупости.   

В апреле 1986 года, через месяц после 27 съезда КПСС, генеральный секретарь ЦК и будущий первый и последний президент Советского Союза Михаил Горбачев посетил Тольятти. Надо полагать, не без подсказки представителя Тольятти в Верховном Совете РСФСР и второго человека в аппарате ЦК Егора Лигачева, претендовавшего в то время на роль главного идеолога партии и соперничавшего в этом качестве с Александром Яковлевым.

Поездка эта тщательно готовилась. Ей придавали колоссальное значение. Почти за месяц до установленной даты в редакции «ЗК» появилась группа инженеров ТАСС – один из редакционных кабинетов был переоборудован под пункт дополнительной телетайпной связи. Суета эта была, на мой взгляд, излишней, что станет ясно из дальнейшего повествования. За несколько дней до приезда Горбачева в город прибыла группа высокопоставленных, но малоизвестных функционеров ЦК, из коих двое входили в высшую номенклатурную обойму партии: один из них – Власов, курировал все, что связано с газетной работой (он потом станет председателем АПН), другой – Вольский – заведующий машиностроительным отделом ЦК. Если у Власова довольно много времени заняло сидение в редакции – скуки ради учил нас, провинциалов, как следует добывать информацию, то Вольский конкретно занимался подготовкой визита, устроив в горкоме нечто вроде штаба.

Дня за три до торжественной даты, было это в субботу, мне передали, чтобы в воскресенье я явился в горком. Явился.  

За большим столом в кабинете первого секретаря размещалось человек 10-15, в большинстве мне незнакомых. Здесь были Аркадий Вольский, его помощники, еще кто-то из москвичей. Кроме меня пригласили еще одного тольяттинского журналиста – Елизавете Андрееву, отвечающую в  «ЗК» за стройки.

Хозяин кабинета Сергей Туркин сидел поодаль – за своим рабочим столом, какого-то участия в нашей последующей работе не принимал. Время от времени перебрасывались они с Вольским репликами, и не скажу, чтобы последний был при этом излишне корректен.

Чем же мы тут занимались в выходной день, попивая крепкий индийский чай, выкуривая сигарету за сигаретой прямо в кабинете первого? Мы готовили выступления представителей трудовых коллективов Тольятти. Мы писали тексты для тех, кто должен будет приветствовать Горбачева. Перелопачивали вариант за вариантом, искали соответствующие цитаты из только что изданных материалов последнего съезда КПСС. Устраивали «допросы с пристрастием» приглашенных сюда некоторых «авторов» выступлений, вытягивали из них какие-то нужные для выступлений подробности и сокрушались, что, чаще всего, счастливым избранникам сказать почти нечего. К тому же не всех «автором» сумели в этот день найти. И приходилось, как говориться, «лепить горбатого». В папке у Вольского была уже готовая речь генсека, подготовленная к встрече, изредка он заглядывал в нее и, в соответствии с направленностью запланированных призывов Михаила Сергеевича, вносил коррективы в сочиняемые нами выступления трудящихся.  

Исчерканные черновики отправляли в машбюро, перепечатывали и черкали по новой. Это была какая-то интеллектуальная мясорубка. Мы усиливали критический настрой, добавляли перца, бичевали министерства и ведомства. Не все выступления, кстати, были потом зачитаны «авторами». Многое Вольский забраковал. Когда очередь дошла до выступления генерального директора «АвтоВАЗа», Вольский  долго возмущался: «Ну что у тебя здесь о винтиках и шпунтиках. Генеральному секретарю будешь рассказывать о винтиках? Не можешь лягнуть Госплан и Минфин?..» Добавили Минфин и Госплан, Валентин Исаков во время выступления перед Горбачевым их «лягнул». А Михаил Сергеевич, реагируя на его слова, пообещал разобраться и с Госпланом и с Минфином и с грустью добавил, что его удивляет отношение этих органов к экономической самостоятельности ВАЗа.

Мясорубка с хрустом молотила до позднего вечера. Вольский умел создавать непринужденную рабочую атмосферу, без нажима заставляя всех шевелить мозгами, искать яркие словосочетания, броские факты, подходящие цитаты. Временами он балагурил, пересказывал недошедшие еще до нас московские слухи, какие-то кремлевские полусекреты, вспоминал о встречах с первыми лицами иных держав, об организации их поездок, отдыха в лучших цэковских пансионатах, удачных рыбалках и т.д. Откровенностью своей весьма располагал к себе, на этом, возможно, играл. Вспоминал, в частности, об ошибках своей молодости, когда он, комсомольский активист, гонял в пятидесятые годы стиляг по Москве, а от этого перешел к рассказу о помощи певцу Валерию Леонтьеву, которому ЦК ВЛКСМ не хотело давать свою премию. Упомянул и сына своего, внешний вид которого одно время вызывал у него неудовольствие, и он даже просил ректора института, где сын учился, не пускать разгильдяя на занятия, пока не выбросить старые джинсы и не пострижется. На что ректор ему вполне резонно отвечал: мне безразлично, что у человека на голове, лишь бы в голове что-то было…   

Травил Аркадий Иванович и анекдоты. Его слова «не дадим внести зеленого змия в красную книгу» несколько смутили нас, ведь в ту пору партия вела священную войну против пьянства и алкоголизма. «Сухой закон» поломал тогда немало карьер.

А вот то, что мы делаем сейчас, задал я ему провокационный вопрос, это как сочетается с последними установками партии? «Черт его знает, как сочетается, - сказал Вольский. – Мне шеф перед отъездом сказал: ты там ничего не готов – если будет сказана глупость, то пусть она будет видна всем. Но я сюда приехал и увидел такую глупость…» А то, что город к приезду Горбачева чуть ли не с мылом моют и в магазинах выставляют продукты, которые мы отродясь не видели – это нормально? Вольский пожал плечами: «Ваша жена, наверное,  тоже к приходу гостей готовит и убирает…»

В общем, на встрече в ДК «СК» как Горбачев, так и представители трудовых коллективов свои речи озвучили добросовестно. И если Михаил Сергеевич, отвлекался от текста, иногда импровизировал, то наши люди зачитывали все заготовленное буква в букву. Правда, импровизации Горбачева в газетные отчеты не попали. Когда мы почти ночью уже вернулись в редакцию, где нас дожидались сверстанные еще с утра полосы, Власов дал отмашку: печатать в неизменном виде. Ни буквы не менять. Не было передано ни одной поправки по дополнительной линии телетайпной связи. Вот я и говорю – сколько было напрасных хлопот. 

Про основной тезис этой встречи стоит вспомнить более подробно. Именно тогда прозвучал призыв генерального секретаря ЦК КПСС: стать законодателями мировой автомобильной моды. Каких только издевок по этому поводу потом не прозвучало. Даже Ельцин в своей книжке «Исповедь на заданную тему» не преминул поиздеваться над Горбачевым. Кто только такую ахинею заложил в речь генерального секретаря? Через какое-то время в городе стали смеяться (сквозь слезы) над другой инициативой, поддержанной Горбачевым. Точнее говоря, спущенной из ЦК. «Отработаем  четыре свободных дня на объектах соцкультбыта». Почему четыре? Почему не сто? Почему не пожизненно? Как бы там ни было инициативу «подхватили». Трудовые коллективы принимали дополнительные обязательства поработать в свободное время на объектах соцкультбыта не менее четырех дней. А кто – и больше. Имя «инициатора» – вазовца  Виктора Чванова пошло гулять по городам и весям. Хотя в тот момент, когда мы в кабинете Туркина все это сочиняли, кто-то спросил: «А почему Чванов? Кто такой Чванов?» Никто толком ответить на эти вопросы не мог, и среди горкомовских случился даже легкий переполох. И лишь Аркадий Иванович никак на это не прореагировал, поднялся и, дымя очередной сигаретой, направился к выходу.

В Тольятти вскоре зачастили делегации по обмену опытом. На одной такой встрече довелось мне побывать. Какая-то партийная дама из Элисты рассказывала, как они прекрасно все организовали с поддержкой чвановской инициативы – составили план мероприятий, графики проработали, обязали коллективы выставить определенное количество человек на каждый объект… «А людей спросили?» - не удержался я. «Зачем «спросили», – отвечает мне докладчица. – Обязали!»

Тем не менее, через два года у нас в городе торжественно открывали ДКиТ ВАЗа. С речами, оркестрами, с разрезанием ленточек. Строили, строили и, наконец, достроили. А то, что рядом до сих пор бетонные колдобины, и чувствуешь себя здесь как на заброшенной стройке – не важно. Инициатива сработала.  

Что касается амбиций в области «моды», то здесь мне сказать нечего.

Продолжение следует