В ролях второго плана — банка Nescafé, она же пепельница, серый от пыли кассетный магнитофон, груда шлёпанцев в углу, стеллаж со сваленным на него инструментом. Напарник Вани снимает переднюю дверь с «жигулей», седан, «баклажан». Ваня смотрит на меня внимательно и чеканит: «Друг попросил помочь».

Он глава артели, работающей на индивидуального предпринимателя, и этот бизнес отчитывается перед налоговой. И всё-таки ночь на дворе. Так что я уверенно киваю. Конечно, это машина их друга. Стопудов. Полюбас.

С 90-х Тольятти занимает одно из первых мест в России по автоугонам, опережая Москву и Петербург, но, вообще, «разборка» — лишь один из промыслов, которыми живёт самый большой гаражный город России, 40 000 боксов. Для сравнения: в «московском Шанхае» на проспекте Вернадского 5000 гаражей, в ульяновском — 10 000.

Каждый кирпичный дом — до пяти этажей на виду, пара этажей под землёй — разбит на бесчисленные боксы. Склады амфетаминов и палёного Chivas, лаборатории по выращиванию марихуаны и отстойники для угнанных машин соседствуют с вполне легальными производствами.

По оценкам соавтора книги «Гаражная экономика» Александра Павлова, в полуподполье Тольятти заняты более 22 000 человек. Сейчас это общий тренд для страны: по оценкам социологов из фонда «Хамовники», несколько миллионов человек, до 15% трудоспособного населения, ушли в подполье. Гаражники объясняют свой уход отсутствием денег, невозможностью найти стабильную работу с достойной зарплатой. «Также это связано с разочарованием в государстве, которое должно было "обо всём позаботиться"», — добавляет Павлов.

Гаражи — новая вольница, где перемешались чёрная и белая экономика, мафия и предприниматели. Я провела в Тольятти пять дней, чтобы понять, о чём этот мир, отгородившийся воротами боксов от государства.

Когда ныряешь с улицы в ворота пятиэтажки, сначала различаешь запах сырости и грязи, затем цвет — дымчатый, а потом — очертания пролёта, напоминающего тоннель метро. Метров на 200 вперёд тянутся железные двери, а дальше всё сливается в серое месиво с полосками тусклых лампочек под потолком. Здесь тишина, двери закрыты — гаражники не любят афишировать свои дела.

Половина гаражей в Тольятти была отстроена в 70-е АвтоВАЗом, другая — в 90-е бандитами. Так говорят местные, а сейчас, по данным кадастрового реестра, большинство зданий находится на балансе муниципального предприятия «Инвентаризатор». Собственники большинства ГСК — физлица.

После распада СССР в городе начались одни из самых жестоких в России бандитских битв. Главное сражение шло за АвтоВАЗ и компании, сбывавшие заводские машины, а также поставлявшие компоненты и запчасти. Волговские, напарниковские, соковские — город делили десятки раз. Последняя война закончилась в 2012 году, когда Renault-Nissan выкупил контрольный пакет акций завода. Новых топ-менеджеров называют московскими, хотя, например, среди них есть экспаты. Произносят это слово с ненавистью — по всеобщему мнению, с приходом московских деньги в городе кончились.

За четыре последних года по всей группе «АвтоВАЗ» сократили около 50 000 человек. За это же время страховые взносы для индивидуальных предпринимателей были увеличены в два с лишним раза — и тех, кто это сделал, в городе тоже называют московскими. Предприниматели отреагировали немедленно: количество ИП в городе сократилось с тех пор, по данным «СПАРК-Интерфакса», вдвое, до 12 000. Тольятти стал самым бедным из крупных городов России.

Многие ушли в гаражи на полулегальное положение. Из полсотни опрошенных лишь у 15 были зарегистрированы ИП, а у трёх — ООО. Зарабатывает ремесленник от 30 000 до 100 000 рублей в месяц. Средняя зарплата на АвтоВАЗе не превышает 28 000 рублей, так что обитатели гаражей доходами довольны. Годового оборота всего «шанхая» никто точно не считал, но даже по поверхностным прикидкам он исчисляется миллиардами рублей. 

Рядом с автомастерскими в гаражах производят практически все продающиеся в городе беляши («блеваши»), манты («мантушки»), супы («барматуха»), плов («пловец»), блинчики («а вон, с творогом») и любую кулинарию. Для находящихся за углом рыболовных магазинов в гаражах фасуют красных и белых опарышей — столовой ложкой, а также навозных червей — руками. И то и другое продаётся в одинаковых контейнерах, которые производят тут же. Станки, формующие пластиковую посуду, напоминают гигантские принтеры.

Рядом — две сауны. В той, что поновее, к каждой кабинке прилагается кровать размером с отдельный бокс и меню с девочками на листовках. Напечатаны они, конечно, в типографии за углом. Ещё тут сколачивают мебель, обтягивают диваны, вырезают зеркала, строгают деревянные 3D-панели для салонов красоты, продают постельное бельё, делают баннеры и наружную рекламу для ЛУКОЙЛа, выпиливают деревянные окна, шьют кожаные блокноты, склеивают дизайнерские мотошлемы, чинят лодки. Ещё несколько сотен компаний занимается изготовлением и продажей автозапчастей — раньше их сбывали на крупнейшем в 90-х российском авторынке «Железном».

После прихода московских они работают под индивидуальных заказчиков и ищут клиентов через интернет.

— Я, короче, баннер с рекламой повесил, а мне его наутро хоп! — и порвали. Ну я опять. Тогда мне лобач разбили и опарышей в тачку кинули, прикинь? Короче, я этого конкурента вычислил, забил стрелку, пришёл с ментом знакомым. Перетёрли. Всё понял. 
— Интересная у тебя работа. Что ещё ты на ней делаешь? 
— Да я этих раздолбаев, которые на работу не ходят и бухают, пинаю. Я же шеф.

Шефами в гаражах называют владельцев производств, объясняет Володя. Людей, которые на шефа работают, — подмастерьями а если их больше двух — артелью. Артель делит прибыль пополам с шефом. Но зарабатывает шеф не намного больше работников, потому что платит «взносы» — за аренду гаража и электричество, налоговой и бандитам. А государевым людям не платят — им бесплатно чинят тачки, дарят компьютеры, велосипеды, мебель.

Мужики о своих шефах отзываются уважительно. У шефов есть две важные обязанности: промывать мужикам мозги, чтобы не ленились, и желудки, если кто-то уходит в серьёзный запой.

В год «взносов» набегает от 60 000 до 300 000 рублей в зависимости от размера гаража. Более крупные производства платят 10% с оборота, отчитываются шефы «по понятиям» — перед председателями ГСК, которых называют смотрящими. Как правило, это бывшие силовики — и вопросы с провинившимися решают через полицию.

Смотрящих в гаражном анклаве порядка 30 человек — по числу зарегистрированных тут ГСК. У смотрящих есть свои негласные руководители — их зовут положенцами. Обычно положенцы контролируют здания целиком. Самых крупных здания тут три: «Белый медведь», «Монолит» и «Пламя». Они названы в честь крупнейших ГСК. Председатели всех трёх отправленные им вопросы оставили без ответа. 

Лёха продаёт опарышей рыболовным магазинам, которые находятся здесь, в гаражах, в том же ГСК. Он зарабатывает от 30 000 до 100 000 в месяц. Летом больше, зимой меньше.

С его помощью я осваиваю язык гаражей. Здесь говорят не «бизнес», а «промысел», не «предприниматель», а «ремесленник», не «жить», а «выживать». Выглядят гаражники так: шлёпанцы («сланцы») на некогда чёрные носки, треники, блёклая футболка и выцветший свитер. Всё заляпано краской, машинным маслом или мукой — по пятнам на одежде можно определить, на каком производстве человек занят. Их быт: везде грязно («сифилис развели»), на сколоченных стеллажах у всех без исключения бардак («я-то знаю, где у меня что лежит»), вместо стульев — сколоченная из досок узкая скамейка («жёрдочка», «отдохну на кортах»), обязательно стоит кассетный магнитофон («выбрасывать жалко»).

«Ментовской закон не работает, воровской закон не работает, остаётся только человеческий» — эту фразу я слышала несколько раз. Про полицию и чиновников чаще говорят: «Пошли по беспределу», «Зарвались», «Берегов не видят». Воров тоже ругают: «Не те уже понятия», «Да вот у меня смотрящий в камере был, он за изнасилование сидел, разве ж такое можно представить», «То ли дело раньше было». Кстати, уголовную тему многие знают не понаслышке: из опрошенных каждый пятый гаражник сидел — сказывается близость к Мордовскому и Самарскому кустам колоний.

Чем глубже погружаешься в гаражи, тем острее происходящее напоминает тюрьму. Не в том смысле, что, как говорил художник Павленский, тюрьма реальная не отличается от тюрьмы повседневной российской жизни. А в том смысле, что обычаи и способ выживать здесь те же, что в колонии.

Пять лет назад у Андрея было ООО, занимавшееся продажей и ремонтом компьютеров. Затем он стал ИП, но после повышения налогов ушёл на нелегальное положение. Немного выпив и разгорячившись, он переходит с литературного языка на дворовый, сильно напоминающий тюремную феню. На вопрос, не сидел ли, компьютерщик отвечает: «Просто я вырос в Тольятти и уже четыре года работаю в гаражах».

«Пацану респект дороже бабок», — произносит Андрей и объясняет: в здешних пивнушках можно попросить еды и алкоголя в долг. Этой услугой пользуются так называемые писярики. Они подтягиваются к пивнушкам к девяти утра и просят: «По писят, пива и "Дружбу"». Продавщицы пивнушек — чуть ли не единственные женщины в гаражах — вооружены суровыми выражениями лиц и нарядом без намёка на декольте.

Следующее правило: «За беспредел падле предъявят». Друг у друга гаражники не воруют. Бывает, что промышляют пришлые. Если такого человека ловят, призывают соседей по гаражу на суд и при всех избивают («одной мордой не отделается, руки-ноги ему переломают»).

Если кто-то не платит взносы, его гараж заваривают или отключают электричество: «За косяки надо отвечать». От неплательщиков, у которых нет денег, требуют починить что-нибудь.

Скамьи-жёрдочки, которые стоят во всех гаражах, делают местные мебельщики. Они же могут за пару тысяч рублей сделать своим гаражникам кровать, которая в городе продаётся за 20 000 — 30 000 рублей. Своим могут бесплатно заварить, зарихтовать, покрасить, починить, построить, состряпать. Конкуренты забывают о раздорах: если одному из них нужно отъехать по здоровью, второй примет чужого клиента, деньги они потом поделят пополам. 

Самая большая часть бизнеса в гаражах крутится всё-таки вокруг автомобилей. В городе, где каждая третья машина — тюнингованная и незастрахованная «Лада», всегда нужен авторемонт. Кроме того, здесь налажено производство и продажа автозапчастей. Этот бизнес, как рассказал источник «Секрета» в АвтоВАЗе, могут контролировать выходцы из известнойгруппы «СОК».

Но главный бизнес мафии — угоны и разборки авто. Уголовные риски здесь минимальные: доказать, что разборщик или барыга были в сговоре с угонщиком — нереально, говорит руководитель Приволжского управления урегулирования розничных убытков «АльфаСтрахования» Артём Кожевников. Угоняют ночью и сразу мчат в гаражи — тюнинговать к продаже или на разборку, где дежурит пара человек. На продажу идут все детали, кроме кузова. Кузов, на котором стоит VIN-код, отправляют под пресс. Утром хозяин обнаруживает пропажу, идёт писать заявление, но автомобиля уже нет — его запчасти барыга везёт на авторынок в Тольятти, Самару, Ульяновск или Казахстан. Иномарку разбирают до пяти часов, а «ладу» — часа два.

Меня знакомят с человеком, которого считают владельцем одного из отстойников. На его шее болтается внушительных размеров золотая цепь без крестика. Меня с детства мучал вопрос, зачем она нужна, некрасиво же. «Когда едешь на дело, денег с собой не берёшь. И, если тебя тормозит, — владелец отстойника молча хлопает себя по плечу, где должны быть погоны, — снимаешь, — показывает на шею, — и отдаёшь ему. Догнала?»

— У меня в гараже нет стульев, я же тут не сижу, а работаю. Сейчас дам шаолиньскую скамью.

Саша-велосипедист достаёт узкую скамейку, ту самую, которую во всех соседних боксах называют жёрдочкой. В его гараже чисто, а посреди стоит огромный стеллаж с коробками для запчастей. Все они одинакового размера и подписаны маркером одного цвета. Полки на стеллаже подогнаны под размер коробок. Такого порядка я нигде в гаражах не встречала.

У Саши есть смартфон с фейсбуком, летом он занимается ремонтом велосипедов, зимой — сноубордов, коньков и лыж и круглый год улыбается. Он двухметровый верзила лет 30, в трениках, холщовом переднике на голом торсе, как у кузнецов, и с мускулатурой. Саша угарает по ушу.

Наткнувшись на Сашин бокс, я едва не поверила, что гаражи — промежуточная стадия на пути к нормальному рынку; вдруг такие, как Саша, разбавят и в конечном счёте изгонят тюремную культуру и мафию и со временем гаражи превратятся в технопарк… 

Гараж ему достался от отца, слесаря АвтоВАЗа. Сам он сначала был программистом и любил кататься на великах. Четыре года назад решил открыть бизнес и чинить велики. Сначала проводил в гаражах по семь дней в неделю. Сделал выходным вторник, потому что в субботу и воскресенье — наплыв пострадавших. Год назад зарегистрировал ООО «Ремонт-сервис». Говорит, что любит, чтобы было «как надо».

На вопрос, как ему работается рядом с угонщиками и производителями наркотиков, Саша уходит от ответа так же, как остальные местные предприниматели, — с соседями не общается, ничего не слышал, ничего не видел.

Я иду мимо гаражных пятиэтажек с заколоченными окнами, писяриков с красными носами, железных заборов и неприветливо быстро проезжающих рядом с пешеходами тачек и вдруг замечаю, что гаражное царство кончилось. Вокруг снуют женщины — в пальто, со смешными шарфиками, на каблуках. На одной из девятиэтажек висит вывеска «Церковный приход в честь иконы Божией Матери "Скоропослушница"». Вход — по ступенькам через стеклянные двери.

Это бывший актовый зал общежития АвтоВАЗа. Два рояля и красные стулья целым рядом сдвинуты к стенам. На деревянных панелях вместо серпа и молота — иконы. Там, где была сцена и задник из красного кумача, — алтарь. В лавке с иконами и магнитиками с видами Тольятти висит толстая золотая цепь, такая же, как на шее у владельца отстойника для угнанных автомобилей.

Кстати, итальянский коммунист Пальмиро Тольятти состоял в кружке вокруг газеты философа Антонио Грамши «Новый порядок», где была популярна идея самоорганизации пролетариата. В 1919 году Грамши писал: «Существует дилетантское обобщение, в силу которого рабочие — сборище тупых существ, ежедневно поедающих по жареной курице, еженощно напивающихся в публичных домах, не любящих семью <…> На деле подверженные риску конкуренции, рабочие объединили свою собственность в "фирмы", которые с каждым днём растут и приобретают всё больший опыт, создали огромный аппарат, концентрирующий рабочую силу, установили цену и продолжительность рабочего дня, дисциплинировали рынок. Они пригласили извне или выдвинули из своей среды доверенных администраторов, способных контролировать рынок, умеющих заключать договоры, оценивать коммерческую обстановку, предпринимать экономически выгодные действия».

Почти век спустя в городе, названном именем его товарища по борьбе, пролетариат самоорганизовался в нечто вроде колонии-поселения — параллельно миру белых зарплат, карьерного роста и чиновничьих надбавок. «Кто в Москву уедет, тот сам себя потеряет», — сказал на прощание Ваня-рихтовщик. Когда я за полночь вышла из его гаража, от «жигулей» остался один кузов.

«Секрет Фирмы» благодарит Сергея Селеева из Фонда поддержки социальных исследований «Хамовники», соавтора книги «Гаражная экономика», за помощь в подготовке материала.