Библиотеки – тоже памятники. Вот и о строительстве Куйбышевской ГЭС написано столько, что прочесть – всей жизни не хватит. Сравнивали же ее масштабы с масштабами Исаакиевского собора и Московского университета – и оба, разумеется, по всем параметрам проигрывают. Вот и библиотека о «великой стройке коммунизма» вполне потянула бы на добрую университетскую. С открытыми фондами, запасниками и, конечно, спецхраном – словом, всем, что положено хранилищам источников знаний. 

Посему хочу поделиться с читателем еще одним эссе знаменитого первого начальника Куйбышевгидростроя, генерал-майора инженерно-технической службы Ивана Васильевича Комзина. И позволю себе пометки на полях этой замечательной по-своему рукописи.

Известны четыре изданные немалыми тиражами мемуарные книги Комзина: «Это и есть счастье», «Записки советского энергетика», «Свет Асуана», «Я верю в мечту». Все – без упоминаний о Сталине, поскольку изданы уже после его смерти.

Публиковался Иван Васильевич и в центральных газетах: докладывал о ходе строительства; благодарил партию, правительство и лично... Сталина при жизни Сталина, Хрущева – в годы его правления, Брежнева – в его бытность. Так было нужно, иначе статью в газету просто не пропустили бы.

А вот рукописные «муки творчества», наброски к будущим публикациям Комзина мало кому известны – хотя, уверен, были бы интересны многим.

«Как-то лет шесть назад на строительство прибыла группа писателей, – вспоминает Комзин в своей первой книге "Это и есть счастье" (М.: Молодая гвардия, 1959). – Один из них настойчиво советовал: "Вы находитесь на стройке, каких еще не было в нашей стране. Ведите дневник! Записывайте все, а пройдет пять лет, мы с вами издадим хорошую книгу"... Просматриваю старые записи. Некоторые сделаны довольно точно и метко. Некоторыми я недоволен...»

Можно только гадать, был бы доволен сам автор восемь лет спустя – уже после «развенчавшего культ» ХХ съезда – записью, сделанной 8 февраля 1951 года. Но из песни слова не выкинешь.

Без комментариев здесь действительно не обойтись. Судите сами.

Поэтически описанная Красная Глинка ныне вполне мирная, рабочая окраина Самары. А начиная с 1949 года – одна из шестнадцати зон огромного, разбросанного от Ставрополя до Куйбышева на левом берегу Волги и от Яблоневого оврага до Ширяево на левом, Кунеевского УИТЛ в системе ГУЛАГа. Еще раньше, в конце 1930-х, здесь был Самарлаг, организованный для строительства Куйбышевского гидроузла согласно первому постановлению партии и правительства. Перекрывать Волгу до войны предполагалось в районе Красной Глинки. 

Здесь же, на базе довоенного, после Великой Отечественной – когда было принято решение построить таки Куйбышевскую ГЭС – вновь возродился лагерь, теперь уже как лаготделение № 3 Кунеевлага. Следы его, по некоторым свидетельствам, еще сохранились. В карьере близ поселка Красная Глинка разрабатывался известняк для перекрытия Волги, строительства плотины и жилья. 

Холм – изуродованная разработками гора из Сокской "гряды", рядом с Царевым курганом, напрочь срытым с той же целью.

Рабочие, весело ударяющие по мерзлому известняку на жгучем февральском ветру, –

заключенные-штрафники, обреченные каторжники, поскольку работа в каменном карьере (а карьеры были не только в Красной Глинке, но и в Яблоневом овраге, в Ширяево и Царевщине) в то время считались самыми тяжелыми. По свидетельствам бывших узников (приведенным, в частности, Виктором Садовским в газете «Волжский комсомолец» от 6 августа 1989 г.), в карьере близ Красной Глинки ежедневно работали до 500 заключенных. На склоне горы разбивали известняк кайлами, переносили – порой на расстояние до 150-200 метров – и складывали в штабеля. Норма – не менее 4,5 кубометров за смену. В случае невыполнения нормы и без того скудная пайка урезалась...

Дмитрий Писарев – бывший заключенный Кунеевлага, вдоволь наработавшийся в карьере на Красной Глинке, прежде чем его перевели в котлован, – образно называл рабочих, любовно выведенных жигулевским мечтателем Комзиным, «карьеристами». Сам он, недавно еще юный белорусский партизан, нахлебавшийся тягот войны, попал в «карьеристы», как и многие в то время – по одной из бесчисленных статей, насытивших послевоенный ГУЛАГ целой армией «новобранцев». Дослуживая после войны в Красной армии, вслух усомнился в мудрости «десяти сталинских ударов», которыми пичкали в то время советский народ. За что отправился по 58-й «весело ударять» на угодьях «великого зодчего»...

Сотни и тысячи политзэков, среди которых было немало вчерашних фронтовиков, тщетно рассчитывавших на послевоенное потепление, попали в искусно созданную для них великим зодчим «штрафную роту». Недостатка в тех, кому предназначалось делать будущее близким, видимым, реальным, в стране, победившей фашизм, не было.

Я уже приводил цифры, просто напомню. По официальным, выверенным архивистами от МВД данным, в Кунеевском ИТЛ на строительстве Куйбышевской ГЭС отбыли свои сроки без малого 220 тысяч заключенных. Примерно четверть из них, по воспоминаниям ветеранов энергетики, – политические. Процентов шестьдесят – так называемые «бытовики» (читай: «за колоски»). И только около пятнадцати процентов – осужденные по уголовным статьям.

А что же Комзин? Понять генерала можно: назови он вещи своими именами, тетрадь с опусом могла запросто попасть в «чистые» руки особиста – а значит, обеспечить автору «веселую» компанию «карьеристов». И никакие прежние заслуги не помогли бы. Потому, наверное, единожды солгав (хорошо, назовем это лукавством), он не мог уже остановиться. Даже в 1959 году, когда о сталинских репрессиях уже достаточно было сказано с самых высоких трибун, Комзин продолжал строить воздушные замки («Это и есть счастье»):

«Добытчикам камня предстояло разработать свыше пятнадцати миллионов кубометров. Много ли это? Лекторы наши нередко приводили наглядное сравнение. Величайшая пирамида Хеопса, которую строили долгие годы десятки тысяч рабов, потребовала около трех миллионов кубометров камня. А Куйбышевгидрострою понадобится ровно в пять раз больше! И ни один кубометр не должен быть добыт ручным способом. Здесь, в каменных карьерах и на камнещебеночном заводе, работают прекрасные механизмы. На крутых склонах горы Могутовой, Яблоневого оврага, Сокских гор, где еще недавно в непроходимых лесных чащах паслись непуганые стада лосей, за короткий срок выросли огромные механизированные карьеры и первоклассные заводы, проложены сотни километров дорог».

И все дороги вели к коммунизму.