В нескончаемом споре сторонников и противников идеи дальнейшего строительства электростанций я намеренно не принимаю чью либо сторону. И не даю собственных оценок аргументам тех и других – не моё это дело. «Двух станов не боец, а просто гость случайный» – будто про нас, журналистов, поэтом сказано. А потому не стоит искать в моих очерках (хоть жанр очерка, наверное, это предполагает) симпатий и антипатий по отношению к идеям и проектам. К людям, которые их создавали, боролись и умирали за них – наоборот, стоит.

Думаю, у Переволокской ГЭС, будь-таки она построена, было бы не меньше противников и критиков, чем у Жигулёвской. Даже несмотря на все плюсы, которые гидроузел на перешейке Уса-Волга предполагал с точки зрения экономики (отвод воды из Куйбышевского водохранилища в период катастрофических паводков, сокращение судоходного пути, гигаватты электроэнергии), непременно нашлось бы немало минусов. Так бывает с любым проектом.

А если представить, сколько ярых противников появилось бы с созданием здесь, у подножия Жигулей, ещё одного энергокомплекса-гиганта, сомасштабного которому, будь он построен в своё время, мир не увидел бы ещё лет двадцать (лишь в прошлом году этот так и не поставленный рекорд побила китайская ГЭС «Три ущелья»)!

Сегодня расскажу об этом мегапроекте – точнее, о человеке, который жил мечтой о нём много лет. О тольяттинце Николае Бородине – скромном рыцаре великих энергопроектов. А уже в следующем очерке – о другом великом, но только «антиглобалисте» от энергетики, которого тоже уже, увы, нет среди нас.

Грудь Николая Петровича – не в орденах, у него нет регалий, степеней, званий. Бородин был одним из тех людей, которые незаменимы, но неприметны. Боец невидимого фронта. Пахарь заброшенного не по его вине поля. Ведь мало кто знает о том, например, что после Жигулевской ГЭС, АВТОВАЗа и «большой химии» Тольятти, Оренбургского газоперерабатывающего завода и прочих великих строек Куйбышевгидрострой чуть было не включили в атомную программу. Во многом благодаря ему. Отсюда – «наш Курчатов».

Последний звонок от него был, наверное, месяц назад. Мы говорили с полчаса, покуда у него были силы: к каждому такому сеансу связи он, прикованный к постели, готовился, как к подвигу. И совершал его, хоть и нечасто. Он должен был сделать это. Лишенный возможности даже выйти покурить на балкон, он, как мог боролся с неизбежностью. Радиоприемник и телефон – вот и все, что последние годы связывало его с «большой землей». И ему было дело до всего, что творилось. Его возмущали сумасбродные, безумно дорогие и бессмысленные замыслы, законы и проекты, которые вбрасывали в массы наши изощренные «ньюсмейкеры» от власти, и ему нужно было непременно обсудить их со мной хоть изредка. Так сложилось. А я каждый раз восклицал: «Жив, жив, курилка». Я знал его восемь лет. Мне посчастливилось…

Я давно общаюсь с ветеранами строительства ГЭС и энергетиками. Народная молва гласила: Бородин – корифей, проектировщик от Бога, и тебе непременно нужно с ним познакомиться, вот только видел бы ты, как он живёт…

Познакомился, видел. Да, в средние века многие гении доживали в нищете, но в современном цивилизованном мире обрекать на такое людей, подобных ему, – позор отечеству (именно так, с прописной буквы).

Ну не скопил, не обустроился, хотя всю жизнь работал безотказно и на износ.

И только представьте, какой радостью для старика было событие, послужившее поводом для нашего знакомства. В 2006 году, когда я, по заказу компании РусГидро, завершал работу над рукописью книги по истории проектирования и сооружения ГЭС Волги и Камы, и пришло время отдать её на вычитку экспертам, – в списке таковых оказалась и фамилия Бородина. «Кажется, он где-то там, в Самаре», – сказали мне, но я-то знал: для москвичей все одно – что Тольятти, что Самара. Через общих знакомых нашел телефон Николая Петровича. Долгие годы пребывавший «на отшибе», не светившийся нигде, он был потрясен, что там, в столице (а среди экспертов – крупнейшие специалисты, патриархи энергетики, советники топ-менеджеров компании) его помнят и чтут. Что родина не забыла «одного из пропавших своих сыновей»…

Воспоминания Бородина вошли в книгу «Вечный двигатель. Волжско-Камский гидроэнергетический каскад: вчера, сегодня, завтра»*. Дожить бы, помнится, говорил он, увидеть бы. Дожил, увидел. Вместе порадовались за результат.

В Ставрополь Николай Бородин прибыл «по призыву» начальника строительства, генерал-майора Ивана Комзина, приехавшего весной 1952 года в Куйбышевский гидротехнический институт (как в то время назвался нынешний СамГТУ). «Ребята, – провозгласил он на встрече со студентами, – в Ставрополе разворачивается великая стройка, очень требуется молодежь. Мы открываем там вечерний институт, и вы можете продолжить учиться, работая на стройке. И это будет для вас двойная школа». 

На этот призыв уже к осени 1952 года откликнулось очень много молодёжи, вспоминал Бородин. Он мог бы попасть в самый первый выпуск 1956 года, но захлестнула великая стройка (на которой, вопреки расхожему мнению, посеянному товарищем Сталиным, были незаменимые люди) – и защите пришлось подождать: диплом вечернего факультета при Куйбышевгидрострое, будущего Тольяттинского политеха, молодой гидротехник получил в 1957-м.

Дети многих приехавших на стройку с Цимлянской ГЭС и Волго-Дона специалистов и руководителей стали его однокашниками, в то время как отцы их преподавали в новорожденном вузе. В их числе сын будущего академика Н.В. Разина, впоследствии работавший с Бородиным на строительстве Саратовской ГЭС. И сын самого первого главного инженера строительства Н.Ф. Шапошникова**. Владимир Шапошников и Николай Бородин вместе защищали дипломные проекты.

В 1953 году приехал в Ставрополь и Борис Богуш – опытнейший инженер-гидротехник, прошедший Волгострой и Широковскую ГЭС, и ставший прямым начальником, учителем, наставником Бородина на долгие годы. Кстати, тоже основатель династии энергетиков (Борис Богуш-младший, тоже выпускник Тольяттинского политехнического института, сегодня член правления РусГидро).

«Двойная школа», обещанная Иваном Васильевичем Комзиным, была не из легких – но никто не роптал и редко кто халтурил. Время было такое, двужильное.

К 1956 году, вспоминал Бородин, неоднократно вставал вопрос о значительном увеличении установленной мощности Куйбышевской ГЭС. Но все проекты, которые предлагались – и разработанный Куйбышевским филиалом Гидропроекта вариант второй очереди станции мощностью 1 млн 200 тыс. кВт с десятью агрегатами, «вписанными» в уже построенную бетонную плотину, и так называемый «итальянский» проект подземной ГЭС под горой Могутовой, и другие – при ближайшем рассмотрении либо были невыполнимы, либо просто не выдерживали никакой критики. О гидростанции в Переволоках, входящей в «ансамбль» гидроузла еще в довоенном проекте (и не построенной, как, впрочем, и основная плотина в районе Красной Глинки) практически забыли, хотя сохранились богатейшие материалы еще довоенных изысканий и проектных проработок.

Николай Петрович к тому времени работал инженером производственного отдела СМУ Левого берега. И пришло время готовить дипломный проект.

– Выбор тем был свободный, и я выбрал Переволокский вариант. Уж очень он был мне мил со всех сторон, да и родился я и вырос в Сызрани, и хорошо знал этот район. Руководителем по моему дипломному проекту был известный гидроэнергетик Ханиф Шамильевич Мустафин, работавший заместителем главного инженера Куйбышевской ГЭС и также «заразившийся» этим вариантом. Пришлось перекопать массу материалов – и в пыльных архивах Куйбышевского Гидропроекта, и в подвалах КГБ в г. Куйбышеве, где были свалены груды предвоенных проектов, и в изыскательских экспедициях в Ставрополе…В итоге, после тщательной проработки, родился проект Переволокской ГЭС установленной мощностью 2 млн 400 тыс. кВт (примерно такой же, как почти достроенная к тому времени основная, ныне Жигулевская ГЭС) в 20-ти агрегатах диаметром рабочего колеса 9,3 метра. В этом случае основная ГЭС приобретала более пиковый характер работы. При этом, правда, возникали вопросы с санитарным состоянием участка Волги в районе города Куйбышева, но эта проблема могла быть решена грамотным единым управлением водотока через обе ГЭС… На защите дипломных проектов присутствовал и И.В. Комзин, который заявил: «Всё! Сомнений нет: будем строить Переволокскую! Дайте мне этот проект, я еду в Москву и докажу, что надо немедленно начинать строительство»…

Комзин действительно загорелся идеей осуществить амбициозный проект, и впоследствии не раз возвращался к ней. Он буквально спал и видел очередное детище – тем более что пришло время решать, чем теперь занять огромную армию куйбышевгидростроевцев, в большинстве своём оставшихся в Ставрополе, будущем Тольятти. Вот что он сам писал в книге «Это и есть счастье» (М.: Молодая гвардия, 1959): «Выйдешь на катере в устье Усы, впадающей в Волгу чуть выше гидроузла, и перед тобой почти зримо возникает в голубой дали грандиозная перспектива новой, почти такой же по мощности, еще одной Куйбышевской ГЭС... Если полноводная, поднятая на двадцать восемь метров Уса отделена узкой полоской земли от Волги в ее нижнем течении, то почему бы не прорвать переволок и не использовать 28-метровый перепад? Мечта гидростроителя: приди к готовой, естественной перемычке, построй гидростанцию и пропусти воду! Вот и будет второй гигант…»

Известный писатель Фёдор Панфёров, которому Комзин показал место предполагаемой стройки с самолёта, отметил в документальном «Сказании о Поволжье» (глава «Еще один гигант», август-сентябрь 1957-го): «Он, как говорят, "пошатнулся" на гидроузлах: увидит большую воду, и мысль уже работает, как из этой воды "выдавить электроэнергию"»...

- И он действительно поехал в Москву с этим проектом, и почти доказал, – вспоминал Бородин. – Но вскоре его направили на Асуанскую ГЭС в Египет, я уехал на Саратовгэсстрой, и Переволокская опять забылась на многие годы...

Вспомнилась она лишь в 1970-х годах. К тому времени, по сути, завершилось создание Единой энергетической системы страны, в которую, наряду с гидро- и тепловыми энергокомплексами, активно включился «мирный атом». Опыт эксплуатации гигантского хозяйства показал, что удовольствие это весьма и весьма затратное: из-за суточного и недельного перепадов в потреблении электроэнергии государство теряет огромные деньги. И энергетики стали подумывать (этак неспешно, поскольку деньги в советские времена, в отличие от нынешних, все же особо не считали): что бы предпринять для выравнивания графика нагрузок в энергосистемах?

– В мире до сих пор ничего умнее не придумали, как использовать для этого гидроаккумулирование, – рассказывал Николай Петрович. – Режим двойного тарифа (дневного и ночного) был введен сразу после войны в большинстве стран Запада, и «ушлые» капиталисты быстро сообразили, как извлечь из этого выгоду – по «божеским» кредитам начали строительство серии ГАЭС в горных районах Франции, Швейцарии, Германии, Испании и т.д., по всему миру…ГАЭС – гидроаккумулирующая станция - представляет собой систему двух разноуровневых водоемов-бассейнов (верхний, чаще всего, создается искусственно), соединенных напорными водоводами. В ночное («дешевое») время ГАЭС в насосном режиме закачивает воду в верхний бассейн, используя (покупая) избыток электроэнергии в системе – от тепловых и атомных станций, останавливать которые на 6-7 часов в ночное время, как известно, сложно, да и небезопасно. В утреннее и вечернее («дорогое») время ГАЭС, работая в турбогенераторном режиме, выдает (продает) мощность в энергосистему.

Дело это очень выгодное: срок окупаемости капвложений в строительство такой станции на Западе довели до 4-5 лет, а далее – прибыль, идущая на строительство следующих ГАЭС. И сегодня, по словам Бородина, количество их в мире исчисляется многими сотнями, а то и тысячами. В России же кое-как построена лишь одна, Загорская ГАЭС в Подмосковье, в то время как сегодня только в европейской части страны есть потребность в десятках ГАЭС самой разной мощности. Только по Волге, используя Приволжскую возвышенность, можно построить не менее пяти таких станций. Особенно удачны в этом смысле Жигулёвские горы...

Такая идея была. И вполне закономерно, что в проектирование задуманной Жигулёвской ГАЭС в 1972 году вовлекли Бородина. «Вспомнить молодость» пригласил Борис Богуш-старший, в годы строительства ВАЗа руководивший проектно-сметным отделом Гидропроекта в Тольятти.

– Я взялся с великим удовольствием, и за год мы проработали массу вариантов – с устройством верхнего бассейна на Яблоневой, Ширяевой горах, у села Жигули, между Переволоками и Большой Рязанью. И, конечно, вариант собственно Переволокской ГЭС, с превращением её в ГАЭС, частично или полностью. Однако вскоре случилась трагедия: 21 января 1973 года Борис Борисович умер во время командировки в Москву по вызову А.Н. Косыгина, – в метро отказало сердце. И снова пауза. В то время строился ВАЗ, потом ТоАЗ. Куйбышевгидрострой был загружен до предела, ГАЭС в Жигулях была никому не нужна, и я снова уехал на Саратовгэсстрой начальником техотдела, в Тольятти я вернулся только в 1976 году – в Гидропроект, на рабочее проектирование Нижнекамской и Чебоксарской ГЭС. А в 1978 году Николай Федорович Семизоров настоятельно пригласил меня к себе: в работах наступил провал, требовалась новая крупная стройка. Руководство области и министр энергетики П.С. Непорожний начали пробивать в верхах Куйбышевскую атомную станцию, и мне удалось увлечь Петра Степановича идеей её компоновки с Жигулевской ГАЭС (получался оригинальный энергокомплекс АЭС (от 6 до 10 млн кВт) – ГАЭС ( от 2 до 4 млн кВт), а в перспективе, плюс к нему, и Переволокская ГЭС-ГАЭС мощностью до 2,4 млн кВт. Итого в общей сложности – 16,4 гигаватт! Где еще найти такое?..

И в самом деле – мегапроект. За это стоило бороться. Восемь лет главный технолог Куйбышевгидростроя Николай Бородин пробыл в бесконечных командировках по всему Советскому Союзу – везде, где работали проектировщики уникального энергокомплекса. Тем временем изыскатели обследовали десятки площадок, пробурили сотни скважин. Комиссии всех уровней, протоколы, акты исчислялись, пожалуй, тысячами…

Но все рухнуло в миг: мечты энергетиков похоронил Чернобыль.

- После этого затихло все – и с АЭС (хотя, я считаю, вполне возможно довести атомные реакторы до уровня полной безопасности – и вернуться к этой программе), и с ГАЭС. А затем и Куйбышевгидрострой, и Саратовгэсстрой, и Камгэсэнергострой – самые мощные энергостроительные организации страны – рассыпались на мелкие тресты, участки, фирмочки и бригады шабашников… Когда-то еще возродятся подобные проекты и строительные организации? – вопрошал, подобно гоголевскому герою, «наш Курчатов»…

Молчит Русь, не дает ответа…

* Вечный двигатель. Волжско-Камский гидроэнергетический каскад: вчера, сегодня, завтра / Авт.-сост. С.Г. Мельник. – М.: Фонд «Юбилейная летопись», 2007.

**Шапошников Николай Федотович – выдающийся инженер-гидротехник. Родился в Гурьеве на Урале. Выпускник Петроградского института инженеров путей сообщения. В 1920-е гг. главный инженер на строительстве Сызранской ГЭС.С 1932 – на строительстве канала Москва-Волга НКВД СССР: заместитель главного инженера и начальника работ, начальник строительного района. С 1936 года работал в Наркомате лесной промышленности.В 1950-51 гг. главный инженер на строительстве Куйбышевской ГЭС. Инженер-полковник. Награждён орденом Трудового Красного знамени за участие в строительстве канала Москва-Волга.

5 сентября 2013 г.