Понятие «тайм-менеджмент» сегодня известно даже ребёнку. Но мало кто знает, кто был основателем отечественной традиции тайм-менеджмента. И уж тем более – как и где он закончил свои дни.

Без малого сорок лет назад, в январе 1974 года, в журнале «Аврора» вышла документальная повесть Даниила Гранина «Эта странная жизнь» – об Александре Любищеве, выдающемся ученом-энциклопедисте, наделённым удивительной, редкой способностью фанатично ценить своё время. После выхода повести в СССР даже возникло целое движение – «людей, внимательных к времени». Книга выдержала множество изданий, в том числе в Тольятти (в 2002 году издана Фондом «Духовное наследие»). Скоро, в апреле 2015-го, и просвещённый мир отметит 125-летие Любищева. И Тольятти, где он похоронен, вновь станет «Меккой» для тех, кому дорога память о нём…

Уже на следующий день в Тольятти, на адрес Куйбышевской биостанции Института биологии внутренних вод АН СССР, валом повалили телеграммы-некрологи со всех концов Союза, от учёных с мировыми именами. Этого следовало ожидать, поскольку звали старика Александр Александрович Любищев. И был он не просто приезжим – он был Патриархом. Крупным биологом и философом. Выдающимся теоретиком эволюции. Одной из самых мощных фигур, столетие со дня рождения которой отмечалось так же основательно, как юбилеи Хлебникова, Мандельштама, Вавилова, Чаянова, Кондратьева, Чижевского...

Тольяттинцам, особенно далёким от науки, это имя тогда ни о чем не говорило. Да и долго было бы объяснять, что на самом деле представлял из себя этот заезжий «провинциальный» профессор. О нём, может, и до сих пор знали бы только составители энциклопедий и отдельные историки науки, если бы не замечательная документальная повесть Даниила Гранина, написанная спустя два года после этой странной смерти и ставшая почти бестселлером. Во всяком случае, прочитанная многими представителями старшего поколения и неоднократно переизданная. Гранина поражало, как экономно, нечеловечески жёстко распоряжался учёный своим временем, как фанатично был предан его неумолимым законам. В этом, по мнению известного «зуброведа», была главная странность жизни этого замечательного человека. Книга, вышедшая в 1974 году, так и называлась – «Эта странная жизнь».

Жизнь Любищева и в самом деле выглядела очень странной, даже необъяснимой. Петербуржец, выходец из семьи богатейших лесопромышленников, он с радостью стал бессребреником, всецело посвятив себя науке. Он сам хотел, чтобы бешеные отцовские миллионы не путались под ногами, – и революция в полной мере осуществила это желание. Богатство Любищев измерял не годами – а научными трудами. И действительно умер богатым, оставив после себя колоссальный архив в 2000 печатных листов: монографии, наброски, дневники, огромную переписку. Всё в безукоризненном порядке. И всё из-за того, что однажды, ещё до революции, он дал себе слово ценить время – и получил власть над ним.

«Вся советская эпоха – психоз массовой спешки, хронический всеобщий аврал, сдвиг в ложное будущее при ущербности настоящего, утрата чувства реальности, фантасмагория гиперпланирования – и массовая же обратная реакция (уже с пятидесятых годов явно пошла, после Сталина сразу) – сопротивление дисциплине... – писал известный психолог Владимир Леви. – И не случайно именно в стране Великого Несварения Времени, в самый его разгар, возник самобытный гений, научивший и себя, и других желающих время делать – фанатик личного хронометража, великий учёный Александр Любищев»...

Его бессребреничество было осознанной необходимостью – в самом что ни на есть марксовом понимании. «Умение преодолеть материальную необходимость и подняться в сферу идейной необходимости и есть истинное творчество, истинная свобода», – писал он своему научному оппоненту Борису Кузину, доктору биологических наук, зам. директора по науке Института биологии внутренних вод. (Б. Кузин, по словам ученика и последователя Любищева М. Голубовского, был «одним из равновеликих Любищеву его друзей-биологов – по интеллекту, образованности и устремлениям к высшим духовным ценностям». Оба были последовательными антидарвинистами.)

Вообще, их немало – потрясающе ёмких мыслей – в письмах Кузину. Тому самому Кузину, который дружил с гениальным Осипом Мандельштамом и которому нам сегодня впору поклониться в ноги («Ему и только ему я обязан тем, что внёс в литературу период так называемого “зрелого Мандельштама”», – писал сам поэт). А вот Любищеву в этой истории мы, кажется, обязаны не меньше: тем, что многие из бесценных «вещей», написанных в разгар репрессий, дошли до нас. В личном архиве учёного – 30 писем от опальной жены убитого Сталиным поэта Надежды Мандельштам. Именно благодаря Любищеву она какое-то время жила в Ульяновске, подальше от глаз кровожадных «кремлёвских горцев», восстанавливая на бумаге всё, что надёжно спрятала в памяти от чекистов...

Потрясающе «неразменная» совесть, независимо от степени опасности, – вот, пожалуй, главная странность Любищева. За примером далеко ходить не надо. Сергей Ляхов* (о нём – следующий очерк в рубрике «Забытый Тольятти». – С.М.), в то время заместитель директора по науке Куйбышевской биостанции Института биологии внутренних вод, посетивший профессора в Ульяновске в начале 1972-го с приглашением приехать прочесть лекции, писал в статье «Последние дни профессора А.А. Любищева»: «Много рассказов было о большом труде А.А. под общим заглавием “Монополия академика Лысенко в биологической науке”, предпринятом им в 50-е годы». Много разговоров, поскольку мало кто в те годы осмелился сразиться с одним из самых жутких монстров в истории отечественной науки.

А вообще, в маленькой заметке не хватит места даже для простого перечисления Открытий и Поступков Любищева. Их много, очень много.

«Никто, даже близкие Александра Александровича Любищева не подозревали величины наследия, оставленного им, – искренне восхищался Гранин. – История науки знает огромные наследия Эйлера, Гаусса, Гельмгольца, Менделеева. Для меня подобная продуктивность всегда была загадочной... Наследие Любищева состоит из нескольких разделов: там работы по систематике земляных блошек, истории науки, сельскому хозяйству, генетике, защите растений, философии, энтомологии, зоологии, теории эволюции... Любищев умудрился работать и вширь и вглубь, быть узким специалистом и быть универсалом»...

И людей, считающих себя его учениками, тоже не счесть. И заслуг его перед Отечеством будет побольше, чем у некоторых обладателей одноименных орденов...

Современников поражала его лёгкость на подъем: ради науки он был готов на всё.

Казалось бы, что могло сподвигнуть его, учёного с мировым именем, отправиться в рискованное в его возрасте – и волей судеб ставшее последним в его жизни – путешествие в Тольятти? На маленькую биостанцию, которая ещё не успела отметиться в науке чем-то выдающимся, несмотря на авторитет и усилия её основателя, Ивана Дмитриевича Папанина, имевшего неисчерпаемый ресурс – интеллектуальную элиту, перемолотую ГУЛАГом. Само рождение биостанции было типичным для того времени. «В 1957 году в моем кабинете неожиданно появился известный полярник И.Д. Папанин, – вспоминал в одной из своих книг профессор Александр Паренский**, в то время председатель местного горисполкома. – Увидев меня… он заявил: “Я люблю иметь дело с толковыми молодыми руководителями. Это мы сейчас проверим. У меня к тебе просьба: нужно сегодня оформить документ на отвод земли под строительство биологической станции на берегу нового моря, неподалеку от гостиницы. Через десять лет ваш город будет иметь до ста тысяч тонн свежей рыбы в год. В этом вам помогут ученые станции”. Я стал возражать, предлагал другое место, но высокий гость был неумолим, он предложил мне проехать на выбранную им площадку. После осмотра я сдался на милость обаятельного и добродушного И.Д. Папанина, собрал заседание исполкома и выдал ему необходимые бумаги. Сейчас на этом месте возвышаются корпуса Института экологии Волжского бассейна Российской академии наук. Я побывал в этом институте, когда он отмечал свое десятилетие и 100-летие со дня рождения И.Д. Папанина. Институтом проводится большая работа по оздоровлению Волжского бассейна и приумножению его флоры и фауны. Однако прогноз И.Д. Папанина по выращиванию больших косяков волжской рыбы не оправдался»...

Человек слова, Александр Любищев не мог отказать тольяттинским биологам.

В статье С. Ляхова так описано это путешествие Любищева:

«Окончательно решилось, что Любищевы (А.А. с супругой) приедут в Тольятти в августе... Мы были в Ульяновске во вторник 8 августа во второй половине дня. Пока “Наука” (исследовательское судно биостанции) заправлялась топливом и питьевой водой, я поехал в город и, не без труда поймав такси, привез Любищевых в речной порт. У них было довольно много багажа – А.А. собирался работать у нас в Тольятти, взял книги, материалы. Признаюсь откровенно, у меня слегка ёкнуло сердце, когда я выводил их из дома на такси, таких стареньких и дряхлых... Любищевы легко и быстро приспособились к некоторым неудобствам пребывания на небольшом экспедиционном судне. Питание из общего котла при их скромности и непритязательности вполне их устраивало... А.А. много и интересно рассказывал из всей жизни. От поездки по Волге он был в восторге».

Их поселили в одном из коттеджей неподалеку от биостанции. С «заминкой с организацией» выступлений профессора перед сотрудниками биостанции (заболел директор Николай Дзюбан) старик смирился: ведь он взял с собой работу.

Так получилось: профессор успел прочесть в Тольятти только одну лекцию из запланированного цикла по общим вопросам биологии, теории эволюции и математическим методам в экологических исследованиях. В ночь с 17 на 18 августа его увезла «скорая». А в последний день лета он умер.

Любищева похоронили здесь, рассудив, что нет резона везти тело в фамильный склеп на петербургском Волковом кладбище. Не повезли и в Ульяновск, куда он так рвался перед смертью. Как утверждал Ляхов, окончательное решение похоронить Любищева в Тольятти было принято с благословения вдовы: «Ульяновск не дал ему счастья», – сказала она.

В ноябре 1989 года останки великого ученого перезахоронили на территории Института экологии. А весной в Тольятти снова съехались его ученики и поклонники: 2 апреля 1990-го в Институте прошла конференция «Теоретические основы эволюции и экологии», посвященная 100-летию со дня рождения Любищева. С тех пор Любищевские чтения проводятся в институте регулярно…

Честно говоря, тольяттинцы не отдают себе отчета, насколько дорога эта могила. Даниил Гранин понял это тридцать лет назад: «Ныне одни его идеи из еретических перешли в разряд спорных, другие из спорных – в несомненные. За судьбу его научной репутации, даже славы, можно не беспокоиться», – читаем в повести «Эта странная жизнь».

«Тело моего отца было предано земле там, куда он приехал полный энергии, полемического пыла и творческих планов», – писала впоследствии дочь Любищева. Смерть не по годам крепкого, без намека на старческое угасание, до конца дней разумного, доброго и чудовищно работоспособного человека была воспринята всеми как внезапная катастрофа. Как сигнал к началу массового вымирания «зубров». Один из них – волею случая – покоится в Тольятти...

_____________

* Ляхов Сергей Михайлович (1910-1986) – в 1972 году заместитель директора, в 1974–1978 гг. – директор Куйбышевской биостанции в Тольятти, ныне Институт экологии Волжского бассейна РАН. Известный ученый-гидробиолог, кандидат биологических наук, специалист по бентосу (донному населению) водоемов, систематик двукрылых (Diptera), описавший несколько новых видов. Почетный член Всероссийского гидробиологического общества.

** Паренский Александр Тихонович(1925-2000) – автор мемуаров «Судьба моя – Тольятти: Записки председателя горсовета» (Тольятти : Фонд «Развитие через образование», 1997). Участник Великой Отечественной войны. С 1950 года, по окончании Куйбышевского планового института, начальник планового отдела Левобережного района Куйбышевгидростроя. С 1954 – секретарь горкома, председатель горисполкома, с 1958 – первый секретарь Ставропольского ГК КПСС. С 1961 – главный специалист, руководитель экономической лаборатории, с 1967 – старший научный сотрудник института ВНИИнеруд в г. Тольятти. С 1972 – заведующий кафедрой экономики и организации производства Тольяттинского политехнического института. С 1981 – заведующий кафедрой экономики и социологии труда Самарской государственной экономической академии. Доктор экономических наук.