Тольятти родился под счастливой звездой. Еще бы ещё научиться ценить это…

В чем счастье? В том хотя бы, что в свое время перспективный город внушил доверие многим, кого сегодня по праву относят к золотому фонду отечественной культуры. Одному из ведущих режиссеров страны Роману Ренцу – и в этом году, с поправкой на незабытые скандалы в «Пилигриме», мы отметим 40-летие Тольяттинского театра кукол. Глебу Дроздову – и в марте юбилей "Колеса" (правда, уже без Натальи Дроздовой). Основателю единственного в стране Театра моды Рафу Сардарову…

Смена власти и декораций не меняет сути: нашему городу всё это было не нужно (за редкими исключениями). Его ничуть не снедает «тоска по мировой культуре», как говаривал Мандельштам. Единственное отличие сегодняшних деятелей от былых «отцов города» – в том, что они ни перед кем не отвечают и не отчитываются. И если прежние партфункционеры могли честно признаться, как тому же Сардарову: «Я не знаю, что делать с художником», то нынешние хозяева города знают точно, что делать с ним и ему подобными – давить…

Вот только люди мира тем и отличаются от нас, что обычно не помнят обид на мелких провинциальных князьков. Даже если те отняли у них часть жизни.

Интервьюировать Рафа Сардарова одно удовольствие. Мои материалы с ним публиковались в газете «Акцент», которая выходила в свое время в Тольяттинской академии управления, и в старейшей американской русскоязычной газете «Новое русское слово» (1997, 24 января).

«Грани черного», «Белое одиночество»... «Мне все время говорят: «Почему у вас так много черного?.. У вас негативное отношение к миру!» Я отвечаю: «Идите вы на фиг, я график, мне нравится черный цвет...»

Московский дизайнер-авангардист Раф Сардаров, которому принадлежат эти слова, вовсе не причисляет себя к диссидентам. Но его «черно-белый» взгляд на мир моды резко диссонировал с привычным.

«Долгое время его творчество недостаточно высоко оценивалось специалистами в СССР, приспособившимися к догматическим устоям моделирования одежды, – писал несколько лет назад журнал "Berliner Nacht". – Необычность Рафа Сардарова в российской моде заключается еще и в том, что его никогда не поддерживало государство. Он не только автор своих коллекций, но и их собственник, так как на их создание он тратил собственные деньги. Это обеспечивало ему независимость».

Сардаров не совсем вписывается и в сегодняшнее пестрое мировосприятие россиян, ошалевших от хлынувшего из-за «железного занавеса» буйства красок. Но он всегда знал себе цену. «Несмотря на то, что мое имя не безумно популярно, – среди профессионалов оно достаточно известно. Люди знают, что я декларирую как художник – и в смысле моды, и в смысле идеи. И моя концептуальная линия многим профессионалам понятна».

Многие считают его не от мира сего. Да и сам он однажды обмолвился, что считает своим имиджем образ «городского сумасшедшего».

Нет, я не по­дряжался писать его биографию. Просто Сардаров интересен мне во всех своих про­явлениях и ролях. Интересно, напри­мер, как он печатно «раздевает» общепризнанных «звёзд», о величине которых у него сложилось своё собственное представление. Как, впрочем, обо всём и обо всех, с чем и с кем свела его судьба. Но Сарда­ров «раздеваю­щий» – это, как мне кажется, всё же НЕ ТОТ Сардаров. Его главное дело – одевать, и одевать с иголочки. Его дело – создавать имидж.

«Моя главная специальность – художник-стилист, – подчеркнул он однажды. – Но при­шлось заниматься постановкой ко­стюмного шоу: у нас в стране этого долго никто не пробовал делать...»

По журналь­ному тексту трудно понять, с каким оттенком прозву­чало это «при­шлось». Я-то ду­маю, без сожаления. Хотя театр моды Р.С. не дожил до своего пя­тнадцатилетия, он стал, по сути, одним из самых ярких фактов двух тесно связанных биографий – Моды и собственно Сардарова. Причём в последней (многие, наверное, помнят об этом) есть и тольяттинская «сноска».

Годы, проведённые Рафом в Тольятти, вызвали недоумение у московской публики: надо же, сорваться на несколько лет (!) в провинцию! – восклицали жур­налисты. Приглашённый в своё время для создания одного единственного спектакля, Сар­даров и сам не предполагал, что надолго задер­жится здесь: «Так сложилось...»

А сложилось так, что он собрал учеников-единомышленников и – почти с нуля – сделал в нашем городе Театр Моды. Сардаровские «Модные пятницы» в Молодёжном центре, шоу на самых разных площадках, единственный в своём роде конкурс молодого модельера (на который приехали показать свои авангардные коллекции такие мастера, как Бруно Бирманис, ныне душа престижнейшего фестиваля «Неукрощённая мода» в Юрмале) – все эти действа стали для города чередой знаменательных событий. Да и сам Сардаров был событием, до сей поры не оцененным у нас по достоинству. А тогдашнее руковод­ство и вовсе «не знало»,

- Наворотили мы за этот короткий срок очень много, – вспоминает Сардаров. – И плюс к этому, мы всё время гастролировали: были в Кишинёве, в Ленинграде, в Москве, в Венгрии...

Я не могу сказать, что, мол, бедный, мучился в Тольятти, и никто на меня не обращал внимания. Помогали, но помогали не функционеры – просто люди. Причём помогали совершенно бескорыстно. Вообще, должен сказать, было очень тяжело, потому что мы пытались «охватить» все предприятия города, где только ни работали. И коллектив, который не имел ни финансов, ни директора, ни толкового помещения, ни мастерских, да ничего – он сделал для города очень много. А коллектив у меня там сложился очень сильный, в Москве до сих пор такого не получилось. Это и понятно: здесь другой уровень, конкуренция, люди хотят очень много денег, а там всё было на энтузиазме. Но, я считаю, этот энтузиазм, впустую потерянный в Тольятти, слишком дорого стоил.

Конечно, никто из нас не обогатился, никаких машин мы не получили. Правда, я и не собирался никогда, хотя всё время шла молва: дескать, Сардаров приехал за квартирой и машиной.

Помню знаменательную фразу одного партийного функционера: «Понимаешь, я не знаю, что с тобой делать. (А мне просто негде было жить.) Когда мы берём футболиста, мы даём ему квартиру в кирпичном доме, машину, должность. А ты – художник...»

И вот, в 1989 году мы отчалили из Тольятти. Поскольку ни помещения, ни перспектив, и уровень, к сожалению, ужасный. Но город, конечно, мне дорог и близок, поскольку с Тольятти меня связывает очень много людей и событий. Всё-таки, там я был четыре года. И потом, десять человек оттуда я вывез в Москву. Их обустройство, финансовые, этические, моральные, социальные проблемы – всё это далось очень сложно. И выбило фактически пять лет жизни.

У меня такое ощущение, что я «отошёл» от Тольятти только сейчас.

- Мышление – такая сложная штука, что ты не можешь оторваться от среды, как бы ни хотел этого. Провин­циальность – от неё ведь не избавишься сразу, понимаете?

Когда я приехал в Тольятти, я не понимал, что такое «малосемейка», «девятиэтажка» – что это за жаргон такой. Много таких словечек. Сначала они смешили, я привозил их в Москву в качестве сувениров. А потом это стало как бы нормой. Но это в простых вещах, а в более сложных – там ты теряешь какие-то навыки, и хоть и читаешь, смотришь, ездишь, ты всё равно не в гуще этой жизни.

Когда я вернулся в Москву, мне нужно было два года для того, чтобы встать на своё место. Хотя уехал я отсюда достаточно известным че­ловеком.

…Когда я уехал из Тольятти, в городе появилась статья: мол, Сардаров уехал из Тольятти, где он был первым, и потерялся в Москве, где много таких.

- Я вовсе не потерялся. Получилось так, что после Тольятти мы вообще два года ездили по заграницам: фестиваль авангардной моды в Берлине, съёмки в Венеции, в Стамбуле, – и нам было не до того... И потом, честно говоря, реклама как таковая меня никогда не волновала. Потому что я считал и до сих пор считаю, что у людей должен быть выбор. Не могут Зайцев, Юдашкин одевать всю страну. Разные слои населения требуют своих модельеров. Кто-то ведь должен моделировать и для трактористов, и для доярок – что, они одеваются у Юдашкина, что ли? А те же рокеры, им тоже нужно у кого-то одеваться, а они сами шлепают эти несчастные сапоги.

Модельеров должно быть много, и каждый может подобрать себе какой-то срез публики. Смотрите, в одном только Западном Берлине 1200 модельеров – и никакой конкуренции: у всех есть свои покупатели.

Если мы будем тотально одеваться либо во всё с «Большевички», либо во всё турецкое – что там дальше? – у нас никогда не разовьётся вкус.

- Я делаю вещи для богатых женщин, которые обладают определенным вкусом и имеют деньги. Работаю на артистов и серьезных бизнесменов. Мои вещи покупают люди, желающие одеться незаурядно: они уже переросли «тряпочный» уровень, уже начинают сравнивать с теми дорогими вещами, которые могут купить за границей. И здесь я должен быть конкурентоспособен.

- Они одевают только богатых женщин, скажем так. Хотя меня окружают достаточно обеспеченные люди, одеваться там для них слишком дорого...

Вообще же говорить «дорого или дешево» – глупо. У меня не намного дешевле. Но у меня покупают. Если не будет тех, кто у меня покупает, я разорюсь. А я как-то живу...

Да и не в этом даже дело. Наша страна в смысле моды совершенно безграмотна. И всё моё творчество было ориентировано на то, чтобы люди узнали. Поэтому все мои шоу, показы были организованы вовсе не с целью заявить: мол, вот какой я модельер, вот какие у меня идеи. Иногда я, наоборот, шел на какие-то упрощения для того, чтобы людям было понятно и хотелось. И очень радовался, что после моих шоу зрители уходят с улыбкой, с надеждой. Мои манекенщицы никогда не ходили надменно, вызывающе. Наоборот, все было с юмором, с введением хореографии, драматургии. С обращением прямо в публику, чтобы человек понимал: все, что я показываю – будь то фантазийное «Белое одиночество» или «Грани черного», или другие модели – всё говорит о том, каким ты можешь быть. И не только «по костюму», но и характером. Ты должен творить праздник сам, чувствовать себя хозяином своей внутренней свободы.

То есть, каждый избирает свой путь. Я избрал именно такой: мне хочется, чтобы как можно больше людей узнали даже не о моих возможностях, а о своих.

- Что касается моделирования, по-моему, в нашей стране есть какие-то определенные направления, опять же личностные. Зайцев предлагает одно направление. Юдашкин... это вообще полная каша. Не принято говорить плохо, но, на мой взгляд, это смесь всего, что сейчас создается, полная петрушка – у него нет стиля.

А школы... Я считаю, школа – это тогда, когда она прожила какое-то количество лет, завоевала любовь у публики. А пока есть только стили, предлагаемые художниками, достигшими каких-то высот. Такой всего, к сожалению, один – Зайцев. Он, как говорится, всю жизнь положил, чтобы открыть свой театр моды, свое ателье.

- Я предлагаю одежду для жизни, для быта. Очень дорогую, но предельно лаконичную, выразительную по форме, по цвету, по фактуре. Хотя на сцене я показываю вещи богато вышитые, с аксессуарами – ведь сцена требует определенной подачи, потому что если показывать бытовые вещи и не предложить в финале богатый вечерний туалет, любая женщина почувствует себя обделённой. Все хотят сказки. Мы создаем мир грез, и каждый сам для себя определяет степень или уровень, до которого он может в этот мир погрузиться. Что-то он может себе купить, а что-то просто посмотреть. Жаль, очень мало в России женщин, которые могут купить себе вечернее платье – не только у Зайцева, у кого угодно.

Это что касается стиля. У нас есть, конечно, свой стиль. И наши модели узнаваемы: человек, который смотрит наши шоу на самые разные темы, всё равно угадывает линии и формы. Иногда мне даже хочется самому «отъехаться», но не получается – одна рука, и всё тут. Тем более что я сам делаю макияж, сам стригу, сам делаю пластику, и поэтому, хочу я этого или не хочу, у меня люди даже двигаются определенным образом, отличным от остальных показов.

- Я в этом смысле очень ленивый человек. Я не нахожу заказчиков, они сами меня находят. Знаете, у нас говорят: в Москве девушки бедные, но гордые. Я вот тоже бедный, но гордый. Я считаю, если человеку интересно, он сам меня найдет. Хотя я понимаю, что нужно подходить к этому вопросу по-европейски – навязывать свой товар. А сам я этого делать не могу.

Но меня каким-то образом находят. Вот сделали мы клип «Макияж для Наташи Ветлицкой», потом клип для группы «Секрет», стали приглашать. Пошел слух, что я самый лучший в плане телевизионного грима – обратился Малинин... Что только ни делал: для балета, для кино, для телевидения. Для Леонтьева, для Пьехи... Много всего было. Но сам я никогда никуда не хожу, нигде не тусуюсь: мол, вдруг там в мутной воде что-нибудь выплывет. У меня нет такой задачи, нет коммерческой нотки. Я не люблю тусоваться, я воспитан иначе.

Когда ко мне приходят заказывать вещь и говорят: мне такое, такое и такое – я отвечаю: идите в ателье, вам там сделают. Я ведь художник-постановщик по профессии, поэтому когда ко мне приходит, скажем, певец, я говорю: хочу посмотреть, как ты это делаешь, как ты двигаешься, чтобы понять, как костюм поможет тебе – не украсит как куклу, а поможет передать все то, что ты хочешь донести со сцены. Но, к сожалению, многие сейчас не знают, чего они хотят.

У меня очень много неконтактов, поскольку очень многих из довольно известных певцов такой подход, конечно, оскорблял...

А я в свое время начинал работать с артистами балета. Просиживал репетиции и смотрел, как рождаются спектакли. И иногда от того, какой я сделаю костюм – летящий или обтягивающий, подчеркивающий движения или наоборот – номер мог приобрести совершенно другую окраску. Ты можешь надеть костюм и танцевать, не замечая его на себе. И это стало в моем стиле наиболее важным – комфортность и легкость. Любое мое платье подчеркивает движение.

- Я считаю, что имидж не может быть начисто придуман, взят «от фонаря». Имидж может не передавать полностью твою личность, но все равно – это одна из граней твоей личности, поданная наиболее выпукло, скажем так. А многие этого, к сожалению, не понимают. Возобладает коммерческий подход. Мне часто говорят: что ты вообще делаешь, какие-то модели, средневековье какое-то? Сшей лучше джинсы, хорошо и практично... Нет, серьезно!

Почему у меня с другими модельерами всегда складываются очень сложные отношения? Мне все завидовали: он творит, что хочет. Почему, собственно, это было плохо – я не знаю. Ну не работай тогда над моделями и тоже твори, что хочешь. Но на это надо было свои деньги отстегивать, а они предпочитали их на себя тратить. А когда мне говорят: вот, я сделал того-то... Нет. Потому что любой, кто делает «звезду», занимается только одним. И сделать макияж, или прическу, или костюм – это еще ничего не значит. Ты должен проследить линию поведения человека, линию отношения к очень многим моментам, выстроить даже то, как он разговаривает с репортерами, ведет себя на улице, дома. То есть дозировать буквально все. Так, как это делается на Западе в шоу-бизнесе.

У нас этого не происходит. У нас «звезда» надевает безумный наряд, и в нем же появляется в обществе, и говорит все, что хочет. И поэтому бывает, что это неземное существо стоит на сцене, потом разевает рот – и думаешь: ничего себе имидж! Да не имидж это, просто игра в тряпки.

У нас еще нет таких людей, которые «сделали» бы кого-то. Помогли пробиться на какое-то место. Да, сделали какую-то маску – да, но сделали человека... Это требует очень много времени, сил, знаний и денег.

- Когда я начинал, я был достаточно самолюбивым, упористым, но при всем при том –

наивным мальчиком. И, может быть, именно из-за моего бесстрашия и наивности я чего-то и достиг (более осторожные люди не пошли бы таким путем, и не идут). Теперь я вроде бы повзрослел и внешне изменился. Но до сих пор наивно отношусь к тому, что меня окружает. Я верю, что добро существует. Мне хочется верить, что меня окружают симпатичные, добрые люди, которые не способны на предательство. Верю, что гордиться своей профессией – это самое большое удовольствие, которое может себе позволить человек. Верю, что любовь рано или поздно приходит. И что деньги – не самое главное в этой жизни.

- Это была не моя инициатива: меня пригласили, я с удовольствием согласился. Раньше эта пятиминутка сообщала нам только о западных модельерах, шли нарезки из материалов CNN. Наверное, кому-то из домохозяек это радовало глаз. Но, на мой взгляд, у нас до сих пор не существовало передачи, в которой бы рассказывали о наших модельерах, о том, что на самом деле происходит с нашей модой. Есть какие-то пафосные сюжеты, в которых о модельере говорят, как правило, всегда хорошо: мол, как это гениально, приводятся искусствоведческие данные. Но сами-то наши модельеры способны дать оценку своей деятельности и могут дать оценку каждому!

Я не беру на себя смелость судить обо всех. У меня единственное желание: делать передачи про всех художников – и малоизвестных, и начинающих, – чтобы в них было не только мнение художника о своей работе, но и его работы непосредственно, и мнение зрителя – как положительное, так и отрицательное. Художник из этого всегда извлечет свою выгоду, если он умный человек.

Про имидж пока говорить рано. Но мне хотелось бы, чтобы он остался таким, какой он есть. На мой взгляд, я достаточно открытый, расположенный к другим человек, и мне не хотелось бы выглядеть заносчивым, чересчур интеллектуальным ведущим, который с барского плеча отдает кое-какие крохи знаний.

Есть какой-то ненужный флёр некой таинственности, богемности, который обычно приписывается модельерам. Но они нормальные люди, это просто специфика их профессии – делать красиво. Эта специфика имеет свои законы, и эти законы могут знать другие люди, ничего страшного.