В свежей статистике ДТП поразили все цифры. Но одна просто убила: рост смертности на дорогах за год составил 17,5 процентов. Людям, не терявшим близких, проценты ни о чем не скажут. Как, впрочем, и число погибших. Не скажут они и тем, кто испытал горе. Какая им разница, какую долю в общей, растущей из года в год массе жертв составляет их сын, брат, внук, друг… А еще поразил вывод: остановить этот поток смертей некому. Просто некому. Может быть, единственное, что хоть как-то заставляет притормозить тех, кому не дорога ни своя, ни, тем более, чужая жизнь, – придорожные памятники…

Я мог бы соврать и сказать, что эта тема родилась случайно. Дескать, ехал я в благодушнейшем настроении, нос в табаке, и ненароком бросил взгляд на обочину. И захотелось мне вдруг написать о придорожных памятниках. Благо, вдоль наших дорог их не счесть и материала для глубокомысленной статьи хоть отбавляй...

«Тема от фонаря», – скажет читающая и звонящая общественность. И тут же обвинит во всех смертных грехах, вплоть до циничного смакования дорожно-транспортных трагедий и гробокопательства. Ведь не успели англичане похоронить принцессу Диану, как наш великий и могучий язык в два дня пополнился новым словечком – «папарацци». Сам слышал из уст простого русского пролетария, приехавшего ликвидировать последствия одного ДТП.

Словом, признаюсь честно: тему придумал не я. Подбросила «сама жизнь» в лице городских властей, которые, как сообщили хорошо информированные источники, нынче озаботились проблемой наведения чистоты и порядка у дорог. И правильно. Они ведь тоже люди и обязаны помнить о смерти, как могут. А особенно о смерти под колесами. Я где-то слышал, что в автокатастрофах нас гибнет больше, чем на иной войне. И уж точно больше, чем в результате всех разборок, убийств и суицида вместе взятых.

Если скорбные знаки поставили бы сразу все родственники всех погибших, многие автотрассы превратились бы в бесконечные кладбищенские аллеи. И многим любителям быстрой езды напрочь расхотелось бы даже прикасаться к рулю.

Говорят, традиция хоронить вдоль дорог родилась задолго до появления первого автомобиля. Проклятый народом Сибирский тракт, например, был обрамлен крестами на могилах каторжников, не выдержавших тягот пути. А сколько безымянных захоронений вдоль дорог на просторах «архипелага ГУЛАГ»? А на военных перепутьях? Тайга, болота и банальное человеческое беспамятство погребли под собой миллионы могил.

Когда и зачем стали ставить памятники погибшим на автострадах, никто точно не скажет. Существуют легенды. Первая – что традиция дошла от водителей-дальнобойщиков, из рейса в рейс поминающих своих погибших друзей. Вторая – о «криминальной» природе этого явления: дескать, так крутые оплакивали своих товарищей, павших на «поле брани». Есть и другие, менее романтические версии. Но как бы там ни было, со временем это дело само собой прижилось. За последние десятилетия мы просто привыкли к пирамидкам на обочинах. Как к данности. Как к телеграфным и фонарным столбам, дорожным знакам и размазанным по асфальту чижам-ежам-ужам, кошкам и собакам.

К тому же как бы само собой разумеется, что по частоте этих памятников мы можем сами прикинуть, какой участок дороги наиболее опасен. И интуитивно сбросить скорость, не дожидаясь какого-нибудь «лежачего полицейского» или спрятавшегося в распадке коварного гаишника. Во всяком случае, один мой знакомый инспектор считает, что в этом смысле памятники полезны и назидательны. Служат чем-то вроде неуставного дорожного знака, очень даже наглядного. Правда, как я понял, никто из представителей милицейской науки не пытался проанализировать, так ли это на самом деле. Никто не тревожил богатый статистический материал, накопленный ГАИ, и не вычислял пропорцию между плотностью «частокола» памятников и динамикой ДТП.

Водители – те воспринимают эти грустные напоминания каждый по-своему. Одни утверждают, что на них это действует и они лучше лишний раз притормозят. Другие либо демонстрируют полную невозмутимость, либо действительно не обращают на памятники никакого внимания – как на ставший привычным элемент ландшафта.

Куда восприимчивее к ним те, кто не за рулем – пассажиры и пешеходы. А они, как известно, тоже делятся на две категории. На тех, кому автомобильные катастрофы известны только понаслышке или из газет, и тех, кто сам, своими руками хотя бы однажды хоронил погибших на дороге.

Первых безобидные обелиски почему-то нередко раздражают, и они находят кучу разумных и логичных аргументов против такого выражения скорби. Часто просто неотразимых – вроде «и кто им позволил?», «мало им одного кладбища!» или «только настроение портят». А чаще людям просто безразлично.

Те же, кого горе коснулось лично, не столь категоричны и скоры на расправу. И даже если сами ничем не отметили место гибели своих друзей, родных или близких, – они прекрасно понимают, что двигало другими. Теми, кто все же поставил памятник.

Никто не назовет вам точную цифру: сколько же их, таких печальных знаков, в черте нашего города. На первый взгляд, в общем-то, не так много. Незабытых, не брошенных на дорожно-транспортный произвол – и того меньше.

...Один, например, появился несколько лет назад близ шоссе неподалеку от одного из городских АТП: на нем четыре фамилии и одна дата смерти. Потом монументов стало два. Оба «происшествия», как выражаются работники ГАИ, случились в один год. Так и стоят рядом два металлических символа, поражая даже не «кучностью», а ухоженностью и цветами. Такое и на кладбище бывает не часто, а здесь, на отшибе, у дороги?..

Я нашел людей, которые четыре года назад потеряли здесь своих близких. Тогда в одной машине погибли четверо молодых ребят. Их похоронили на Васильевском повороте. Со временем поставили основательный памятник, а железное надгробье друзья перенесли сюда, прямо на место трагедии. И с тех пор родители приходят в два места.

Маму одного из мальчишек нередко видят склонившейся над памятником. Она поливает и пересаживает цветы, которые всегда кому-то не дают покоя. Даже, казалось бы, невзрачные ноготки – и те выдернули. Исчезают и искусственные. Она уже подготовила гирлянду на смену, потому что считает: на этом месте цветы должны быть всегда. Именно на том самом месте, где они погибли! Потому что они, родители, этим живут.

Впрочем, цветы исчезают и на могилке, на кладбище. А собака сторожа почему-то вечно страдает жаждой и выпивает воду. Мама Сергея все время борется за цветы: пришлось даже сделать оградку вокруг постамента на месте гибели, и стало немного спокойнее. Но она не может понять, почему памятник и неизменные цветы у дороги у кого-то ассоциируются с крутостью («какие они крутые – были просто хорошие ребята»). А, если вдруг власти задумают убрать эти два памятника, за которыми следят и родители, и друзья погибших, – пусть тогда оставят «хоть что-то для цветов». Пусть не памятник, что-то другое. А как иначе, если они здесь погибли…

Поговаривают, что одно время ставить памятники у дороги запретили. Потом опять разрешили. И никто толком не знает кто, где и когда. А памятники у дорог как ставили, так и ставят. Они размножаются самостроем, самосевом – как угодно. Ни у кого не спрашивая и никому ничего не объясняя. Просто появляются – и все. Но у каждого, кто делает это, свои резоны. Я знаю случаи, когда этот памятник – единственное место, куда можно прийти преклонить голову: могила любимого человека совсем в другом, чужом городе. И кто в таких случаях может запретить или разрешить?

Самое интересное, что никому – ни городским коммунальщикам, ни ГАИ, ни вообще никому из тех, кто призван следить за безопасностью нашего движения, они не мешают. Правда, представители служб землепользования говорят, что установка таких памятников – что-то вроде самовольного захвата земли. По современному земельному законодательству те, кто это сделал, вроде бы должны даже платить арендную плату и земельный налог за занятую памятником «территорию». И уж во всяком случае, обязаны обратиться за разрешением к администрации города, которая согласует этот вопрос с «архитектурой» и комитетом по земельным ресурсам и землеустройству. Но на практике никто этого не делал и не делает. В то же время люди, ведающие землей, по-человечески понимают тех, кто устанавливает эти памятники. И очень жалеют: тяжело, когда душа разрывается на две части – между кладбищем, где лежит тело близкого человека, и обочиной проклятой дороги.

И даже представители православной церкви не могут сказать однозначно, противоречат ли памятники у дорог христианским канонам. Единственное, что они констатируют по поводу уже свершившихся вещей, – то, что они «не совсем уместны». Поскольку есть кладбище, а оно для того и придумано, чтобы спокойно, вдали от придорожной суеты, шума и выхлопов, благоговейно пообщаться с душами умерших. И только там, где захоронено тело. Опять же совершить обряды, прочитать молебны, окропить святой водой. Но, в общем, церковь резко не осуждает, да и не в ее это правилах – осуждать. А миряне – так это сколько людей, столько и мнений. А вывести среднее арифметическое – наверное, не тот случай. И, если вдруг однажды кому-то в самом деле захочется расчистить обочины, неплохо бы спросить сперва тех, кто носит туда цветы. Так это делается по-человечески.