1 января отметил 94 года Даниил Гранин. Кто не знает его имени и трудов? Казалось бы, все, что выходит из-под пера признанного классика, публикуется с ходу, а все, что опубликовано им за шестьдесят с лишним лет, известно до последней запятой. Причем не только литературным критикам и прочим «узким специалистам». Ничего подобного!

Книга Гранина, о которой я расскажу сегодня, хоть и вышла огромным даже для своего времени тиражом, осталась почти неизвестной. Может быть, «по политическим мотивам» – потому что увидела свет как раз на переломе эпох, сталинской и хрущевской. Даже старейший самарский литератор Евгений Астахов, более полувека пишущий о строителях Куйбышевской-Жигулевской ГЭС, узнал о ее существовании лишь несколько лет назад (так получилось, что этот редкий источник знаний открыл ему я)…

Впрочем, и сам автор старался не вспоминать свое творение. Сегодня я расскажу, почему.

Исповедь автора ряда ярких бестселлеров второй половины минувшего века (в отличие от многих, не «рекрутированного» ГУЛАГом) потрясает. И понятно, как нелегко дались ему многие признания и переоценки. В том числе собственных поступков, которых за долгую жизнь совершено немало.

И один из них непосредственно касается нашей истории.

В самом начале 1950-х фронтовику, в то время аспиранту электротехнического факультета Ленинградского политехнического института и начинающему писателю Даниилу Гранину пришлось побывать на строительстве Куйбышевской ГЭС – выпала командировка на последнюю сталинскую «великую стройку коммунизма».   

Кусочек «Страха» посвящен воспоминаниям об этой поездке (предупреждаю, цитата немаленькая):

«Заведовал нашей кафедрой профессор В.В... В институте его боялись, что-то темное, зловещее чувствовалось в нем. Поговаривали, что во времена борьбы с низкопоклонством (была среди прочих и такая кампания) он давал материалы на некоторых преподавателей. Мы, аспиранты, боялись его не за прошлое, внушала страх его улыбочка, его манера вглядываться, от него исходило чувство опасности. Мы были фронтовики, бывшие солдаты, но это была опасность, неведомая нам, какая-то скрытая...

Однажды мне пришлось докладывать на своей кафедре о строительстве гидростанций на равнинных реках, о так называемых... великих стройках коммунизма... Перед этим я побывал на некоторых из них, в частности на Куйбышевской ГЭС...

Меня, инженера, поразила бесхозяйственность в зонах затопления. Как безграмотно проектировали и строились рыбоходы, явно рассчитанные на гибель волжских осетров. Вообще вся затея с этими гидростанциями выглядела больше чем сомнительной. Делалась она скорее в интересах чекистов, чем в интересах энергетики. Работали на этих стройках коммунизма заключенные, работали плохо, кое-как. Я видел, как с ними обращались, все это было постыдно.

Ничего о своих сомнениях я не решился высказать. О возмущении – тем более. Доклад выглядел вполне благополучным, в стиле докладов тех лет, радужные перспективы, ленинский план ГОЭЛРО и тому подобное.

- А меня уверяли, что вы считаете волжские гидростанции ненужными, – сказал профессор и наклонился вперед, приглядываясь ко мне. – Более того – вредными. А? Что эти великие стройки губят Волгу? А?

Я попятился, замычал что-то неопределенное, но он настаивал, добивался, чтоб я определенно отказался, заклеймил подобные предположения.

Мне потом говорили, что В.В. провоцировал меня, обычный его прием, что я правильно сделал, что сдержался, но я то знал, что... просто струсил. Меня остановил страх. Я не мог переступить. Чего? Сейчас, уже спустя столько лет, трудно определить. Сохранилось отчетливо, помнится, чувство унижения и стыда...

То мое отступничество осталось грехом, который уже не исправить. Если бы единственным. Чего я боялся, ведь в тех случаях, если переступал, небо не рушилось, меня не казнили, появлялось чувство самоуважения. А потом опять страх возвращался»...

Ровесникам Гранина грех этот вполне знаком, грешили и пострашнее. Известна и судьба праведников в то время. Выскажи он тогда все, что накопилось (а гигантский котлован Куйбышевской ГЭС, в котором трудились по 10-15 тысяч заключенных в смену, – впечатление неслабое), – и вторая, только теперь уже под конвоем «командировка» в волжский Ставрополь закончилась бы году в пятьдесят шестом, не раньше. Статья 58, по которой «перевоспитывали» подобных «врагов», меньшие сроки не предполагала. И осмысливать ему тогда свой гражданский подвиг в одной лагерной культбригаде с будущим Народным артистом России Петром Вельяминовым (см. "9 лет и 9 дней Петра Вельяминова"). Или строить тольяттинский Соцгород в паре с другим политзеком, тоже фронтовиком и будущим лауреатом премии Президента РФ в области культуры и искусства композитором Олегом Хромушиным (см. "Нам песня строить и жить помогает"). Или зарабатывать пайку рядом с покойным ныне патриархом самарской журналистики, профессором Львом Финком, – посвятившим, кстати, Даниилу Гранину один из лучших своих литературоведческих трудов: «Необходимость Дон-Кихота» (М., 1988)... 

Не исключено, наконец, что выпало бы Гранину – решись он тогда сказать правду – строить плотину и зарождать новый социалистический город под началом героев одной своей повести о строителях Куйбышевской ГЭС. Малоизвестной, по понятным причинам не вошедшей ни в одно из его многочисленных избранных и полных собраний...

В 1952 году издательство ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия» тиражом 50 тысяч экземпляров выпустило книгу Даниила Гранина «Новые друзья» с подзаголовком «Рассказы о строителях Куйбышевской ГЭС». Книга эта, судя по авторской датировке, была написана в январе-марте пятьдесят второго – видимо, в качестве творческого отчета начинающего писателя о той самой командировке на «великую стройку коммунизма», которую Гранин упомянул в эссе «Страх».

Поездку почти полувековой давности упомянул, а повесть – нет. Впрочем, тут его авторское право. Но, только прочитав это забытое, практически не известное даже многим исследователям творчества классика русской-советской литературы произведение, становится понятно, почему...

Найти эту книгу оказалось несложно: один экземпляр хранится в библиотеке Тольяттинского краеведческого музея. Видел я ее и в каталоге РГБ. Наверняка есть она и в личных библиотеках бывших гидростроевцев. Думаю, её берегут. И по праву: «Новые друзья» – не самая худшая из гранинских вещей. Так и веет обычной для этого автора романтикой и устремленностью в прекрасное будущее.великую стройку коммунизма

Пое

«Удивительно действует атмосфера стройки. Чем больше возникает трудностей, тем шире проявляется инициатива строителей. В своей телеграмме коллективу днепростроевцев товарищ Сталин замечательно назвал Днепрогэс – “творение народа”. Таким творением народа будет и Куйбышевская ГЭС. Ее не строят, ее творят», – читаем в «Новых друзьях».

Среди творцов – легендарный экскаваторщик Борис Коваленко, к тому времени прогремевший уже на всю страну. Это ему посвящены завершающие повесть пронзительные строки: «В конце марта в «Правде» помещено было сообщение с Куйбышевского гидроузла: «Опубликование письма строителей Куй­бышевской гидроэлектростанции товарищу И.В. Сталину вызвало большой трудовой подъем на всех производственных участках великой стройки. Стахановцы стройки добиваются новых про­изводственных успехов. Молодой механизатор Борис Коваленко, предложивший усовершен­ствовать ковш экскаватора, вынимает за сутки до двух тысяч кубометров грунта...» И мне подумалось, что Сталин – это тот человек, который больше всех помог Борису Коваленко и его товарищам»…

Среди «Новых друзей» Гранина и будущий Герой Соцтруда, начальник Куйбышевгидростроя Николай Семизоров, вчерашний фронтовик и выпускник строительного факультета Новочеркасского индустриального института, скромно делавший тогда самые первые «карьерные» шаги на волжской стройке. Вот как описывает их Даниил Гранин:

«На горе, в лесу закладывали Учебный городок. Николая Семизорова назначили начальником ПТЧ – производственно-технической части стройучастка... Прошел день, другой, неделя, а Николай все еще не мог найти своего места в общей работе, бродил по строительной площадке, перешагивая через бревна, обходя горы мешков с цементом, и не знал, за что ему взяться, чем помочь».

Дальше – подробный рассказ, как его герой нашел свое место, как рос (и вырос к концу повести до главного инженера стройучастка на Левобережье), конфликтовал и искал лад с самим собой, набирался опыта, «проникался сознанием ответственности», находил и «обрушивался на недостатки», – словом, вместе с тысячами других добровольцев со всей огромной страны строил социалистический Комсомольск-на-Волге.

«Интересно, какие имена дадут улицам? Например, вот этой, по которой они сейчас идут? Может быть, назовут ее улицей Строителей? Хорошо, если бы именно эту, потому что она будет выходить на главную, красивейшую магистраль нового города – проспект Сталина.

Засверкают витрины магазинов, на городской площади плотники, нет – лучше каменотесы, поставят трибуну. Войдет в строй еще один город…

Вырастет сын. Станция эта станет для страны самой что ни есть обычной. На всех больших реках будут стоять десятки таких станций. Сыну достанется строить ветряные да солнечные… Но какие бы станции ни построили, Куйбышевская ГЭС останется для сына особой. Не потому, что он родился здесь, – это событие не историческое. Здесь рождается коммунизм, и сын будет настоящим гражданином эпохи коммунизма…»

14 апреля 1953 года в куйбышевской областной газете «Волжская коммуна» появилась рецензия. Вот выдержка: «Вышедший недавно сборник очерков Даниила Гранина «Новые друзья», о строителях Куйбышевской гидроэлектростанции, дает общее представление о стройке. Но закрываешь книгу с чувством неудовлетворенности, – сообщает критик. – В чем же дело? В том, что Д. Гранин в искаженном свете рисует жизнь и труд строителей. Пытаясь изобразить инженера (это про Н. Семизорова. – С.М.), любящего свою профессию, он не замечает в этом живом человеке никаких других стремлений. Секретарь комсомольской организации, судя по очерку, он не повышает свой идейно-политический уровень, не читает книг, не бывает в кино... Даже в свободное время, при встрече с друзьями, он чаще всего заводит разговор «о лучшей в мире профессии – профессии строителя». Таковы и другие инженеры, нарисованные Д. Граниным. Они, правда, иногда мечтают, но...»

Еще за полтора месяца до того, при жизни Сталина, подобный текст вряд ли мог появиться в советской печати. Рецензенту, ухитрившемуся обозвать гранинские рассказы о строителях Куйбышевской ГЭС «равнодушным сочинительством», видимо, было недосуг вчитаться повнимательнее. Задора и веры в книге хоть отбавляй. И таланта, начинающего раскрываться, тоже. Да и мечты героев, как известно, воплотились – в Ставрополе было даже две главные улицы Сталина, одна из которых уже более пятидесяти лет носит имя Маркса, а другая – Коммунистическая. (Обе переименованы осенью 1961 года, в свете решений XXII съезда КПСС).

Других «недосказанностей» тогдашний критик вроде как «не заметил». О том, что кругом были лагеря, из которых порой бегали уголовники, и возвращаться в свои каморки приходилось, «вооружившись» горстью песка; о том, как развязно вели себя лагерные охранники, развлекаясь после тяжелого «трудового» дня, о прочих гулаговских приметах – в «Новых друзьях», разумеется, ни слова. Ни слова о том, как закрывались фантастические наряды и что грозило тем «гражданам начальникам», которые не хотели мириться с халтурой. Ни слова о кровавых войнах среди уголовников. Ни полслова – тем более! – о политзеках на стройке, которые, хоть и ругали всласть «отца народов», работали не «кое-как» (что отметил Гранин в «Страхе»), а в полную силу, порой из последних сил.

Наконец, в книге, написанной в 1952-м, ни намека на то, что многие вольнонаемные, вкусившие колхозов и фронтов – как, впрочем, и сам Николай Семизоров, – наголодавшись за десятилетия продразверсток и коллективизаций, и рвались-то на «великую» не столько «за родину, за Сталина», сколько... чтобы просто НАЕСТЬСЯ. Спасаясь от голода. (По той же причине двумя десятилетиями раньше, на стыке 20-30-х, рвались разоренные советской властью крестьяне на строительство будущего Горьковского автозавода).

Впрочем, с «сочинительством» – хоть и не «равнодушным», как пишет советский критик, – пожалуй, соглашусь. Так, например, немало строк в «Новых друзьях» посвящено знаменитому гидростроителю, первому наставнику и старшему товарищу Николая Семизорова на «великой стройке» Борису Ивановичу Загородникову. Человеку, которому (кстати, спасибо Гранину, что сохранил его позабытое потомками имя) стоило бы поставить памятник в Комсомольском районе Тольятти – как его первостроителю: Комсомольский стройучасток района Левого берега, который возглавлял Загородников, строил жилье и соцкультобъекты тогда еще поселков Комсомольского и Шлюзового и нижние шлюзы ГЭС.

Так вот, по гранинскому тексту, любимый молодежью начальник, надевавший лишь по великим праздникам парадный френч, на котором «сверкала длинная по­лоска орденских ленточек», что называется, пороху не нюхал. «Ребята слыхали, – читаем у Гранина, – что начальник района в войне не участвовал, и попросили его рассказать историю каждого ордена». По повествованию автора, все награды, которыми родина щедро одарила его героя (хоть и героя второго плана – но реального, не выдуманного, а значит, не нуждающегося в «ретуши»), знаменовали лишь строительство гидросооружений и нефтепроводов. Таким он мог остаться в истории. На самом деле, в «иконостасе» боевого офицера Бориса Загородникова, прошедшего всю войну командиром саперного батальона, было немало фронтовых наград: ордена Красной Звезды, Отечественной войны I и II степеней, медали «За взятие Берлина» и «За освобождение Праги». Сам фронтовик, Гранин мог бы это заметить. И просветить «ребят»…

К слову, и Николая Семизорова, возглавившего десять лет спустя после выхода «Новых друзей» прославленный Куйбышевгидрострой, как мне представляется, «открыл» именно Гранин. По воспоминаниям ветеранов, на роль третьего – после Ивана Комзина и Виталия Кана – начальника крупнейшей строительной организации были и другие кандидатуры. И даже, говорят, более сильные. Но во времена, когда к печатному слову прислушивались, целая пространная глава о подающем надежды и воспевающем «лучшую в мире профессию» молодом инженере в изданной некогда огромным тиражом книге уже известного писателя значила немало. 

Зная теперь уже истинное положение дел на возведении Куйбышевской ГЭС (где по официальным, подтвержденным МВД данным, отпахали в общей сложности почти 220 тысяч заключенных), – страшно становится от мысли, какие недюжинные таланты были брошены на лакировку той действительности. Да и неизвестно еще, кто больше потрудился над гранинским текстом – сам автор или цензор?

Впрочем, не один Гранин лакировал – многие, как и он, уже спустя десятилетия исповедались.

«Помню, был на Куйбышевской ГЭС, весь котлован обнесен проволокой, шагающие экскаваторы... Всё перемешалось. Жертвенность и преступность, героизм и палачество, высокая энергия и сострадание», - делится своими воспоминаниями о командировке на «стройку коммунизма» известный литературовед Игорь Золотусский. 

«Боже, какое страшное зрелище! Какие безрадостные, сведенные болью лица! И сколько их впереди... Как рвутся на поводках у конвоя овчарки. В памяти на мгновение всплыли образы Доре – его иллюстрации к “Аду” из “Божественной комедии” Данте… Осенью преподаватели живописи потребовали от меня отчет: композицию на тему “величие стройки коммунизма”. Я решил изобразить то, что видел, уезжая из Ставрополя: пароход, палуба, на которой сидят люди – такие, какими они выглядели во время своего путешествия. А там, вдали, на другом берегу, словно дым, кружится пыль, сквозь которую на могучих холмах угадываются два огромных лозунга: “Миру – мир” и "Слава великому Сталину!", – вспоминал о пережитом в командировке на Волгу у Ставрополя народный художник Илья Глазунов.

Так кто водил их пером и кистью? Гранин через десятилетия сам косвенно ответил на этот вопрос: Страх. А горечь за тот страх объясняет, почему не попали «Новые друзья» ни в избранные, ни в полные собрания его сочинений.

«Делалась она скорее в интересах чекистов…» – вот гранинское признание, вполне искупляющее то, что сам маститый писатель назвал грехом. Пусть почти через полвека – но все же.

«Рабская наша психология откладывалась, слой за слоем, арестами, проработками, расстрелами, безнаказанностью начальства, торжеством палачей. Ничего генетического в ней нет. Теперь, когда все можно говорить, когда каждый щеголяет своей смелостью, мои прежние поступки стали укорять меня. Хочется исправить то поведение, да ничего исправить нельзя. Мы обречены жить с грехами прошлых страхов, так же как с прошлыми разочарованиями, утраченными идеалами. То же самое набирает каждое поколение. Свои иллюзии, свои ошибки, свои страхи... Но от этого моя ноша не становится легче», – так заканчивается в «Страхе» глава о Куйбышевской ГЭС. Таков итог – неожиданный для многих, влюбленных в творчество Гранина...

Пусть, пусть «Новые друзья» останутся артефактом. А Гранин – останется Граниным. «Иду на грозу», «Зубр», "Эта странная жизнь" – книги, которым, верится, суждена вечная жизнь. Но всё же последняя исповедальная публицистика – на мой взгляд, лучшее, что написано им. Потому что – выстрадано. Исповедано. Чего, увы, не успели многие из его поколения. 

Он и здесь оказался первым из живших «в эпоху великого страха». Жаль только, что многие так и остались в ней.