История поселка Поволжский по-своему трагична. Вот уже четвертый десяток лет люди, прибывшие сюда ради жилья, работы и перспектив, ждут обещанного. Сначала – функционерами «руководящей и направляющей силы советского общества», которой звалась когда-то КПСС, потом (и по сей день) – послеперестроечных кадров: губернаторов, начиная с К. Титова, разных аграрных министров и олигархов. Но что-то подсказывает мне, что за семнадцать лет с момента этой публикации в московском еженедельнике «Деловой мир» (26 декабря 1996 г.) каких-то явных предпосылок для прорыва в светлое будущее не появилось. Теперь вот к экономическим катаклизмам добавилось вхождение России в ВТО – но о неминуемом триумфе свиноводства и о возрождении былого величия крупнейшего в Европе свинокомплекса близ Тольятти почему-то продолжают трубить со всяческих высоких трибун…

Обещанного, как сообщалось, до 2017 года ждут. К столетию Октябрьского переворота… Что ж, оруэлловская «Ферма животных» к тому времени не устареет, скорее – наоборот. 

Как и к самим свиньям, к их мясу можно относиться по-разному. Кому-то свинина служила лакомством. Другие были к ней равнодушны. Третьи не потребляли из принципа – не позволяло воспитание и традиции. Но вопрос о том, производить ее или нет, строить или не строить огромный промышленный свинарник в 20 километрах от города, в Тольятти особо не дискутировался. Во-первых, двадцать лет назад у народа не спрашивали. Да если бы и спросили – что могли ответить жители голодного Поволжья, покупающие мясо только на колхоз­ном рынке?

В государственной торговле его отродясь не было, и за той же дешевой свининой и колбасой местные жители ездили в Москву. А гигантский свинокомплекс на 216 тысяч голов вроде бы должен был решить эту проблему. «Крупнейший в стране и Европе», «По­волжский» был призван внести весомый вклад в обеспечение населения продовольствием. И внес: довольно долго жители окрестных городов про­бовали собственную свинину и даже умудрялись подкармливать ей Москву.

Теперь же информация о положе­нии на комплексе напоминает сводки с театра военных действий. Ситуация чем-то походит на решающую оруэлловскую битву у коровника – но тут другая, своя антиутопия. А сам генераль­ный директор Владимир Гаврилов не склонен лакировать действительность. Да и какой смысл, если о полном уничтоже­нии поголовья и массовом сокращении персонала теперь знают все. А если учесть, что таких глобальных свинофабрик в стране 25, и все они либо дышат на ладан, либо тоже разорены, – картинка получается невеселая.

На свинокомплексе Гаврилов уже 20 лет — с первого колышка, забитого в августе 1976-го. Как главный ветеринар контролировал технологию строительства предприятия, затем комплектовал стадо.

В конце 80-х – самом начале 90-х благодаря «Поволжскому» горожане действительно могли жить припеваючи. Свинокомплекс поднялся на пик рентабельности. Это и понятно: несметное стадо было чем прокормить и обогреть. Сытые, ухоженные свиньи набирали каждая по 0,75 кило в день. «Живой вес», разделанный на полутуши, рекой тек туда, куда ему определи­ли. Москва, естественно, брала «свое», но местные были не в обиде. В ту пору каждый житель Тольятти в принципе мог съедать в день по 110 грамм свинины, что приближало его к так называемым «физиологическим нор­мам потребления мяса» (было пройдено более половины пути). А если отбросить детей, стариков, диетчиков и вегетарианцев – каждый здоровый мужик, по словам Гаврилова, мог пре­тендовать аж на полкило. Если бы не приснопамятные талоны на продукты (по которым, как раз в пору расцвета свинокомплекса, каждому под распис­ку выдавали несколько сот граммов мясопродуктов в месяц), – ей-богу, была бы просто объедаловка.

Тогда казалось, что мясные закро­ма никогда не иссякнут. Поголовье производителей добротного продукта поддерживалось за счет племсовхоза «Гибридный», входящего в структуру комплекса. Ежегодно совхоз постав­лял для откорма около 10 тысяч свинок и более 100 тысяч доз спермы хряков. Кроме того, продавал хозяйствам ре­гиона по 12 тысяч поросят в год.

В те библейские времена командир производства В.И. Денисов по праву считался перспективнейшим генералом. Генерала от свиноводства охотно вы­брали в парламент, и он долго, до самого падения СССР, метался между родным предприятием и Москвой. Обе­щал сократить поток мяса в столицу и направить его в провинцию – но стра­ну захлестнули политические страсти. Какая уж тут держава – со своим бы хозяйством совладать...

Полтора года назад Денисова сме­нил Гаврилов.

На свиньях экономические катак­лизмы до недавнего времени никак не сказывались: какая им разница, сколь­ко стоят корма, электричество, тран­спорт и прочие дела человеческие? Экономика всей своей диспропорцио­нальной тушей обрушилась на людей, рикошетом отражаясь на стоимости свинины. Вдруг стало ясно, что без подекадного увеличения цен на свое мясо предприятию не обойтись. Одно время «Поволжское» пыталось идти в ногу с долларом: курс менялся каждый день – и мясо день ото дня дорожало. Потом наступил «потолок». В российском мясном бизнесе он проявился гораздо раньше, чем, скажем, в авто­мобильном, и производители местной свинины в итоге просто не смогли тягаться с «иномарками» по 2 доллара за кило – те возобладали и заполони­ли. А российским мясопереработчикам – им ведь тоже сейчас не до патриотизма.

В последнее время структура себестоимости поволжской свинины вы­глядела примерно так: 30 процентов – корма, остальные 70 – все прочее. Слышали вы когда-нибудь о таком раскладе? И тем не менее. Для произ­водства килограмма «живой массы» нужно 4 кило комбикорма (качествен­ного, с полным набором компонентов, отвечающих требованиям роста жи­вотного). Считай, уже 2 доллара. Те­перь надо учесть явно не стопроцент­ный «выход» свиньи – умножим на два. Плюс драконовские расценки на энергию (как раз половина себестои­мости), тарифы на транспорт, затраты на растаможку и анализ кормов с Украины и Казахстана. Да и зарпла­ту хочется подвести хотя бы «под афри­канскую». Итого, по грубым подсчетам, около 8 долларов за килограмм мяса

Кто ж его сегод­ня купит? Покупа­ют, естественно, «голландско-немецко-французско-китайскую» и про­чую свинину» – она в че­тыре раза дешевле. В любом ассортименте. И неважно, что им­портная.

Гаврилов не собирается браться за просвещение народа. Это же понятно, почему тот гонится за дешевизной, и какая ему разница, что там внутри «физического» куска мяса: тех же аме­риканских свиных ребрышек, которые берут городские старушки. Он не учи­тель химии – он руководитель крупно­го производства, и ему остается лишь с тоской наблюдать за интервен­цией перелетных окорочков и прочих сникерсов. И при этом тщательно под­бирать слова, чтобы никого конкретно не задеть. И просить корреспондента на минутку выключить диктофон: если он расскажет все, что знает, – ему просто оторвут голову. Лучше обозна­чить в общих чертах. Дескать, некраси­во это, ни одно государство так не поступает: ладно еще, везти в Россию бананы – но не хлеб же, не мясо, не молоко... Да, их производство сегодня убыточно и даже разорительно – но оно в принципе не может быть сверх­прибыльным. Всем это понятно, и за рубежом производители сельхозпро­дукции дотируются своими родными государствами: в таких житницах, как Штаты – до 40-50 процентов, в горной Японии – до 70. В России же каждый барахтается как может.

«Поволжский» вовсе не единствен­ный в своем роде: таких мощных свинокомплексов в стране много. И все они примерно в том же положении. Только два, благодаря дотациям из облас­тных бюджетов, как-то сводят концы с концами (нулевая рентабельность) – ос­тальные загибаются или уже загнулись.

А ведь совсем недавно, по словам Гаврилова, ими можно было гордить­ся. Пока мир увлекался фермерством, русские, разорив колхозы, поднялись на новую высоту – создали крупные агропромышленные площадки. Начало положили птицефабрики, затем нала­дилась индустрия крупного рогатого скота. Промышленное свиноводство стало третьим, решающим раундом в соревновании двух систем. Победа была настолько сокрушительной, что оте­чественный передовой опыт момен­тально подхватил Запад: в первую оче­редь страны, не стесненные в площадях. В Америке, например, процветает огромный коровник на полмиллиона голов. Всем им хватает еды. По словам Владимира Михайловича, американские «Госплан» и «минсельхоз» строго следят за всем, чем положено. Кон­тролируют своевременное бюд­жетное финансирование. Да и цены на корма там божеские. Словом, порядок.

«Поволжский» давал хлеб двум с половиной тысячам людей. В начале октября осталась тыся­ча, половину из них тоже сократят. Кто-то про­должит работать в энергетических цехах, будут топить и обеспечивать водой поселок с населением 12 ты­сяч человек. За это заплатит муниципалитет. Часть этих средств пойдет на поддержание тех, кто останется на «консервации»: сохранять, точ­нее, охранять вчерашнее производство (ясно ведь – иначе все «растащат, разобьют»). Зоотехников и ветеринаров определят в теплицы – на лук, огурцы и помидоры: пусть обеспечивают себе прожиточный минимум.

Трудоустройством поселковых озабочены и го­родские власти. Ведутся переговоры с заводами, но там своих безработных хватает. Поговаривают даже о том, чтобы перевооружить ремонтно-механический завод свинокомплекса для нужд автомобилестроения. Но для этого надо перековать орала на мечи: мощности, нацеленные на свини­ну, переориентировать на запчасти. К тому же за свой счет – надо ни много ни мало 10 млн долларов.

«Где найти такие деньги?» – спрашивает Гаврилов. А будь эти миллионы – зачем тог­да «железо»: лучше достроить собственные дол­гострои -мясоперерабатывающий и кожевен­ный заводы. Делали бы тогда свои сосиски и копчености, обувь, кожанки и галантерею. Ес­тественно, как все – из чужого сырья: из того же германско-французского и прочего мяса, казахстанских коровьих и свиных шкур, со­бранных у населения. Тем более что свиньи в округе еще кое-где сохранились. Живучие, чер­ти…

Трудоустройством поселковых озабочены и городские власти. Ведутся переговоры с заводами, но там своих безработных хватает. Поговаривают даже о том, чтобы перевооружить ремонтно-механический завод свинокомплекса для нужд автомобилестроения. Но для этого надо перековать орала на мечи: мощности, нацеленные на свини­ну, переориентировать на запчасти. К тому же за свой счет – надо ни много ни мало 10 млн долларов.В середине лета появилось распоряжение гу­бернатора области, посвя­щенное «Поволжскому». А чуть погодя определять его будущее приехала автори­тетнейшая комиссия. При­кинув, решила законсерви­ровать два главных корпуса, а в уникальное поголовье обитателей селекционно-гибридного центра вдохнуть жизнь: довести его к концу года до 35 тысяч. Кто будет платить за это благое пожелание – не сказано. Где взять деньги на «консервацию» – тоже. А надо «всего-то» около 37 миллиардов. В об­щем, сыроватый получился проект...

Словом, комиссией предложена санация комплекса. Со всеми вытекаю­щими: введением внешнего управле­ния, заморозкой долгов. Все это пред­полагает оживление производства, но директор на сей счет не обольщается, посколь­ку знает точно: «Сегод­ня ни одно предпри­ятие в России, которое подверглось этим методам, не получило жиз­ни. Я могу определен­но сказать, что в стране 100 процентов предприятий и 100 про­центов семей – банкроты. Давайте говорить прямо: вы что, не банкрот в своей семье? Банкрот. И я банкрот...» Он, конечно, благодарен чиновникам за доверие, но положение и груз ответ­ственности в 1 триллион 116 миллиар­дов рублей (стоимость основных фон­дов по ценам того времени – до дефолта. – С.М.) обязывает его смотреть на вещи трезво. Об огромном стаде теперь уже речи нет, но ведь и жалкие остатки в «Гибридном» надо кормить и обогре­вать. И прилично кормить. Какая уж тут селекционная работа? Спасти бы хоть уникальные «фирменные» гибриды – но и это почти неразрешимая проблема в условиях банкротства.

«Наверное, мы ликвидиру­ем всех животных, поскольку спра­виться с накатом экономики просто невозможно», – заключает Гаврилов. Единственное, что его в какой-то мере успокаивает, даже является предметом гордости – это неприкосновенный запас спермы производителей, спря­танный в надежном месте. Дело в том, что в свое время специалистам гибрид­ного центра в содружестве с учеными НИИ свиноводства удалось «впервые в России, а, по сути, и в мире» заморозить 1,5 тысячи спермодоз. Они хранятся в термосах с жидким азотом и терпеливо ждут, когда в стране настанет потепле­ние.