Чуть больше года назад ушёл из жизни великий кинодокументалист Герц Франк. Я многим обязан ему, так уж вышло. В том числе темой и героем этой публикации. Фильм Г. Франка «Без легенд» о легендарном строителе Жигулевской ГЭС я сам впервые увидел без малого четверть века назад, в июне 1989 года, – когда мы, члены тольяттинского отделения общества «Мемориал», включили эту картину в программу «Недели совести» и показали в кинозале ДК СК. Думаю, открытие сделал не один я. Затем было интервью с Герцем Вульфовичем в еженедельнике «Столица», которое я, признаться, считаю одной из самых удачных своих публикаций. Он же, сам того не зная, двадцать лет назад подсказал мне тему выпускной работы на курсах повышения квалификации в «Останкино»: я посвятил исследование его творчеству. Наконец, именно с его именем связаны две мои профессиональные премии, в том числе последняя – «Янтарное перо»…

Фильмом «Без легенд» (Куйбышевская студия кинохроники, 1967) маэстро очень дорожил – как, думаю, и вся команда, принимавшая участие в его создании: сценарист А. Сажин, режиссёр А. Бренч, текст читает Николай Губенко… По воспоминаниям Франка, работа был тепло принята на Всесоюзном смотре документальных фильмов о труде и жизни рабочего класса в Свердловске (апрель, 1970) – авторитетная по тем временам оценка. А если без иронии – это и в самом деле картина, достойный золотой полки киномана. И не только советского – на все времена. Потому что создателями взята и глубоко (гораздо глубже, чем позволяло время и обстоятельства) проработана вечная тема: а был ли подвиг, был ли герой?

Об этом и мой очерк.

О том, что в Тольятти уже почти сорок лет есть улица Бориса Коваленко*, как выяснилось, не догадываются даже многие из тех, кто близко знал его при жизни, кто строил и Куйбышевскую (Жигулёвскую) ГЭС, и город Тольятти – и считает себя старожилом. Бывшие гидростроители знают улицы, названные именами первого начальника строительства Ивана Комзина и парторга стройки Александра Мурысева. Знатный экскаваторщик Коваленко, жизнь которого оборвалась в авиакатастрофе, – третий и последний в небывало скромном списке строителей величайшей гидростанции, нашедших место на карте Тольятти. А когда-то это имя гремело, если не сказать громыхало. И страна знала своих героев, взращённых в буднях великих строек… 

Конечно, улиц на всех строителей не хватит. И любое подобное решение становится поводом для разговоров и пересудов: почему тот, а не этот… Но в случае с Коваленко, как ни странно, единодушны все: и те, кого обошли вниманием по окончании строительства, и те, кто так или иначе был замечен и обласкан. Слишком нестандартна, непрямолинейна, контрастна и потому незабываема эта фигура. Слишком колоритна. Мало того: фигура почти культовая для немалой части поколения 1950-х.

Впервые я услышал имя Бориса Коваленко в конце 80-х. О его трагической судьбе узнал из старого документального фильма «Без легенд», снятого в 1967 году Куйбышевской студией кинохроники. А в 1991 году познакомился и с одним из создателей картины – выдающимся режиссером, рижанином Герцем Франком. Он сам назвал «Без легенд» в числе самых удавшихся, самых дорогих ему фильмов. Только спустя годы я понял, почему...

В своей книге «Карта Птолемея» Франк так описывает историю создания картины: «Жил когда-то знаменитый экскаваторщик Борис Коваленко, имя которого ещё при жизни стало легендарным. Через семь лет после его трагической гибели в авиационной катастрофе документалисты решили сделать о нём киноочерк... Драматургия сценария строилась на факте гибели героя и, в частности, на легенде о том, что когда самолет уже падал, Коваленко сумел добраться до пилотской кабины и передать по радио наказ своим товарищам... Но когда начали снимать, выяснилось, что никаких магнитных записей нет и что вся эта история, вероятно, вымышлена журналистом, которому она понадобилась, чтобы в своем очерке придать гибели Коваленко героический оттенок. Словом, этой вершины в реальной жизни не оказалось. Не удалось обнаружить и многих других... легендарных "пиков". Зато в ходе съёмки открылась "Новая Земля" – настоящая жизнь Бориса Коваленко, которая оказалась несравненно богаче и интересней придуманной». 

В настоящей его жизни – особенно до появления на строительстве Куйбышевской ГЭС, - если верить немногочисленным (и, наверное, столь же достоверным, как последний «наказ») документам и письмам Бориса, – ничего героического не было. Скорее, наоборот. Родился он в 1926 году на Украине, в селе Гребёнки. Там, в семье отца, провел раннее детство. «Когда подрос, перебрался в Донбасс, к старшему брату-шахтёру, – читаем в книге Елены Микулиной** "Ты жив, Борис", где Коваленко выведен под именем Павленко. - Рос... мальчишкой неспокойным, непокорным. Вечно его тянуло вдаль. Как только наступала весна, Борис был таков! Первый попавшийся товарняк увозил его то на юг, то на север. А осенью, как ни в чём не бывало, он снова появлялся в шахтерском поселке и садился за школьную парту. Где был, как жил эти месяцы? Никто не знал»...

«Я, бродяжничая по поездам и воруя, случайно попал в Москву, – писал впоследствии сам Коваленко в одном из писем. – Там, в Москве, я попал к матросам в Химки. Работал у них, чистил кастрюли, мыл посуду. Два раза подавал, чтобы меня приняли служить добровольно в ряды ВМФ. Меня не приняли в связи с малолетством (к началу войны ему исполнилось пятнадцать. – С.М.). Тогда я сам себе добавил годы, и меня приняли во флот, зачислив срок службы с 1943 года». (Это первая версия. Всего их будет несколько.)

«Потом школа мотористов-дизелистов, и в 1946 году – Дальний Восток, Сахалин. Может быть, Борис так и остался бы моряком, но простудился, заболел воспалением лёгких, врачи распознали признаки туберкулёза, – приводит свою версию Микулина. – Кто-то посоветовал поступить на железную дорогу, там нужны контролеры. От неустроенности, недовольства самим собой Борис начал выпивать»...

Именно в поезде вчерашний вор, а затем контролёр встретил свою половину. Сима была школьной учительницей, человеком из совсем другого мира. Уже беременная, однажды она нашла на столе записку: «Так больше жить не могу. Хочу всё начать сначала. Вернусь, когда стану человеком. Борис».

Местом для превращения в человека была избрана великая стройка на Волге, куда, по некоторым воспоминаниям, 25-летний Коваленко прибыл почему-то в тельняшке и морском бушлате. Сразу – к начальнику строительства. 

- Ко мне много людей всяких ходило, – вспоминает многоопытный, повидавший виды Иван Васильевич Комзин в фильме «Без легенд». – Я как-то неравнодушен к людям крупным, большим, и особенно я обратил внимание на его руку. Когда пожал её – почти такая же, как у меня! И я ощутил, что она не имеет никаких бугров, понимаете, что это рука не рабочего. Я ему сказал: «Ну что ты руку-то прячешь? Покажи!.. Нигде ты не работал, друг!» И вот тут он схватил шапку, закрыл шапкой лицо, вытерся несколько раз ею. Вижу, у парня слёзы на глазах. Я говорю:

- Ну, хватит. Я не желаю знать, кто ты, откуда ты, что ты. Скажи, чего ты хочешь.

- Дай мне самый большой экскаватор!.. Я научусь...

Я понял, что этот человек от лёгкой жизни, которую он имел, – какой, я ещё не знал – хочет отойти. И я решил помочь...

В книгах Комзина первая встреча описана совершенно иначе. Борис выглядит бесцеремонным, даже развязным. Никакого бушлата и в помине. На нём «невероятно засаленная телогрейка, лоснящаяся кепчонка, стоптанные валенки». Шпана шпаной. Никаких слёз и разговоров о трудовых мозолях. Чистосердечное признание: «Если б вы знали, товарищ начальник, как мне обрыдло по вагонам шататься!..»

Но «прошло четыре месяца, и имя бригадира-экскаваторщика Бориса Коваленко получило широкую известность. Почти в каждом номере газеты "Гидростроитель" сообщалось об успехах его молодёжной бригады имени партизана Железняка», – пишет далее Комзин.

Имя легендарного матроса, символа низложения Зимнего, не случайно красовалось на «Уральцах» бригады Коваленко. «Эх! Родись я в революцию, цены бы мне не было! Гремел бы Коваленко, как тот матрос Железняк», – жаловался Борис журналистке Елене Микулиной.

Он любил фотографироваться в тельняшке.

Считается, что именно чрезмерное внимание журналистов испортило Бориса. Вполне возможно. Но ведь был «социальный заказ» на положительных героев, и его надо было выполнять. При этом подыгрывали все. Так и с Коваленко. «Набросились на колоритную фигуру, а о человеке забыли», – ругался потом Комзин. 

Особенно «загремел» Борис после того, как на котловане был опробован знаменитый «ковш Коваленко», разом бравший четыре куба грунта вместо трёх. Всем известно, что придумывали они его вместе со своим тогдашним бригадиром Виктором Стариковым. Но главным в то время было, не кто придумал – кто «пробил». А пробивать идею на Уралмаш ездил Коваленко. Он же привёз на стройку десять готовых ковшей увеличенной ёмкости.

«И вот тогда впервые мы сговорились... давайте поднимать Бориса на всесоюзную трибуну, – рассказывает в фильме журналист, впоследствии писатель Константин Лапин, один из тех, кто "открыл" нового героя и вытащил на первые полосы центральных газет. – Он такой, вы знаете, пробьёт все! Но не для себя – для бригады, для дела! То есть вырвать оборудование – для дела! А вырвет он артистически... Прямо входит к министру: "Здравствуйте, я Коваленко, посланец великой стройки коммунизма!.. "»

Многих раздражало, что обычно умевший держать дистанцию генерал Комзин из тысяч вольнонаемных строителей так благоволил этому парню. Брал на рыбалку, звал на охоту. Закрывал глаза на многие вольности этого «выскочки».

«Ловкач! – говорят о нём. – Славу любит, – пишет Иван Васильевич в книге «Это и есть счастье». - Отчасти верно. Ловкач. Хитрец. Тщеславен. Любит фотографироваться для газет и журналов. Водит знакомство и дружбу с писателями и кинооператорами, с артистами и художниками, вхож к министрам. Но никакой корысти. Только для дела. Только для бригады, для стройки. Он влюблён в свою работу, рвётся вперед, хочет, жаждет отличиться. И эту страсть нельзя не уважать»...

По признанию друзей, после ряда побед Борис окончательно зазнался. И даже перестал здороваться: мол, нечего с каждым расшаркиваться. Его заносило всё больше. Кульминацией взлёта на всесоюзную трибуну стала история, приключившаяся на конференции сторонников мира, куда Коваленко делегировали от Куйбышевгидростроя.

- Вот тут Борька сам себя «зарезал», – вспоминает Лапин. И рассказывает, как после настоящего человека Маресьева и знаменитого офтальмолога Филатова получил слово посланец Куйбышевской ГЭС. – Начал в стихах. Он говорит Маресьеву: «Вот лётчик ты, летал без ног. Я не летал – я танк подбил! Глаза спалило мне... Кто зрение мне спас?.. И прямо с трибуны подходит: "Ты, – говорит, – старичок, борец за мир! "» – и целует Филатова взасос... 

На эту «удочку» попались многие, в том числе Даниил Гранин, посвятивший Коваленко чуть ли не половину книги «Новые друзья. Рассказы о строителях Куйбышевской ГЭС» (1952).

Ни фронта, ни танка, ни слепоты в его биографии, как оказалось, не было. И этот «занос» обошелся Коваленко дорого.

«Конечно, Борис заслуживал Героя. Если бы не эта история с Филатовым, то, конечно, он был бы Героем Соцтруда, – рассказывала бывший замсекретаря комитета комсомола Куйбышевгидростроя Любовь Матвеева. – А после истории с Филатовым даже пошли слухи, что якобы кто-то из его родственников на Украине был в войну полицаем: мол, поэтому он никогда нигде старался не говорить о своем прошлом»...

По другой версии, полицаем был он сам. Один из ветеранов Куйбышевгидростроя (письмо его хранится в Тольяттинском краеведческом музее) приводит историю Коваленко, якобы рассказанную ему лично. На прямой вопрос: «Правда, что ты был полицаем?» Коваленко рассказал, как в 1942 году их, пригнанных сельчан, нацисты заставляли закапывать рвы, в которые сбрасывали расстрелянных евреев. А в 1943-м таких же, как он, подростков одели в униформу полицая и заставили сопровождать военнопленных в Германию. По дороге мальчишки «перестреляли немецких конвоиров, остановили поезд и, освободив военнопленных советских солдат, вместе с ними перешли линию фронта и влились в воинскую часть. Но нас, бывших полицаев, наказали – направили в штрафную роту. Наша рота участвовала в боях за освобождение Будапешта. Из госпиталя вышел после войны и был полностью реабилитирован»... 

По воспоминаниям самарского профессора Льва Финка (отсидевшего семнадцать лет в лагерях по политической статье, а затем, как раз в разгар строительства ГЭС, почти год проработавшего в Ставрополе в городской газете «За коммунизм»), история с Филатовым получила широкую огласку. «Их цветное фото сверкало на обложке журнала. Прошло совсем немного времени, – писал Финк в своей книге "И одна – моя – судьба" (Самара, 1993), – и в партком стройки пришло письмо из одного сибирского лагеря. Кратко и безжалостно там разъяснялось, что К. никогда на фронте не был и не мог быть, ибо все эти годы находился в заключении. И зрение он не терял. Завершив свой срок, К. остался там же в лагере по вольному найму. Поэтому вся его биография достаточно известна... Повторяю, я не сумел проверить, что в этой истории истинно, но почему-то убеждён, что всё это именно так»…

Коваленко сняли с бригадиров, исключили из кандидатов в партию. 24 марта 1953-го испивший горький ковш товарищеского осуждения Борис пишет в объяснительной: «...Прошу оставить меня на строительстве... Буду своим трудом искупать свою вину... Ваше доверие, будь я навеки проклят, оправдаю». И оправдал. Одна только цифра – два с половиной миллиона кубометров грунта, вынутого его бригадой, – впечатляет.

Словом, жизнь снова обрела смысл. В ней стало меньше легенд и больше правды. К завершению строительства Коваленко был принят в партию, получил орден «Знак почёта». Потом вместе со своей бригадой строил Кременчугскую ГЭС. А затем Комзин забрал его в Египет, на строительство Асуанской ГЭС. Те, кто был с ним, вспоминали, как привязались к этому парню египтяне: особенно арабчонок Рамадан, которого Борис всерьёз решил усыновить. Как провожали его в путь, оказавшийся последним: 17 августа 1960 года пассажирский самолет разбился недалеко от Киева...

«Он выдумщик был, он романтик был, – отдаёт должное Борису Лапин. – Он был очень талантливый, несомненно, человек, хотя писал с ошибками... Это был настоящий человек по духу. Он, правда, мне однажды сказал: "Ты знаешь, я с ужасом вижу, что моя тень обгоняет меня. Я за ней бегу, не могу догнать". Так может сказать только талантливый человек... Вот, создали легенду, и я очень горжусь, что и я к этому причастен»... 

«Несмотря на всё наносное, на все эти шалости, его, наверное, всё же любили, – утверждала Л. Матвеева. – Ведь он умел дружить, был рубаха-парень, как раньше говорили. И умел работать, и бригаду свою заставлял работать, не считаясь ни со временем, ни с трудностями. Знаете, если бы он не погиб, с Асуана он бы точно Героем вернулся. Но так уж жизнь сложилась»...

«В Киеве мне отдали всё, что осталось от Бориса, – писала жена Коваленко (это письмо стало прологом книги "Ты жив, Борис"), воспитавшая двоих его детей. – Цинковый запаянный гроб, обтянутый красным шёлком и траурной лентой... Я не спала, не ела, мне чудилось, что Борис жив, а в гробу лежит другой. Но и этого, чужого, мне было жаль. Я чувствовала, что схожу с ума. Стала просить товарищей Бориса отрыть гроб. Может быть, это незаконно, но мы его открыли... Ничего не нашла своего, родного»...

Так кончается легенда.

___________

* Постановление Тольяттинского горисполкома под председательством Б.С. Кашунина о переименовании улицы Пекинской в посёлке Жигулёвское море в ул. Бориса Коваленко вышло 8 июля 1976 года. Тем же постановлением названы улицы: Ворошилова (магистраль Н-17 по Генплану), Спортивная (Н-16), Карбышева (бывшая Восточная).

** Микулина Елена Николаевна (1906–1998) – журналистка, писательница. Автор книг «Соревнование масс» (1929; предисловие И. Сталина), «Чем вы питаетесь?» (1930), «Соперники металла, камня, дерева» (1958), «У сына на чужбине» (1963), «Ты жив, Борис. Повесть» (1966), «Чудо семи гор» (1970), «Поделись огнем: (Социалистическое соревнование – дело жизни и творчества трудящихся)» (1976).

Фото из архива автора и Ивана Захаровича Чеволдаева, заслуженного строителя РФ, в 1950-е гг. экскаваторщика на строительстве Куйбышевской ГЭС