В Хельсинки я приехал в самый разгар так называемого детского конфликта. Несколько случаев из жизни наших соотечественников в Финляндии вызывают оторопь. Финские социальные службы отбирают у русских родителей детей за сущую, на наш взгляд, ерунду - отругали, поставили в угол, дали подзатыльник.

Сначала у жительницы пригорода Хельсинки Вантаа Анастасии Завгородней забрали четверых детей, включая младенца пяти дней от роду. Старшая дочь неосторожно сболтнула в школе, что папа шлепнул ее по попе, - и понеслось. Потом, правда, матери разрешили видеться с младенцем, но запретили кормить грудью. «Да как они могли?!» - возмутилась, пожалуй, вся Россия. Социальные службы Финляндии молчали, ничего толком не объясняя.

Затем прогремела история Альбины Касаткиной, живущей на окраине Хельсинки. Жена ее бывшего мужа позвонила в органы опеки и сказала, что Альбина лупит своих сына и дочь ремнем. Врачи осмотрели детей прямо в детском саду - на руке девочки нашли небольшой синяк, происхождение которого ребенок объяснить не смог. Касаткина категорически отрицала, что бьет детей. Но шестилетнего Лукаса и пятилетнюю Вивиан увезли в приемную семью. «Ни за что отобрали!» - снова возмутились в России. Финляндия снова промолчала.

Я, конечно, пробивался к финским властям, когда писал об этих семьях. Но увы. «С российскими журналистами запрещено разговаривать» - и точка. Говорить был готов только известный финский правозащитник Йохан Бекман. Он пояснил, что отнимать детей у русских матерей - обычное дело в Финляндии. Более того, социальные службы развернули форменную охоту за ними. Якобы потому, что мы, по мнению финнов, плохие родители.

 - Есть целая национальная программа по борьбе с насилием против ребенка. В ней написано, что в России широко распространено избиение детей, это норма, это не наказывается и даже рекомендуется, - пояснил Бекман. - Этим и обосновывается требование применять особые меры против русских женщин.

Дальше - больше. В Интернете со ссылкой на Бекмана появилась новость, что Анна Кантель-Форсбом, руководитель социальной службы Вантаа (того пригорода, где живет Анастасия Завгородняя), в телеэфире заявила, что все проблемы из-за тупости русских клиентов, которые неспособны принять сложную информацию.

 «Это уже вообще ни в какие ворота», - подумал я и снова поехал в Хельсинки. Надо же наконец понять, за что они нас так.

 Первым делом мне распечатали ту самую национальную программу, о которой говорил правозащитник Бекман. Ее готовило министерство базовых социальных услуг - аналог нашего Министерства труда и соцзащиты. Название емкое - «Не бей ребенка!». Нахожу самый скандальный абзац: «Физическое наказание не запрещено в законе многих стран, граждане которых переезжают в Финляндию (Россия, Сомали). Поэтому есть особая необходимость активно информировать новых жителей страны о финском законодательстве и правах детей».

Самое обидное тут - Россия через запятую с Сомали. Про особые и жесткие меры в документе ничего нет.

Далее мне показали запись той программы, где финская чиновница якобы сетовала на нашу тупость. «В критических ситуациях людям сложно воспринимать информацию, поэтому необходимо решать вопросы с многократным обсуждением до тех пор, пока человеку не станет ясно, в чем заключается проблема», - вот и все, что она сказала. О тупости русских или там сомалийцев ни слова.

 Я еще больше озадачился и наудачу попросил встречи с министром базовых социальных услуг Марией Гузениной-Ричардсон. Судя по фамилии, у нее русские корни, а это уже интересно. Министр возьми и согласись.

И тут началось что-то невообразимое. Сообщение канцелярии парламента, что журналист «Комсомольской правды» взял интервью у госпожи министра, вызвало непонятную бурю восторга в финской прессе. Теле- и фотокамеры следовали по пятам, все главные газеты написали заметки о нашей встрече. И финские власти как прорвало. Со мной хотели встретиться все: министры, депутаты, социальные работники. Загадка, что мешало им сделать это раньше.

- А вы знаете, что я сама наполовину русская? - начала беседу на почти безупречном русском министр базовых социальных услуг Мария Гузенина-Ричардсон. - И когда была маленькая, часто ездила к бабушке в Калининград. С детства помню крокодила Гену, я эти сказки потом сыну читала. В Финляндии и России много одинакового. Для меня очень важно, чтобы наши народы не смотрели косо друг на друга.

- Вас воспитывала русская мама. Вам ли не знать, что на самом деле далеко не все русские лупят детей? А финские социальные работники почему-то так считают.

- Это неправда. Думаю, что многих финнов эти слова даже оскорбляют. Подобного расизма в Финляндии нет. И закон о защите детей распространяется и на финские, и на русские семьи. Он подчеркивает, что первым делом надо помочь родителям. И детей отнимать можно лишь в крайних ситуациях, когда видно, что оказанной помощи недостаточно. Закон очень ясный в этом отношении.

- Вы хотите сказать, что не только русским достается? Со своими вы так же строги?

- Недавно социальные службы недосмотрели, и в семье погибла восьмилетняя девочка. Это была национальная трагедия, переживали все. После этого многие сотрудники служб опеки стали относиться к своей работе очень серьезно. Потому что это был случай, когда они не помогли ребенку.

...История с этой финской семьей намного ужаснее, чем в рассказе министра. Ребенка забрали у мамы-алкоголички и передали отцу (они были в разводе). Когда девочка жила с папой, соседи часто слышали из квартиры плач. Сообщали в социальную службу. Но та не реагировала. В итоге в один непрекрасный день девочку замотали в простыню, и подруга отца, живущая с ним, забила ребенка до смерти.

Соцслужба оправдывалась, что по их правилам информация должна поступить из нескольких источников, а здесь звонили одни и те же соседи. Высказали претензии и к обществу: почему другие соседи не звонили?

Похоже, здесь и кроется причина таких жестких решений в отношении всех других семей, в том числе Касаткиной и Завгородней. Финские соцработники теперь боятся проспать новую беду, а соседи звонят в соцслужбу при первом же подозрении на насилие.

Кстати, закон о защите детей приняли в Финляндии в 1982 году. До этого детей там тоже поколачивали, чего уж.

- Этот закон сделан для всех людей, живущих в Финляндии, - говорит депутат парламента Пертти Салолайнен. - В Финляндии нельзя ударить ребенка. С этим очень строго. Когда это случается, власти забирают ребенка под опеку. Но стремятся вернуть его родителям как можно скорее, как только ситуация в семье успокоится. И нет никакой разницы, русская это семья или финская.

Всех, кто попал под колпак финских социальных служб, называют клиентами. Потому что они получают услуги от государства. Даже если клиенты не очень-то этого хотят. Причем понятие «русский клиент» - условное. Когда иммигранту выдают финский паспорт, национальность не спрашивают. Интересуются только родным языком. Так что русскими там считаются выходцы и с Украины, и из Казахстана или Эстонии.

Анна Кантель-Форсбом показала мне внутреннюю статистику органов опеки. Почему-то у них это закрытая информация, но ситуация так накалилась, что пришлось. А теперь держитесь за стулья. Судя по цифрам, финны своих «терроризируют» намного чаще. В Вантаа только

1,5 процента из всех русско-язычных семей вызывают интерес у службы защиты детей. А если брать все семьи города независимо от родного языка, то процент выше - 2,5. То есть в русские семьи социальные органы приходят реже, чем в прочие. Вот те на!

- В России считается, что семья - это частное дело. И государство вмешивается только на критической стадии. У нас иначе, потому что система помощи семье очень мощная. В том числе и финансовая поддержка независимо от доходов: пособие на ребенка получают и миллионеры, и безработные, - прояснила руководитель службы по связям с общественностью Финляндской ассоциации русскоязычных обществ Полина Копылова. - Пособие на грудничка - 400 евро в месяц. На детей постарше - от 100 евро. Плюс детские площадки, центры, консультации, кружки, секции - всего полно, и все бесплатно. Естественно, государство, тратя колоссальные суммы, считает, что ребенок принадлежит не только родителям...

- И высокое пособие дает право государству влезать в частную жизнь семьи?

- Для русских мысль абсолютно непривычная, даже дикая. Русскоязычные семьи удивляются, что в их личные дела кто-то лезет. Ребенок находится под наблюдением все время - в детском саду, в школе, во дворе. И как только кто-то видит тревожные сигналы, власть вмешивается немедленно. Будешь сопротивляться - тебе же хуже. Обычно начинается все спокойно. Скажем, воспитатель в детском саду заметил, что ребенок стал замкнутым. Или, наоборот, агрессивным. Плачет. Дерется. Родителям советуют сходить к психологу. И телефончик дают. Все консультации специалиста - бесплатно. Подумаешь, посоветовали и забыли, думают папы и мамы. А воспитатель не забыл, он названивает психологу: к вам такие-то уже сходили? Ах, не сходили? Вскоре родителям напомнят про телефончик. И после этого игнорирование совета воспримут однозначно: в семье плюют на страдания малыша, а значит, там есть проблемы и их надо срочно решать. Машина запущена, в дело вступают социальные работники.

Кстати, финны точно так же злятся, когда попадают в поле зрения служб по защите детей, как и наши. И мысли приходят похожие: мы что, хуже других? Перед соседями стыдно. Но местные хотя бы понимают что к чему, а у русских эта ситуация вызывает шок. Они-то привыкли, что до них государству дела нет, а здесь прямо какая-то гиперзабота. Но в придачу к гиперзаботе - гиперответственность. Есть от чего впасть в транс.

- В других европейских странах такого нет, и ничего, живут как-то.

- Да, многие считают, что излишняя опека не нужна. Но финны много лет назад решили, что детство должно быть сытым и счастливым, и от своего не отступаются.

- Как финны наказывают детей?

- Здесь практикуются «места для раздумий». Ребенку говорят: ты поступил плохо, давай с тобой посидим подумаем. Это значит, что не получится ни поиграть, ни сделать что-то, что хочется, надо посидеть и подумать. Используются легкие ограничения, например можно сократить время на компьютерные игры. Или не купить конфет. В школе оставляют после уроков, это абсолютно официальное наказание. Причем сразу сообщают родителям: ваш ребенок за такой-то проступок оставлен на пятнадцать минут. Если не помогает, тогда ребенка показывают психологу.

...Слушал я это, слушал и грешным делом подумал: а может, быстрее все-таки шлепнуть? Хотя нет. Лишить конфет - тоже хорошая идея.

Преступление и воспитание

 - Закон четко говорит, что детей бить нельзя, - глянул из-под очков старший эксперт Центрального союза защиты детей Мартти Кемппайнен.

- Нельзя. А без суда детей забирать можно?

- У нас нет, как у вас, понятия «лишение родительских прав». Наоборот, наш закон требует сохранять отношения между ребенком и родителями, даже когда ребенок по какой-то причине не может жить в своей семье. Дети знают, что не потеряют своих родителей. Обычно, если родители не согласны с решением соцслужбы, все решает суд. Но в экстремальных ситуациях, если существует угроза для здоровья и развития ребенка, решение поместить ребенка в приемную семью принимают социальные работники. Но только на тридцать дней.

- Но русские матери говорят, что не били детей. Для детей расставание с родителями, пусть и временное, куда хуже, чем легкий шлепок. Разве не так?

- Когда говорят, что за один шлепок отняли детей, это всегда надо с большим сомнением воспринимать. Всегда есть комплекс причин. Изъять ребенка - слишком дорогое удовольствие для муниципалитетов.

...Ага. Вот мы и дошли до этой крайне интересной детали. Приемной семье муниципалитет платит немалые деньги за то, что она приютила чужого ребенка, - от 22 до 40 тысяч евро в год!

Если же ребенок совсем маленький, то его помещают вместе с матерью в кризисный дом - центр помощи молодым мамам, которых туда направляют социальные службы. Тогда властям это обходится в 230 евро в день.

Именно в кризисный дом и попала в итоге наша Анастасия Завгородняя. Дети все с ней - это можно считать победой. Их недолго держали в приемных семьях, неделю назад вернули матери (не без вмешательства российского МИДа). Но до настоящего хеппи-энда все же еще далеко - Анастасия проведет в кризисном доме полгода. Что это за заведение, я попросил рассказать директора Хельсинкской ассоциации кризисных домов Кирси-Марию Маннинен.

- В кризисных домах помогают беременным или только что родившим женщинам, которые не справляются с уходом за детьми. Им там выделяют комнату, а если семья большая - то две. Туалеты, ванные, сауны, столовая - это общие помещения. Попадают в такие центры двумя путями: иногда мама сама видит, что не выдерживает нагрузки, и просит ей помочь. Иногда - по решению социальных служб. Родители здесь приводят в порядок свою жизнь в первую очередь.

Я, конечно же, спросил: как же могли запретить Анастасии Завгородней кормить грудью младенца? Маннинен ответила уклончиво:

- Причин, как правило, только три: мать принимает либо какие-то лекарства, вредные для ребенка, либо алкоголь, либо наркотики. Это все, что я могу вам сказать.

Второй нашей соотечественнице, Альбине Касаткиной, детей пока не отдали - продлили срок изъятия до двух месяцев. Многое зависит от результатов дополнительного интервью ее старшего сына Лукаса с психологом: соцслужбам одной беседы с ребенком не хватило. До тех пор Альбине разрешено видеться с детьми по выходным и средам.

Защитника русских женщин увольняют

Хельсинкский университет решил уволить своего доцента - юриста и правозащитника Йохана Бекмана. Он связывает это со своей деятельностью по защите русских семей. Правозащитник уже заявил: все, что он говорил российской прессе, сказано со слов русских матерей - и признал, что несколько сгущал краски, когда общался с российской прессой.

 В Финляндии 5,5 миллиона жителей, и из них один процент - около 55 тысяч - русскоязычные. По данным организации «Русские матери», за последние несколько лет из русскоязычных семей был изъят 51 ребенок. В целом же по Финляндии в год забирают из семей около 3,5 тысячи детей.

Президент адвокатской конторы Гессена Андрей Тындик:

Издание благодарит за помощь в подготовке материала финский телеканал TV1.