Кристиан де Дюв
Начало каждогo столетия потрясалось войнами, общественными безумствами. Не исключение, видимо, и век нынешний. Недавно покончил с собой известный бельгийский биохимик Кристиан де Дюв, нобелевский лауреат. Чтобы покинуть этот мир, он прибег к эвтаназии.
Хорошего в этом способе сводить счеты с жизнью я не вижу. Обычно защитники добровольной медицинской смерти твердят: «А что, лучше терпеть мучения, страдать от боли, отчаиваться от невыносимости неподвижности? Вам бы попробовать». Попробовал, к несчастью. В этом году 50 лет как я все переношу на себе. Научился справляться и даже почти не замечать постоянную боль. Уверяю - у человека невиданные, безмерные способности к преодолению трудностей, болезней, если не поддаваться унынию и жалости к себе.
Но вернемся к бельгийскому ученому. Де Дюв, изучая эволюцию человечества, пришел к выводу, что оно из-за недальновидности и постоянного стремления к улучшению условий своего существования усиленно стремится в глубокую пропасть. Для меня, верующего человека, это никогда не было новостью. Кристиан де Дюв обосновал неизбежность апокалипсиса научным образом. Незадолго до смерти он попытался предупредить человечество о надвигающейся планетарной катастрофе, «если не изменим своего отношения к жизни на Земле». Он считал, что приближение серьезных проблем наступит довольно скоро. «В погоне за постоянным улучшением условий жизни люди создали такую ситуацию, когда наше будущее находится под угрозой», - говорил де Дюв. И, действительно, мир потребления и безумной свободы сотрясают социальные конфликты. В благополучной Швеции - масштабные погромы. Полыхает Ближний Восток. Во Франции писатель Доминик Веннер застрелился перед алтарем собора Парижской Богоматери в знак протеста против закона об однополых браках. В своем предсмертном письме он призвал французов к общенационально манифестации против «постыдного закона». Веннер писал: «Нужно начинать с настоящего морального переустройства... Мы входим во время, когда слова должны подкрепляться делами... Наша судьба решается здесь и сейчас».
Французы считают, что суицид Веннера выходит далеко за пределы неприятия закона о гей-браках. Мы в России как никто понимаем это, потому что находимся пока еще в самом начале всеобщего разложения морали и утери нравственных ценностей. Примерив на себя капитализм, мы оказались в его воронке, втягивающей мир в погибель. Кризис нравственности, соответственно, вызывает кризис элит, что мы и наблюдаем на примере наших чиновников, бизнесменов, деятелей культуры. Можно ли сегодня представить такую ситуацию: в советское время режиссер ленинградского ТЮЗа Брянцев, увидев, в каких стесненных условиях живет актер Меркурьев, поменялся с ним, отдав ему свою большую квартиру?
Теперь нам предлагают совершенно другие понятия: вместо скромности - наглое тщеславие, вместо чести - приспособленчество, вместо благородства – конъюктурщину. Государственная власть нынешней России повторяет ошибки власти вековой давности. У страны нет внятной идеологии. И сто лет назад, и сейчас - это роковой просчет, ибо непонятно, ради чего все совершается, к чему призывают, чего ждут от людей. А коль цель бессмысленна, то вместо модернизации получаем очередное воровство в Сколково. Опора любой идеологии государства – патриотизм. Он сам по себе не вырастает, ему нужны практика жизни, примеры. В советское время патриотическое мировоззрение было практически всеобщим, советский патриотизм вызывал уважение во всем мире. Его убил эгоизм рыночного общества, и теперь мы думаем, что его можно скопировать, например, у американцев: флаг у каждого дома, и - поехали ...
Но в России понятие «мое» не годится. У нас было коллективное ощущение единения: «Пока мы едины - мы непобедимы!», «Вместе - мы сила».
Теперь главное настроение - общественная апатия, отсутствие энергии в обществе. Это хорошо выразил Александр Ширвиндт во время награждения «Ники», сказав, что «мы живем в такие времена, когда вполне можно награждать за потерю чести и достоинства, причем трех степеней: временную, случайную и окончательную». За ним поднялся Эльдар Рязанов, грустно пошутивший, что мы «сборная команда имени неизвестно чего». «Порвалась связь времен», - сказано у Шекспира. Только под старость они поняли, что мы потеряли. А вот понять, каким образом нас победили, им уже не дано.