130 лет со дня смерти Михаила Салтыкова-Щедрина. Эка тоже мне памятная дата, скажут, да и вообще в новой России eгo не привечают, чуть ли не обрекли на забвение. Еще бы, кому из нынешних чиновников понравятся eгo обличительные инвективы:
- Проснусь через 100 лет, и меня спросят, что сейчас происходит в России, R отвечу: пьют и воруют.
Дальше:
- Российская власть должна держать свой народ в состоянии постоянного изумления... Во всех странах железные дороги для передвижения служат, а у нас, сверх того и для воровства.
Или вот еще - убийственное:
- Когда и какой бюрократ не был убежден, что Россия есть пирог, к которому можно свободно - подходить и закусывать?
Рязанский и тверской вице-губернатор Щедрин знал нравы российской власти. Неслучайно в «Истории одного города» он изобразил город Глупов, которым правил губернатор-тиран. Даже те, кто не читал роман, уже наверняка сардонически ухмыльнулись, представив кое-где нашу действительность - все в точку. В общем, поводов любить Михаила Евграфовича у власть предержащих не наблюдается.
Ленин любил цитировать Щедрина за актуальность и злободневность. Сам писатель оценивал себя скромно, называя трудягой. Действительно - 24 тома сочинений во всех жанрах. Изумляет, как много он предсказал. Умный, насмешливый трудоголик, его хватало на все: редактировал два журнала, занимался переводами, 22 года на административной работе, хозяйствовал в имении.
Чувствую в нем какую-то родственную душу: скепсис, сомнения, критический взгляд на жизнь. Только бы не разочароваться к концу жизни во всем, что делал, за что боролся, о чем мечтал. Обычно последние слова перед смертью, когда, видимо, перед мысленным взором человека проносится вся жизнь, определяют окончательную оценку того, что было. Салтыков-Щедрин выкрикнул в последнее мгновение:
- Не нужно! Не нужно! Не нужно!
Неужели так заканчивалась его жизнь?
Михаил Евграфович был шестым из девяти детей в семье графа и купеческой дочки. Детство прошло в богатой родовой вотчине. Семья была страшная, отличалась дикой зверской жестокостью. Обучался он в том же царскосельском лицее, где некогда учился Пушкин. Начинал, конечно же, с написания стихов. Но теперь лицей готовил не поэтов, а чиновников, так что по окончании Салтыков четверть века провел на казенной службе, закончив карьеру чиновником 4-го класса (соответствует званию генерал-майора).
Биография его полна противоречий. «Непримиримый противник самодержавия» за первые же повести был сослан в захолустную Вятку, где уже через полгода стал чиновником особых поручений при губернаторе. По служебной надобности исколесил половину центральной России, показал себя строгим добросовестным чиновником, так что через два года он - вице-губернатор в Рязани, потом в Твери. Его перебрасывали по разным губерниям, где Щедрин занимался крестьянской реформой. Так что провинциальную жизнь он знал как никто.
Щедрин всю жизнь критиковал официальную политику. 3а «вредный образ мыслей» оказывался в ссылке, что, впрочем, спасло его от каторги. Но сатира делала его знаменитым, о нем восторженно писали Чернышевский, Добролюбов, а Тургенев, Некрасов и Достоевский ругали.
Писатель и в жизни такой же непримиримый: разогнал рязанское губернское правление, погрязшее во взятках, возбудил судебное дело по факту жестокого обращения с крестьянами - недаром его называли «вице-робеспьер». Не вписывался со своим радикализмом, времена менялись - «чернь бунтует, власть отвечает расстрелами». Слишком ретивых демократов отправляли в крепость. В знаменитой сказке Салтыкова-Щедрина, написанной за пять лет до смерти, писатель как бы предсказал свою возможную судьбу: «даже такой простой истины не знаешь, что каждому карасю впереди уготована уха». Либерал-правдолюб Щедрин смотрелся все более подозрительно. Куда бы его ни послали, глядь, уже поссорился с губернатором:
- Не могу я с этим мерзавцем служить.
Каждый раз одна и та же история. Что-то похожее нахожу про себя, не могу уживаться с властью по причине чрезмерных требований к порядочности.
Известно, власть в нашем Отечестве не любит дотошных. Да и коллеги-журналисты не жалуют. По личному распоряжению главного цензора закрыт журнал «Отечественные записки», который Салтыков-Щедрин возглавлял после смерти Некрасова в течение 16 лет и где печатал все свои новые вещи. Подкошенный гибелью журнала, лишенный читателей и поддержки коллег, Щедрин заболел и умер в 1889 году.
Наступала глухая, беспросветная эпоха, в которой не было места критике и сомнениям. Самодержавная Россия медленно катилась к своему концу.
Когда я писал о Ленине, меня постоянно занимала мысль, почему интеллигентный воспитанный старший брат Саша оказался среди тех, кто готовил покушение на Александра III? Золотой медалист, несомненно, выдающийся ученый, в 20 лет секретарь научного общества - и вдруг взялся изготовить бомбу для террористической группы. Неожиданно?
Нет, не вдруг. Было событие, в корне изменившее содержание жизни Александра Ульянова. Он вместе с сестрой в составе студенческой делегации посетил смертельно больного Салтыкова-Щедрина, затравленного, преданного близкими, абсолютно одинокого. Саша Ульянов пожал руку гонимого, уходящего из жизни мученика, увидел печальные глаза похороненного заживо писателя. А через полтора месяца примкнул к заговорщикам.
В своей речи в суде Александр Ульянов произнес слова, которые сегодня постарались забыть:
- Среди русского народа всегда найдется десяток людей, которые настолько преданы своим идеям и настолько горячо чувствуют несчастье своей Родины, что для них не составляет жертвы умереть за свое дело. Таких людей нельзя запугать...
В советские времена Салтыкова-Щедрина занесли в сатирики. Не согласен. Он великий провидец, написавший тяжкую правду о России. И он же первый писатель-сюрреалист. Попробуйте прочитать «Историю одного города» или «Господ Головлевых». Найдете там и Маркеса, и Хармса, и даже Сальвадора Дали. Только все пострашнее и фантасмагоричней от того, что происходит в России.
Проза, полная аллегорий и метафор, остается загадочной во всех деталях, потому и поражает жуткой провидческой точностью. Чем Тольятти не город Глупов, если судить по смене мэров: убили - посадили - лес спалили - сектантский шабаш учинили, а мы все это сносили.
На что было опереться людям с совестью, когда кругом хитросплетения лжи и обмана? У Салтыкова-Щедрина был очень безжалостный взгляд на Россию. И он прав, если вспомнить, что мы претерпели в 90-е годы. Он все понимал и догадывался, к чему дело идет, а мы не сумели его внимательно прочитать в своем бессилии и покорности.