Беседа вторая. «Ты меня пришел охомутать»

После «наезда» Челябинского, чувствуя, что её жизни угрожает опасность, Лабинцева начинает паниковать. Тем более, что на наследство Гасанова претендуют не только Ишимов, но и чеченская ОПГ. Чечены, поддерживавшие во время войны с Напарником Диму Большого, хотят получить вознаграждение «за труды». И этим вознаграждением, по их мнению, должен стать рыбокомбинат. Пытаясь избавиться от «опеки» Жени Челябинского, Оксана бросается за помощью к «другу» Гасанова, человеку, с которым Алик занимался бизнесом — к Вове Карапетяну.

Наша справка

Авторитет Вова Карапетян (Вова Армян)
пришел охомутать Лабинцеву

Вова Гаврилович Карапетян, он же Вова Армян.

Обосновался в Тольятти в начале 80-х годов. Работал на ВАЗе. Попался на хищениях запчастей и был осужден. Срок отбывал в известной 16-й колонии. Там познакомился и подружился с известными впоследствии криминальными авторитетами Мокровым, Михновым, Масловым, Зверевым, Купеевым, Сиротенко. После отбытия наказания Карапетян устроился на работу швейцаром в гостиницу «Boлгa», ставшую своеобразной штаб-квартирой первой в городе организованной преступной группировки, которую после освобождения организовал Маслов. Группировка получила название волговской, а Карапетян стал одним из активнейших ее членов. После убийства Маслова ОПГ распалась на несколько разных бригад, Карапетян присоединился к бригаде, возглавляемой Рузляевым.

По версии правоохранительных органов, вместе с сыном высокопоставленного вазовского начальника Андреем Мочалкиным Карапетян отвечал в рузляевской ОПГ за финансовые вопросы. Являлся директором и хозяином фирмы занимавшейся поставкой металла на ВАЗ, торговлей автомобилями и запчастями. В собственности Карапетяна находились ряд автостоянок, заведений общепита, магазинов, а так же завод по производству прохладительных напитков, часть акций трикотажной и обувной фабрик. По материалам следствия, Карапетян от имени Рузляева контролировал финансовые потоки в «Мега-Ладе».

В марте 1998 года Карапетяна пытались взорвать в принадлежащем ему магазине на улице Ярославской. Покушение не удалось. В июне 1999 года взрывное устройство было обнаружено на двери подъезда, в котором проживал Вова Армян. Мина была обезврежена сотрудниками тольяттинской милиции.

15 мая 2000 года. На месте расстрела Карапетяна погиб
телохранитель. Сам Вова Армян скончался по дороге
в больницу

15 мая 2000 года был расстрелян из автоматического оружия у подъезда собственного дома на улице Куйбышева вместе с телохранителем Владимиром Семеновым.

Карапетян: Что, заблудилась в своем мотохере до предела, как ребенок маленький? Страховки какие-то у тебя. Я тебя что, когда-то оскорбил, или окружение моё тебя обидело?

Лабинцева: Последний разговор с Женей (Челябинским. — прим.) на меня произвел ужасное впечатление. Все эти варианты его, что мне будет плохо, и так далее. Мне никто никогда не угрожал, даже Дима (опять имеется в виду Рузляев. — прим.) не угрожал. Первый раз мне лично угрожала братва.

Карапетян: Нет, Оксан. Тебе много раз угрожали. И я лично сколько раз, до последнего приезжал и доказывал, что х... й кто будет угрожать от Москвы до Тольятти. Правильно?

Лабинцева: Тем не менее, я приехала в Москву, меня там взяли за одно место и так угрожали, что тебе даже не снилось, как угрожали. (Лабинцева, судя по всему, говорит о собственном похищении чеченскими бандитами, заявившими, что они вкладывали средства в бизнес Гасанова. — прим.)

Карапетян: Так ты скажи, за что и кто, и мы разберемся без твоей помощи.

Лабинцева: Мне об этом и Женя сказал. Но если он изображает здесь охрану, то пусть владеет информацией. Не надо мне угрожать и выводить из жизненного равновесия.

Карапетян: Мы с него спросим. Но со мной-то ты почему страхуешься?

Лабинцева: Я так поняла, что угроза исходит от него, а ты с ним.

Карапетян: Не я с ним, а он со мной.

Лабинцева: Вов, ты пойми, я не 6уду с ним общаться. Он просто не умеет общаться с людьми. Я со всеми общаюсь, Вов, у меня все хорошо и нормально; только с ним у меня конфликт. А последний разговор с ним! Если бы ты знал, что он мне там говорил. «Перекоцилась», «недокоцилась»... о моем муже, о семье.

Карапетян: Что он говорил?

Лабинцева: Гасанов бы не состоялся, если бы не мы, мы его вырастили, защищали и выкормили. Я говорю: «Может, ему не надо было жить, ты бы за него все сделал сам?» В конце концов, это бестактно — говорить такие вещи. Я же здесь не просто сижу как директор. Я его вдова. В моей семье говорили по-всякому и пальцы веером держали. Но у меня даже отец, который много сидел, никогда не говорил мне подобных слов — «закоцилась», «перекоцилась». Мне никто так не угрожал, как Женя. Сделай, Вов, что-нибудь, чтоб только его лица не видеть. А то все нервы истрепали, нельзя спокойно жить, спокойно работать. Тошнит меня от этого человека. Идиот.

Кадры скрытой видеозаписи разговора Вовы Армяна и Оксаны Лабинцевой

Карапетян: С ним не хочешь работать — не надо. Со мной будешь. Общее все равно надо найти. Выйти на общее мнение. (Итак, Карапетян из защитника «бедной женщины» от «злого» Жени Челябинского и чеченов превращается в очередного претендента на гасановское имущество. Обещает решить вопрос с Челябинским, а взамен просит, чтобы Лабинцева «работала с ним». Скорее всего, они с Челябинским вместе и придумали эту комбинацию, предугадав реакцию Оксаны. Челябинский пугает. Лабинцева ищет заступничества у Карапетяна. Карапетян ее «выручает» в обмен на контроль за рыбокомбинатом. — прим.)

Лабинцева: Я сижу на рыбокомбинате, никому не мешаю. А он приходит ко мне и заявляет: «Тебе будет плохо». Дайте мне жить спокойно! Я устала бояться. Ради Бога, пусть придет и застрелит меня, не мучается. Ему от этого спаться хорошо будет. Просто ты не видел, как он со мной разговаривает. Губенки трясутся, ручонки трясутся, я думаю, ну сейчас уже все, конец.

Карапетян: Я, знаешь, хочу, чтобы ты себе голову не ломала. Я возьму на себя ответственность. Не надо никого бояться. Ни Женю, ни кого другого. Вот поедем сейчас, сядем, я и ты. Женю напротив посадим. Я ему скажу: «Вот мое покровительство над ней, и закончим на этом». Зачем тебе мозги тревожить. Ты же не считаешь, что мои слова пустые? Я ведь имею вес среди всех!

Звонит телефон Карапетяна.

Карапетян: Да, сейчас, пять минут и мы спускаемся. Поехали, поговорим. Это он.

Лабинцева: Я не поеду. Я его боюсь.

Карапетян: И меня боишься?

Лабинцева: Я вас всех боюсь.

Лабинцева: «Я никуда не лезу, я не хочу ничего обсуждать, мне надоело. Они меня постоянно „утюжат“, угрожают, доводят до слез, я чувствую себя полной дурой и идиоткой. Доводят до истерики, потом требуют каких-то слов, подтверждений. Я готова подтвердить все, только бы мне дали спокойно выйти от них в тот момент...»

Карапетян: Ты что, с ума сошла? Думаешь, я «на хвост» этим людям подсел? У меня что, детей своих нет, или я человек бедный? В натуре, ты меня с кем-то попутала.

Лабинцева: Вов, я никуда не лезу, я не хочу с ним ничего обсуждать, мне надоело. Они меня постоянно «утюжат», угрожают, доводят до слез, я чувствую себя полной дурой и идиоткой. Доводят до истерики, потом требуют каких-то слов, подтверждений. Я готова подтвердить все, только бы мне дали спокойно выйти от них в тот момент. Спрашивают: «Оксана, у тебя есть мечта?» Есть. У меня есть единственная мечта — выжить. Люди мечтают о чём-то большем, а я об этом.

Карапетян: Ладно, что с «Русью»? (Вова Армян завел речь о доле Алика Гасанова в торговом центре «Русь» — прим.)

Лабинцева: Ничего с «Русью».

Карапетян: Никаких движений? Совсем ничего?

Лабинцева: Никаких движений. Там было два процента гасановских акций. Раньше их не зарегистрировали, а сейчас не регистрируют вовсе. Гасанов вел их с нарушениями, ни чего до конца не оформил, и даже эти два процента теперь не имеют силы. Остальные акции у него были в управлении по доверенности, когда он погиб. Его убили, доверенности потеряли силу, вот и всё. Чего вы ко мне пристали?

Карапетян: Чего ты нервничаешь-то?

Лабинцева: Потому что боюсь вас.

Карапетян: Я при чём?

Лабинцева: Может, ты пришёл меня охомутать, когда я уже дошла до кондиции, до потери пульса. Я боюсь уже выходить в подъезд, боюсь с кем-то общаться, боюсь всего.

Карапетян: Иди ко мне и не бойся. От меня пойдёшь куда хочешь. Хоть на край света, тебя никто не тронет. Но обсуждать вопрос надо. У тебя же в каждом деле есть мотивировочный факт. По стадиону, по комбинату, по стоянке, по «Слику». Ты меня извини, но это всё-таки наше общее дело. Пусть даже на пять процентов, но общее. И даже если всё остальное Гасановым проделано, его надо обсуждать. (Ох, как хочется Вове Армяну «отвернуть» «общее дело» себе лично! Этот «мотивировочный факт» прямо — таки бросается в глаза. — прим.)

Вове ох как хотелось «отвернуть» «общее дело»
себе лично

Лабинцева: Вов, я же тебе говорю. Я под прессом. На меня давят все кому не лень.

Карапетян: Например?

Лабинцева: Не хочу я обсуждать.

Карапетян: Почему? Ты не хочешь обсуждать, а люди думают. Они думают, раз ты молчишь, значит, интерес у тебя появился к другим. Ты объясни нам, почему ты боишься, кто на тебя давит, какие атмосферы? Если за тобой, сестрёночка, в Москву добрались, людей выслали...

Лабинцева: Я тебе еще раз объясняю, московский вопрос не закончен. Они меня на днях опять поймали... (Речь идет о преступной группировке, похищавшей Лабинцеву. — прим.)

Карапетян: Кто?

Лабинцева: Всё те же лица.

Карапетян: Вот. А почему ты без моего ведома, без ведома моих людей куда-то ходишь?

Лабинцева: А почему я должна отчитываться? Я что, несвободный человек? Если вы с ними разговаривали, они должны быть в курсе и меня не трогать. Значит, либо вы с ними не разговаривали, либо... (Оксана намекает, что Карапетян может быть заодно с похитителями — прим.) В общем, я не хочу это обсуждать. Мне моя голова дорога. Ты меня защитить не можешь, Вов. К сожалению, факты остаются фактами.

Карапетян: Оксан, я ручаюсь за твою жизнь, а ты? Какой-то черт взялся из кустов, угрожает тебе, и ты боишься говорить об этом.

Лабинцева: Раз они опять полезли, значит, либо с ними никто не разговаривал, либо...

Карапетян: Лично я с ними в своем баре встречался.

Лабинцева: Вов, проблема-то не решена. Один раз ты им сказал, они наехали, второй раз скажешь — наедут.

Карапетян: Мы их натянем. Что они говорили, если честно?

Лабинцева: Не хочу я говорить. Не сыпь мне соль на рану.

Вдова Гасанова все больше и больше запутывалась

Были убиты Женя Челябинский и Вова Армян. Но наезды на Лабинцеву не прекращались. На смену «павшим бойцам» приходили новые.

Такая вот беседа. Лабинцева после смерти Гасанова пыталась стать хозяйкой его имущества. Оставить себе хоть что-нибудь. Однако у неё ничего не получалось. Давление бандитов с одной стороны и огромные долги Гасанова с другой не давали ей этого сделать. Тем паче что Оксана, спасаясь от одной бандитской бригады, обращалась за помощью к другой. И все больше и больше запутывалась. Она что-то обещала одним бандитам, что-то другим. Не выполняла своих обещаний. Те цеплялись за слова и банально «разводили» вдову Гасанова. И Челябинский, и чечены, и Карапетян, и Чиж — все пытались «отвернуть» кусочек наследства «Мега-Лады». Оксана платила одним, вторым, третьим, а в результате её предприятия разорялись.

Арендаторы, торговавшие на принадлежащих Гасановой торговых площадях, отказывались вносить арендную плату из-за того, что им приходилось слишком часто отдавать деньги группировке. Были убиты Женя Челябинский и Вова Армян. Погиб Чижиков. Но наезды на Лабинцеву не прекращались. На смену «павшим бойцам» приходили новые. И представляясь наследниками Димы Большого, требовали «свое».