В конце 2015-го мир фигурного катания был потрясен. Фигуристов Каролину Кликич и Дмитрия Ненашева на пешеходном переходе в Тольятти на большой скорости сбил пьяный водитель. Парень скончался в машине скорой помощи, а девушка пережила кому, экстренный перелет в Москву, несколько операций и длительное восстановление.

Каролина смогла выкарабкаться (врачи называли ее спасением чудом) и даже вернуться в спорт. Но поиски партнера успеха не принесли — Кликич оставила карьеру фигуристки, закончила школу, поступила в университет и сейчас работает тренером в Иваново.

Корреспондент Sport24 встретился с Каролиной в одном из московских торговых центров. В столицу она приезжает на выходные, чтобы увидеть друзей и родных.

«Мы с мамой последние годы живем в Москве, а вообще вечно переезжали туда-сюда. В Питере занималась 12 лет, потом три года в Тольятти», — делится Каролина в начале нашего долгого и сложного разговора про карьеру фигуристки, аварию, реабилитацию и планы.

— Как получилось, что ты стала тренером в Иваново?
— Прошлой зимой я работала в проекте «Московское долголетие» — там были бесплатные программы фигурного катания для людей старшего возраста и детей, которым нужна социальная поддержка. Отношения складывались хорошие и в какой-то момент они стали меня рекомендовать знакомым на подкатки, куда-то кидали мои объявления с предложениями занятий. Не знаю, где они их находили. Нагрузка у меня зимой была такая, что и на машину накопила, и при самоизоляции жить было на что.

Правда, к лету стало трудновато. Сезонные программы закончились, а на постоянку без высшего образования никто не рискует брать — во всех профстандартах даже пятый помощник седьмого тренера должен диплом иметь. Студент? Иди в официантки или уборщицы. О любимом деле забудь. Но я с упрямством писала везде, где требовался тренер, и вот из Иваново ответили.

Приехала, попробовала, люди хорошие, детки заниматься хотят, а регион фигурное катание как вид спорта не развивает. Даже не просто как базовый, а вообще. Работаем на частном катке, который оплачивают родители. Специалистов нет. Как итог — вот есть девочка-одиночница, хорошая девочка, 12 лет, а она не все двойные прыгает.

Но ничего, вырулим. Меня туда звали как тренера-скользиста — руки в программе поставить, шаги подкорректировать. А раз такая ситуация, и над прыжками поработаем.

Но, знаешь, очень скучаю по «Московскому долголетию». Там такая атмосфера потрясающая. Если в этом году программы не будет — бесконечно жаль. Она очень людям нужна. Видел бы, с каким азартом, трудолюбием мои возрастные подопечные фонарики учили, змейки, какие эмоции на катке у них светлые. Они просто на глазах молодеют. Хотя катаются люди, которым по 50-60 лет, одному мужчине было 64.

— Снимаешь квартиру в Иваново?
— Да. На выходные приезжаю в Москву.

— Можешь немного рассказать, как складывалась твоя карьера фигуристки?
— Я родилась в Приднестровье. В полтора года переехала в Питер — мама с папой туда на заработки поехали. Там начала часто болеть — хронический тонзиллит. Маме посоветовали отдать меня либо на плавание, либо на каток отвести. Так я и стала спортсменкой.

Сначала занималась у Елены Фоминой, потом у Елены Соколовой. В 7 лет стало ясно, что из-за длинных ног одиночница из меня хорошая вряд ли выйдет, прыжки не потяну, и начались танцы на льду (сейчас рост Каролины примерно 170 см. — Sport24). В 13 лет мы с мамой поняли, что Питере в танцах ловить нечего. В Москве тоже не пошло: в одну группу не взяли, в другой сказали «найдешь партнера — приходи».

Потом возник вариант с Тольятти. С мальчиком, правда, не сошлись, но я решила остаться. Школа фигурного катания в Тольятти много лучше питерской, да и Даня Рагимов, с которым раньше катались, через какое-то время согласился приехать попробовать. Вот тогда все и сложилось.

За один сезон попали в сборную России по юниорам — и да, наверное, это наш главный успех. Появились зарплата, помощь с костюмами, программами. Не секрет, что паре не из Москвы такого достичь сложно.

Мы были первыми на региональных турнирах, четвертыми на Всероссийской спартакиаде. Потом чуть сбавили, но были готовы бороться. А потом… Ты сам знаешь, что случилось.

— Ты помнишь 29 декабря 2015 года?
— Врачи говорят, никогда не вспомню. Мол, так устроен мозг: стрессы отключают считывание информации.

Что отлично помню и не забуду, как сложно было восстанавливаться. Когда первый раз после всего на лед встала, было чувство, что никогда на нем не была. Шла маленькими шагами, на цыпочках. Как детки. Прокаталась полтора года, но партнера не нашла. Потом были 10-11-й класс и я решила сконцентрироваться на учебе. Закрыла все экстерном.

— Ощущаешь сейчас последствия?
— Да. Без следа такое не проходит. Хочешь не хочешь, а вспоминаешь. Организм заставляет вспоминать.

— Как заставляет?
— Колено побаливает, иногда на ногу до конца не сесть.

Но то, как меня собирали… Напиши, пожалуйста, о людях, которых я всю жизнь буду благодарить. Это нейрохирург Олимджан Садыкович Исхаков из клиники Рошаля — он меня оперировал. Просто золото, а не руки. И еще один великий мастер — Андрей Петрович Середа. К нему в клинику ФМБА меня спустя месяца полтора доставили. Я уже более-менее понимала, на какой планете я нахожусь.

— Сколько времени занял весь процесс восстановления?
— Три с половиной недели в коме считаются? Она была и моя, и искусственная — а то, вдруг, я решу очнуться во время операции. Кстати, операцию мне 7 января, в Рождество делали… Сразу и на правой ноге, и на четвертом шейном позвонке.

Только я всего этого не помню. И после того, как в сознание пришла — тоже не каждый день в памяти есть. Все отрывками, отдельные воспоминания: вот кто-то подарил мишку, вот кто-то принес малину.

— Как скоро начала ходить?
— Меня заставляли ходить на костылях уже с начала февраля. Грузили на вертикализатор (ортопедический аппарат. — Sport24), чтобы я просто стояла. Но голова кружилась невероятно. Я же в момент аварии очень сильно ее ударила. Не знаю только обо что, об машину или об Диму… Но гематома была огромная, врачи говорили: продолжит расти — будем оперировать голову. А гематома такие зоны затронула — если влезть, имя мамы можно забыть, ложку держать придется заново учиться. Прям, повезло, что гематома вовремя тормознула. Опять повезло.

— Через несколько дней после аварии тебя на самолете экстренно увезли из Тольятти в Москву. Но один из врачей говорил, что ты могла остаться.
— Бог миловал. В Москве меня с того света вытащили, а в Тольятти медицины вообще нет. Там даже не заметили, что у меня шейный позвонок сломан.

— Получается, если бы ты не была на тот момент фигуристкой сборной России…
— Точно. И это чудо, что именно в этот год я попала в сборную. В финансовом плане моя мама лечение бы не потянула. Ни в Тольятти, ни тем более в Москве. Да и не было бы меня в Москве — кто бы меня туда доставил, да еще и на самолете? Кто бы мне место в таких клиниках дал? Осталась бы в Тольятти… И не хочу даже произносить, что бы произошло. Но, думаю, мы сейчас друг друга поняли.

Кстати, о памяти. Вот ясно помню, что выписали меня 8 марта. И через две недели вернувшись в Тольятти, я сразу поехала на лед.

— Когда ты давала интервью в то время, ты была твердо уверена в том, что вернешься в большой спорт.
— А я и вернулась! Я же восстановилась, каталась. К сожалению, не все от меня зависело.

— Подходящего партнера так и не нашлось?
— Я думаю, из-за моих травм некоторые просто боялись встать со мной в пару. Как меня такую поднимать, вращать? С Даней опять пробовали — я пока восстанавливалась, он с другой девочкой катался, но что-то там не сложилось — только и у нас с ним не пошло. Все как-то не шло…

— Дело только в партнерах?
— В первую очередь, я сама в себя не верила. Хоть врачи и твердили: «Каролина, ты обычный человек». Говорили, что я могу выйти на прежний уровень. Но ментально мне было сложно перебороть себя. Нет, это не страх боли. Постоянное чувство, что катаюсь ужасно. Не безосновательное, кстати. Если сломанный шейный позвонок меня никогда не беспокоил, то правая нога… Она тогда просто чужая была. И даже сейчас, когда уже привыкла, детям элементы на левой ноге стараюсь показывать. На ней лучше получается.

— Извини, что затрагиваю эту тяжелую тему. Можешь немного рассказать о друге, который был тогда с тобой на переходе?
— Он был очень хорошим человеком. Замечательным человеком. И очень талантливым… На последних соревнованиях, кстати, Дима с партнершей нас обошли.

— Судя по Инстаграму, ты в очень хороших отношениях с его мамой.
— Да. И мамы наши всегда хорошо общались. Мы тогда, в том году на море даже все вместе ездили день рождения тети Лены праздновать… После аварии мы все еще больше сблизились.

— Не представляю, насколько тяжело было тебе узнать о случившемся в больнице.
— Я тогда еще не понимала, что произошло. Не понимала, где я вообще нахожусь, никак не могла уловить, почему я в Москве, а не в Тольятти. Или вот меня спрашивали: «Каролина, что случилось?», а я — «горло болит, лежу с ангиной». На следующий день еще что-то придумаю… Факт, что в стрессовых ситуациях мозг себя очень странно ведет, на себе проверила.

— Это было похоже на обычный сон?
— Люди говорят, что что-то видят, когда лежат в коме. У меня не было ничего. Как один день поспала и очнулась. Но со стандартным пробуждением это все же сложно сравнить. Ну, ты представь, сколько всего в меня пичкали. Мозг был… как бы затуманен.

— Тебе было физически больно, когда ты лежала в больнице?
— Этого я тоже толком не помню. Помню лишь боль, когда мне начали гнуть колено, чтобы его разработать. Только начинали, и я орала от боли. И ревела.

— А что случилось с коленом?
— Вылетел кусок чашечки. Мне его прикрутили на место. Как понимаю, каким-то рассасывающимся болтом.

— А с точки зрения психологии?
— Мысль была одна: мне нужно работать не только за себя, а еще и за того человека, который ушел. Я могла оставаться диване фильмы смотреть. Не знаю… я была обязана… (начинает плакать). Ну, ты понял. Может, я так говорю, потому что так легче мириться с тем, что случилось… Нет. Я знаю, что теперь обязана жить не одну жизнь, а две.

— Две жизни? Звучит сильно.
— Да. Потому что на месте этого человека могла быть я. Жизнь — рулетка.

— Ты думала о том, что все это могло быть не случайно? Что тебе послали такое испытание?
— Думала. И решила, что это все для того, чтобы сделать меня сильнее.

— То есть, ты веришь в то, что это не случайно?
— Верю. Много раз себя спрашивала.

— Ты потом долго еще была в Тольятти? Ходила по этому пешеходному переходу?
— Полтора года еще ходила. Каждый день. Потом, кстати, переход перекрыли.

— А видео аварии не осталось?
— Нет. Но я если бы мне сказали, что оно есть, я бы его посмотрела. Наверное, это звучит жестко. Но просто… будто это все не со мной было. Пять лет уже, а до конца не веришь, не осознаешь. И то время в больницах — оно тоже не со мной. Восстановление — не со мной… Не понимаю, как через все это прошла.

— Виделась с человеком, который вас сбил?
— Нет. Ни разу. Мама его видела.

— Как он себя вел?
— Раскаивался, извинялся, плакал. В момент аварии он был очень пьяным. Ехал с корпоратива. Сбил нас и дальше помчался. Домой. Спать. Ничего не понял даже. Как говорит.

— Не мне его прощать. А вот он, наверное, сам себя простил. Ты же знаешь, сколько ему дали? Три года в колонии поселения. За такое вот. И слухи, что он дал взятку — не слухи, а логика просто. Это же Тольятти, о каком правосудии здесь можно говорить. Все покупается.

Но во время суда нам было настолько все равно. Главное, чтобы со мной все было хорошо. А о нем даже слышать не хотели, прокручивать заново всю эту историю. Не представляю, как все это пережила мама Димы. Она очень сильный человек. Намного сильнее, чем я.

А вообще, мне плевать на его срок. И на него. Все в обратку всегда возвращается.

— Иногда мы хотим, чтобы тот, из-за кого мы пострадали, получил в ответ.
— Ты спрашиваешь, а у меня нет никаких чувств. Ни жалости, ни агрессии, ни сожаления. Пустота.

— Он пытался загладить вину?
— Говорил, что будет каждый месяц деньги присылать. Мама сказала, что ничего не надо. Мне не нужны такие деньги. Его деньги…

— То есть вы отказались?
— Знаешь, это такая история «на словах». Не знаю, как бы было на деле. Перед судом, под угрозой серьезного срока — чего не наобещаешь…

— В недавней истории Ефремову дали 8 лет в колонии общего режима.
— Я не юрист, но как обывателю мне кажется, что приговор адекватный. В отличие от нашей ситуации. Она-то куда серьезнее — сразу два человека, два ребенка, один из которых умер, а второй сильно пострадал. Плюс его побег с места происшествия…

— Пьяная езда за рулем — проблема России?
— Да, конечно.

— Что делать?
— Давать бóльшие сроки и лишать прав на всю жизнь. Водитель, который нас сбил, погубил молодого талантливого человека — он сейчас уже, как понимаю, свободен и снова ездит. Это неправильно.

— Видел, что тебя поддерживали многие фигуристы, когда ты лежала в больнице.
— На самом деле в клинику Рошаля никого особо не пускали по каким-то причинам. Люди просто передавали мне посылки. А уже в ФМБА ко мне приезжали Олег Судаков с Соней Евдокимовой, Егор Базин. Огромная благодарность всем, кто поддерживал.

— Фигурное катание сейчас смотришь?
— Да. За танцорами прямо слежу.

— Как тебе новая пара Худайбердиева/Базин?
— Очень нравится. Они крутые. Недавно как раз виделись с Егором на дне рождения общей подруги.

— А самые крутые Пападакис/Сизерон?
— Нет, я все-таки топлю за российских. Виктория Синицина и Никита Кацалапов шикарные.

— Какие у тебя планы?
— Сначала получить высшее образование. Я учусь в МГАФК на заочном. Прошла по бюджету, на очное чуть не хватило. Мне разрешили ходить на пары вместе с очниками, попросила в деканате. Только… что и на очном, и на заочном преподают, я и так знаю. Я же всю жизнь в спорте.

Раньше, говорят, хоть курс педагогики был полноценный — это было бы интересно. И про новые технологии в спорте, в тренировочном процессе хочется узнать. И психологию спортсмена поизучать бы подробно, с современной, научной точки зрения. Но это все приходится самой.

— А глобально в фигурном катании есть планы?
— Я живу по ситуации. Решаю конкретные задачи. А то напридумываешь себе, а потом грустный будешь ходить.

А вообще… есть глобальная идея: развивать фигурное катание в Приднестровье, откуда у меня корни, где живет много родственников. Там, конечно, сейчас у людей денег на еду не хватает и вроде как глупо об открытии школы фигурного катания говорить, но надо же о чем-то крутом, большом мечтать?

— О чем бы ты еще хотела, чтобы я написал?
— Напиши, пожалуйста, о том, чтобы фигурным катанием занимались не только дети, но и взрослые. Я знаю, как много уже состоявшихся людей хотят, но стесняются. Типа, «куда в мои года на коньки вставать». Это — ерунда. Надо вставать и делать то, что хочешь, что любишь.

Еще напиши, что фигурное катание надо развивать в регионах. Не только в Москве должно все крутиться. Такие таланты по всей стране есть, но не каждый до столицы может добраться.

И главное. Пусть люди никогда не отчаиваются и верят. В первую очередь, сами в себя.