Глава VI.
Вор без короны
1
Итак, в течение суток одного известного ученого, погибшего при весьма подозрительных обстоятельствах, относят ногами к югу. Второго сажают на перо, когда он возвращался в столицу с похорон товарища. Теперь у Артема отпали последние сомнения в том, что смерть профессора Клевлина носила не случайный характер. Если инсценировка с несчастным случаем убийце, или убийцам, удалась исключительно из-за формального отношения правоохранительных органов к расследованию, то при нападении в поезде злоумышленники расправились с несчастным стариком со звериной жестокостью и без маскировки.
С первым убийством все более-менее ясно, продолжал мысленно рассуждать Артем, потягивая кофе. Мотивом к нему, скорее всего, послужила попытка завладеть содержимым спрятанной в сейфе белой папки. Сразу после расправы над Клевлиным преступник или преступники по каким-то причинам не сумели добраться до нее. Но папка в день похорон все же пропала. Причем, по утверждению Наташи, профессор Броцман ее не трогал. Известно так же, что завладевшие папкой люди имели в своем распоряжении ключ к сейфу. Но почему они не забрали папку сразу после устранения хозяина дома? Зачем кому-то понадобилось сводить счеты с Броцманом? Пока в его распоряжении есть только множащиеся догадки и загадки, констатировал Артем.
Теперь Глинский собирался навестить старого и отнюдь не доброго знакомого, чтобы проверить одну такую догадку, которая касалась кражи из дома Клевлиных.
— Ты какой-то возбужденный, — сказал Слава Андронов, с любопытством наблюдавший за Артемом. Наверняка почувствовал, что у коллеги наклевывается что-то серьезное, и решил войти в творческую долю. — Помощь нужна?
— Надеюсь, что справлюсь самостоятельно. Но спасибо за предложение, — Артем допил кофе. — Пока, мне надо бежать.
2
Артем каждой клеточкой тела ощущал адреналиновые вихри, которые взбаламутили застоявшуюся кровь. Он торопился, так как опасался, что это чувство слишком быстро осядет, растворится и перестанет подгонять его вперед. И тогда может случиться то, что в последнее время случалось с ним пугающе часто. Энтузиазм сойдет на нет, в душе воцарятся тоска и равнодушие, все будет казаться тусклой рутиной.
Артему по роду деятельности приходилось общаться с самыми отъявленными уголовниками. Среди откровенного сброда встречались весьма любопытные персонажи, которые заслуживали отдельного упоминания. Без сомнения, одним из них являлся Григорий Рыбалко, в определенных кругах больше известный как Гриша Шницель.
Грише было под шестьдесят. В его послужном списке накопилось столько «ходок», что он наверно сам сбился со счету. Мотая первый срок за убийство, он приобщился к Богу и по выходе на волю больше никого не убивал. Но его образ жизни нельзя было назвать богоугодным. Рыбалко сколотил вокруг себя банду урок и принялся промышлять кражами и грабежами. На воле рецидивист задерживался недолго. Его ловили, сажали, выпускали, он снова выходил на большую дорогу, чтобы вскоре быть пойманным. С каждой новой судимостью на его костлявом жилистом теле появлялись новые наколки. Рос и его авторитет в криминальной среде.
С последней ходки Григорий Рыбалко откинулся примерно три года назад. В среде блатных даже пошли разговоры, что его могут избрать вором в законе. Смотрящий за Татищевом вор Малхаз Степанокертский постарел, занемог и фактически отошел дел. Но кандидатура Гриши Шницеля отпала. У многих авторитетов имелись сомнения относительно его надежности.
Осведомленный урка стал настоящей находкой для оперов, которые выстраивались к нему в очередь за полезной информацией. Он словно автоматизированное справочное бюро выдавал на гора все, что знал. А знал он многое и многих.
Подтверждая их опасения, кандидат на коронацию своим поведением доказывал, что он о себе не самого высокого мнения. Говаривали, последний раз с зоны Григорий Рыбалко вышел совсем поникший и поклялся больше туда не возвращаться. Может, потому не случайно стали гулять слухи, что он начал активно сотрудничать с правоохранительными органами. Такова была цена за вдыхаемый воздух свободы, который оказал на стареющего рецидивиста опьяняющее воздействие. Осведомленный урка стал настоящей находкой для оперов, которые выстраивались к нему в очередь за полезной информацией. Он словно автоматизированное справочное бюро выдавал на гора все, что знал. А знал он многое и многих. Взамен менты закрывали глаза на мелкие шалости, которые время от времени себе позволял Гриша Шницель. Узнав про стукачество, матерые воры-уголовники однажды его поколотили до полусмерти. Больше Гришу не трогали. Видимо, блатные, пораскинули мозгами и порешали, что он им тоже может пригодиться. Ведь через него очень удобно было сливать в органы ложные наводки и сдавать неугодных.
Когда стало известно, что Рыбалко ссученный, он больше не мог рассчитывать и на финансовую помощь из пенсионного фонда воровского общака. Честно трудиться ему было западло. При этом Гриша, будучи деятельной натурой, не мог сидеть совсем без дел. Артем по своим каналам был наслышан, что уголовник, дабы сводить концы с концами, подвязался совершать кражи из частных домов и квартир.
Гриша Шницель пользовался собственным оригинальным стилем, который отличал его от остальных известных домушников. Рыбалко выставлял стекла из оконных рам с помощью стеклореза, причем настолько филигранно, что обнаруженные на местах преступлений стеклянные прямоугольники вполне можно было вставлять в рамы размером поменьше. Как правило брал Гриша только деньги и драгоценности. Добытого ему вполне хватало, чтобы тихо существовать в комнатушке, находящейся в малосемейном общежитии по адресу: улица Победителей, 47.
Весть о домушнике, работавшем без осечек, быстро распространилась в криминальной среде. Глинский был уверен, что стражи порядка прекрасно знали о проделках Рыбалко и не задерживали его по одной простой причине: на свободе он был гораздо полезнее, чем за решеткой. К тому же, большинство краж успешно раскрыли. А кое-что обнаруженное у нерасторопных сбытчиков и в ломбардах даже удавалось вернуть законным владельцам. В раскрытых преступлениях «под давлением неопровержимых улик» сознавались другие домушники, для которых было без разницы: эпизодом больше — эпизодом меньше, все равно один срок мотать.
3
Артем познакомился с Рыбалко на заре журналистской карьеры. Сотрудники отдела по расследованию имущественных преступлений Центрального РУВД пригласили СМИ принять участие в образцово-показательном рейде по притонам, проходившем в рамках профилактической операции «Грабитель».
Артем прекрасно помнил, как промозглым октябрьским вечером опера, решив вновь взять Гришу Шницеля, направились прямиком на его хату. Они были уверены, что обязательно найдут у хозяина что-нибудь противозаконное.
Шоу получилось незабываемое, хотя с самого начала пошло не по плану. Когда милиционеры распахнули дверь в комнату урки, оказалось, что внутри находится не менее десяти человек, вернее оскотинившихся мычащих существ, в которых с трудом распознавались человеческие признаки. Существа были везде — на кровати, стульях, полу, разве что не висели на гардинах. Многие находились в бесчувственном состоянии. Дам среди пирующих присутствовало три или четыре, сразу было не разобрать. Артем явственно помнил, что от табачного дыма, смешанного с вонью денатурата, дешевой закуски, блевотины и немытых тел слезились глаза и подступала тошнота к горлу. После увиденного корреспондентка газеты «Зеркало» помчалась искать туалет. А когда, на свою беду, нашла этот адский отстойник, ей стало совсем худо. «Снимайте, журналисты, снимайте, отличные кадры получатся!», — зажимая нос платком, довольно приговаривал один из оперов.
Виновника торжества, Гриши Шницеля, дома не оказалось. Выяснилось, что Рыбалко сдавал комнату корешу по зоне, и знать не знал, что тот организовал там притон. Сам зэк жил припеваючи у верной подруги в загородном доме. Комендант общежития немедленно позвонила ему и рассказала о незваных гостях. Уголовник объявился через полчаса после начала операции, в самый разгар проверки документов и оформления протоколов.
Он произвел на Артема неизгладимое впечатление. Маленький ростом, с острой лисьей мордочкой, подвижный как ртуть, Гриша Шницель вышагивал вразвалочку, оставляя за собой шлейф густого запаха тройного одеколона. Он был одет в зеленый пиджак с позолоченными пуговицами, красную, с блестками рубашку и лакированные остроносые туфли. Коричневые четки, издавая костяной звук, вертелись в синей от наколок руке ровным ритмом, туда-сюда, туда-сюда. Казалось, что урка вот-вот затянет: «Скольких я зарезал, скольких перерезал...».
Но Грише Шницелю было не до песен. В фальшиво-угодливой манере, свойственной людям, много лет проведшим за решеткой, он начал выяснять у сотрудников милиции, из-за чего сыр-бор. Узнав причину, покачал головой, скромно отодвинулся в сторону и закурил папиросу. Рецидивист со стажем, давно смирившийся со своей незавидной судьбой, хитро щурясь, наблюдал за происходящим и сплевывал сквозь зубы.
— Ты, гражданин журналист, лучше секи, как нагло дело шьют! — досадливо заговорил Гриша, обращаясь к Артему, который полез к нему с расспросами. — Бля, ведь жизнь только наладилась... Телке своей обещал, что больше не запрут...
Дело ему в действительности пришили. В облезлом шкафу гришиного жилища обнаружился неприметный пакетик с ворованными золотыми сережками, шипованным кастетом и внушительного размера ножом, который был покрыт характерными пятнами бурого цвета. Артем не исключал, что правоохранители это хозяйство Грише подбросили, о чем он высказал осторожное предположение в своем газетном репортаже. Как следствие, после такой необразцовой публикации на подступах ко всем правоохранительным пресс-службам перед Глинским на длительное время опустились шлагбаумы.
Что касается профилактической операции «Грабитель», она завершилась набором стандартных процедур. Выпивавшую братию вместе с Гришей Шницелем погрузили в милицейские воронки и доставили в райуправление. По приговору суда Григорию Рыбалко, уроженцу города Татищева, нигде не работающему, ранее неоднократно судимому, пришлось провести в колонии два года.
Гриша совершенно неожиданно напомнил о себе, позвонив в редакцию вскоре после освобождения и спросив «гражданина журналиста, с которым его тогда менты брали».
Гриша совершенно неожиданно напомнил о себе, позвонив в редакцию вскоре после освобождения и спросив «гражданина журналиста, с которым его тогда менты брали». Артем находился в офисе и взял трубку. Уголовник поблагодарил гражданина журналиста, который оказался единственным газетчиком, у кого хватило смелости поставить под сомнение законность его задержания.
— Я теперь в законе жить буду, хорошим людям помогать. Ты, в натуре, хороший человек. Если спросишь что, отвечу как на духу, — со значением пообещал Гриша Шницель и оставил контактный телефон.
Артем поймал его на слове и изредка обращался за информацией. Встречались они в той же комнате дома № 47 по улице Победителей. Телка с загородным домом не приняла обратно уголовника, не оправдавшего ее доверие.
Глинский сразу подумал о Грише Шницеле, увидев, каким способом к Клевлиных проникли домушники. Он рассудил так: если даже уголовник не имеет отношения к данному преступлению, велика вероятность, что он знает тех, кто посмел воспользоваться его фирменным стилем. Поэтому из редакции он отправился прямиком к зэку.
4
Не обращая внимания на подползающее к зениту ослепляющее солнце, во дворе дома № 47 по улице Победителей тощие грязные мальчуганы отчаянно гоняли полуспущенный мяч. Воротами служили ржавые покосившиеся столбы для бельевых веревок. Дети как по команде остановились и враждебными взглядами провожали такси, в котором ехал Артем. Самый мелкий, оказавшийся, как зачастую бывает, самым злобным и шустрым, схватил булыжник и метнул в автомобиль. Не докинул.
Остановившись, таксист беспокойно заозирался. Район, в котором обитал Гриша Шницель, имел недобрую славу. Молва совсем неспроста нарекла его татищевским Гарлемом. В местах подобных этому, начинало доставать мерзкое немотивированное предчувствие, что с тобой обязательно случится что-то очень плохое.
В 60-х годах прошлого века почти весь квартал был застроен общагами для семейных рабочих, съезжавшихся в Татищев поднимать ударными темпами предприятия нефтехимической продукции, которые строились всего в нескольких сотнях метров от жилого сектора. Из окон общежитий открывался отнюдь не живописный вид на футуристические железобетонные заводские конструкции, замысловато опоясанные гирляндами труб и серые неприветливые коробки корпусов с черными глазницами окон.
Теперь общаги стали пристанищем для спившихся, переживших необратимую моральную мутацию люмпенов, скрывающихся от правосудия преступников разных мастей, деревенских проституток и гастарбайтеров. История умалчивает, кому взбрело в голову дать такое название улице — Победителей. Сейчас оно звучало горькой и издевательской усмешкой над безвозвратно ушедшим временем.
Чужаков в этой части улицы распознавали за версту, так что стороннему человеку сюда соваться не следовало. Шансы быть ограбленным или изувеченным были чересчур велики, особенно в темное время суток. Фавеллы Рио-де-Жанейро в сравнении с этим районом казались тихим райским местечком, идеальным для посещения туристов.
Так что, несмотря на полуденное время, волнение таксиста было вполне оправданным. Молящим голосом, совсем не вязавшимся с его внушительными габаритами, он просил поторопиться Артема, который не мог быстро найти для оплаты подходящую купюру:
— Ну что ты возишься? Хочешь дождаться, пока гамадрилы сбегутся и мою тачку по винтикам разберут?
— Шеф, не утрируй. Агрессивные представители местной фауны сейчас отсыпаются после ночных вылазок, — сказал Глинский.
Как ни странно, таксист немного успокоился. Но он вновь напрягся и заговорил с волнением, едва кинул взгляд в зеркало заднего вида. Густые черные усы, наискосок рассекавшие его ассиметричное, изрытое оспинами лицо, зашевелились:
— Слышь, пассажир, по ходу, за тобой «хвост».
— С чего ты взял?
— Назад глянь. Видишь, в метрах двадцати за нами черную «десятку» без номеров, в хлам тонированную? — таксист показал большим пальцем в том направлении, куда нужно было смотреть, держа руку возле груди.
Артем оглянулся. Таксист не придумывал.
— Предположим, вижу. И что? Мало ли машин сюда заезжает...
— Я эту заприметил, как мы отъехали от твоей конторы, — продолжал водитель приглушенно, словно из «десятки» его могли услышать. — Она за ближайшим поворотом пряталась и за нами стартанула. Сколько мы проехали? Кварталов пять, не меньше. Еще пришлось по переулкам петлять. И все это время тачка за нами катилась.
— Все же не стоит беспокоиться, — расслабленно сказал Артем, стараясь отогнать подступавшую тревогу.
Когда Глинский расплатился, таксист рванул с места так, что резина засвистела по асфальту. В этом момент водительская дверь «десятки» открылась. Из салона вылез молодой мужчина среднего роста и облокотился сверху на дверь. Лицо незнакомца было правильных пропорций, словно высечено из камня, а череп лысый как коленка, отчего он напросился на сравнение с героем стелс-экшна Хитмэном. Лицо это, словно созданное бездушной компьютерной программой, было повернуто к Артему. Однако куда точно смотрел молодой мужчина, сказать было нельзя, потому что глаза скрывались за черными очками. Глинский с минуту наблюдал за незнакомцем. Тот стоял окаменевший. Артем продемонстрировал «fuck» с одной руки, потом с другой. Ноль эмоций. Пусть таращится, сколько ему заблагорассудится, подумал Артем, и двинулся к подъезду.
Как и прочие постройки в татищевском Гарлеме, дом № 47 по улице Победителей, забытый богом и коммунальными службами, находился в крайней степени запустения. Основание пятиэтажного здания поросло клочковатым мхом и плесенью, облупленные сыроватые стены исписаны непотребствами и именами звезд российского шоу-бизнеса, что в принципе одно и то же. Прогнившая дверь на входе, скособочившись, беспомощно висела на одной петлице.
Артем зашел в темную подъездную нишу и невольно поежился — ему стало холодно, будто он оказался в другом климатическом поясе. Сквозь заколоченные досками окна дневной свет внутрь подъезда практически не пробивался. Воняло тухлятиной и испражнениями, пол был усеян стеклом битых бутылок и шприцами. Поднимаясь по лестнице, Артем держался за шершавые стены, так как проржавевшие перила были слишком ненадежными. На нужном, третьем этаже, он едва не упал, споткнувшись о препятствие — вытянутые человеческие ноги. Успев привыкнуть к мраку, Артем разглядел длинного, в метра два, человека, неподвижно лежащего на грязном полу. Его глаза были открыты и остекленело уставились в одну точку где-то на потолке. Из полуоткрытого рта тягучей сосулькой свисла слюна. Глинский пнул мужчину в ногу, тот вяло пошевелился. Значит, живой.
Направляясь по длинному коридору к комнате Гриши Шницеля, Артем прошел мимо общей кухни: оттуда несло сыростью и смрадом, в бадье на газовой плите булькал кипяток. Толстая женщина в бигудях и халате флегматично стучала ножом по разделочной доске. Этажом вышел кто-то истошно заорал, как будто от него оттяпали кусок.
Права на книгу «Наследство мертвецов» принадлежат ее автору, они охраняются Законом о защите авторских прав и Гражданским кодексом РФ. Любые перепечатки текста и рисунков в офлайновых изданиях без согласования с автором категорически запрещаются. В онлайновых изданиях разрешается перепечатывать текст и рисунки при условии указания автора и активной гиперссылки на TLTgorod.Ru.