— Первые немцы в Поволжье появились после указа императрицы Екатерины II от 1762 года, которая, к слову, тоже была немкой. Она пыталась зазвать к нам иностранцев, не только немцев: итальянцев, голландцев, французов и прочих. Но в то время всех, кто приезжал из Европы и не говорил по-русски, называли немцами.

Однако настоящие немцы — жители германских княжеств — пошли в Россию только после второго указа царицы от 1763 года, так как согласно ему переселенцев освобождали от налогов, службы в армии, обещали самоуправление на территории проживания, давали ссуду на обустройство и землю. В то время в Европе беспрерывно шли войны, люди устали от них, хотели мира и спокойной жизни, хотели хлеба для себя и своих детей. Поэтому в 1764 году первые немцы-колонисты сорвались с родных мест и поехали в далекую и неизведанную Россию.

Везли их следующим образом. Сначала в Санкт-Петербург или Ораниенбаум. Затем оттуда в сторону Саратова. Первое поселение немцев на Волге называлось Нижняя Добринка. Немцы пришли сюда, вросли в волжскую землю и сформировали свою особую культуру.

В 1918 году, когда случилась революция, советская власть на тех территориях, где они проживали, создали область немцев Поволжья, а уже в 1924 году появилась Автономная Советская Социалистическая Республика Немцев Поволжья. Располагалась она на части земель нынешних Саратовской и Волгоградской области. Столицей был город Энгельс.

Названия у всех поселений в этой республике были немецкие. Занятия в школах велись на немецком. Были построены католические и лютеранские храмы. Немцы Поволжья прошли все тоже самое, что и весь российский народ в то время: революция, гражданская война, коллективизация, раскулачивание, 1937 год. В основном, в деревнях говорили на своем языке, но русский знали. Люди были консервативны, держались за свой старый уклад, который привезли с родины предков, сохраняли язык и традиции.

Когда в 1941 году фашистская Германия напала на СССР, наши немцы сразу же поняли, что лично им это ничего хорошего не сулит. Среди них были те же коммунисты, те же комсомольцы, против советской власти ничего против не имели, но в один день их без каких-либо на то оснований объявили пособниками фашистов. 28 августа 1941 года советская власть решила в три дня депортировать всех поволжских немцев в Сибирь и Казахстан, а республику ликвидировать. На тот момент в ней проживало почти 600 тысяч человек, почти как в Тольятти.

Моя мама (на тот момент у нее уже было 4 детей) с 1942 по 1946 год, была в трудовой армии — бесплатной рабочей силой в Нижнем Тагиле. Папа находился в трудовом лагере НКВД с 1941 по 1945 год в Ивдельлаге на лесоповале и только в 1950 году вернулся домой. Их — граждан СССР, не врагов Родины, не преступников и не предателей — содержали хуже, чем уголовных заключенных. Они работали по 12 часов, а уголовники — по 8. Как рассказывал один из трудармейцев, зеки издевались над ними и давали им циничный «совет»: убейте конвоира, вас осудят по УК, будете работать на 4 часа меньше и лучше есть.

Немцы Поволжья были обычными гражданами СССР, не фашистами, но к ним относились так, словно они ими были. И получили сполна лишь из-за того, что имели ту же национальность, что и напавшие враги. Может, именно поэтому некоторые из них впоследствии стали скрывать свои корни, менять фамилии и имена. В нашей семье воспитывали нас так, чтобы мы никогда не стеснялись того, что мы немцы. Наоборот, мы уважали и ценили свою культуру.

До 1956 года в СССР немцы должны были раз в месяц посещать комендатуру — докладывать о том, что они никуда не сбежали. До 1972 года им было запрещено покидать спецпоселения и возвращаться на те места, с которых их депортировали... Более того, нельзя было находиться далее 5 км от места проживания, нарушение данного запрета каралось 20 годами тюрьмы.

Власть искусственно пыталась удержать народ в Сибири, чтобы там было кому жить. В 70-е года делегация немцев ездила в Москву — просила вернуть им родные земли. Им отказали, сославшись на то, что вы и так неплохо освоились в Сибири — оставайтесь там.

Немцы — один из немногих народов России, который не был возвращен на свои земли после Великой Отечественной войны. Немцы — законопослушный народ, сказали «нельзя», значит, нельзя. Такой вот народ. Здесь, как я понимаю, они так и не стали своими. Да и там — в Германии — они тоже не совсем свои. Там их называют «русскими немцами», их выдает устаревший диалект и другие социальные привычки. Допустим, если ты там идешь по поселку, должен с каждым встречным здороваться и улыбаться. Наши так не делают, так как у нас в России принято здороваться только с тем, с кем ты знаком лично. 

— Да, были, в основном, в Кошкинском районе. Причем в регионе немцев было достаточно, так как они смогли построить в XIX веке в Самаре лютеранскую кирху. Еще несколько семей проживало в Сызрани и Ставрополе. Но там у них не было своих храмов и обществ.

— На дворе был 1989 год. Союз уже трещал по швам. Почти официально разрешили свободомыслие. По крайней мере, каждый говорил то, что хотел. И вот в этой атмосфере свободы советские немцы решили создать свое собственное объединение, чтобы возрождать нашу культуру, не забывать язык и даже попытаться вернуть республику (речь о Автономной Советской Социалистической Республике Немцев Поволжья — прим. ред.), которую мы потеряли 28 августа 1941 года.

В марте 1989 года в Москве состоялся учредительный съезд всесоюзного общества советских немцев "Возрождение", на котором были и представители нашего города. Тольяттинское общество организации открылся осенью того же года. Его первым руководителем был Виктор Филиппович Шотт, который работал в театре «Колесо». Благодаря этому мы могли по понедельникам бесплатно собираться в театре, когда там был выходной. После того, как он в 1992 году покинул Россию, меня избрали председателем.

И вот мы — советские немцы — воодушевленно собрались все вместе, а уже через пару лет, когда Союз окончательно рухнул, стали активно уезжать. К тому моменту уже стало понятно, что никакой республики нам не вернут, что наша проблема на фоне того, что происходит в стране — мелочь. И начался великий исход немцев из России.

— Да, причем, когда я говорю «великий», не преувеличиваю. На конец 80-х годов в СССР проживало более 2 млн немцев, сегодня — менее 400 тыс. в России и где-то 150 тыс. в Казахстане. Уехал весь цвет немецкого общества, почти все немцы-интеллигенты покинули Россию.

Людей зачем-то вырвали с корнями из родной земли-матушки, много лет сушили на солнце, поливали дождями, покрывали снегами, морозили морозами — делали всё, чтобы народ потерял свой язык и культуру. В итоге он много чего потерял, но терпел, а уехал лишь после того, как понял, что его тут не считают за своего и он достоин лучшей жизни.

Многие уехали, но наше общество и другие ему подобные в стране — островки немецкой культуры, остались и зачастую держатся лишь за счет энтузиастов. И вот стоишь ты стоишь на этом островке как дед Мазай с зайцами и пытаешься выплыть, чтобы не утонуть и остаться немцем.

— Как не считать себя немцем, если твои родители немцы и ты воспитан в этой культуре? Значит, и ты немец. От этого никуда не деться. И даже если кто-то, как, например, я, когда вышла замуж, сменил фамилию на чисто русскую, то ведь я же не потеряла свое Я и чисто немецкое воспитание.

Несмотря на то, что я — русская немка, то есть родилась и выросла в России, но говорить-то я начала на немецком, так как в семье все говорили именно на нем. Только лет в 5 я узнала о великом и могучем русском языке на улице, когда меня стали отпускать гулять вместе со старшими сестрами. В моей памяти до сих пор сохранился тот быт, который был у моих родителей. Помню, как мы готовили и ели чисто немецкие блюда: домашние колбасы, шнитцсуп, штрудли с кислой капустой, креппель и разнообразные пироги-кухен.

И таких людей, выросших в культуре поволжских немцев, сохранивших ее до наших дней, достаточно. Особенно много их было на момент создания нашего общества. Даже нынешние дети, рожденные в смешанных браках, не отказываются от своей немецкости. Кто-то записывает себя немцем в документах, кто-то — нет, но все они сейчас, в любом случае, открыто об этом говорят, не скрывают, не стесняются своего происхождения.

— Первое время наши встречи походили больше на политзанятия или на политсобрания, так как тогда еще умы членов общества занимала идея возвращения своей республики. Мы встречались, обменивались новостями, обсуждали газетные публикации и выступления политиков, высказывали свои мысли и переживания по тому или иному поводу. Тогда не было интернета и приходилось это делать очно.

Затем, когда стало понятно, что республики нам не видать, постепенно мы начали развивать направление культуры: стали проводить занятия по немецкому языку, учить и петь песни, организовывать праздники и т. п. Никакого материала по всему этому не было. Мы все искали сами, по крупицам собирали традиции и воспоминания.

— Может быть, и в настоящем. По мне так, его подъем случился не так давно — в десятые годы, так как пошла поддержка со стороны государства — стали предоставлять средства на общественные и культурные проекты. Да, не напрямую, через конкурсы грантов, но все же, хотя бы так. Мы этому очень рады. Каждый год разрабатываем определенный проект и получаем на него финансирование от Международного Союза немецкой культуры города Москва.

Например, благодаря такой грантовой помощи мы несколько лет назад ездили по немецким поселениям и кладбищам Кошкинского района нашей области и устанавливали там памятные знаки: кем и когда было основано, как называлось изначально, когда было переименовано то или иное немецкое село.

— Мы рады всем. Главное, чтобы у человека было желание познакомиться с немецкой культурой. На нашей площадке работает народный ансамбль немецкой песни “ Эрика”, и не думайте, что там у нас поют только немцы. У нас много людей других национальностей, но которым почему-то близка наша культура. 

— В клуб любителей немецкого языка приходит 12-14 человек, на Рождество — до 30. Но у нас и помещение маленькое, много людей мы чисто физически не можем принять. Здесь нужно учитывать еще и особенность немецкого характера: они в большей степени домовитые и сосредоточены на семье. Потому к нам ходят особенные люди, общественники, которым интересна своя культура.

Когда мы только начинали, в Тольятти было 3 тысячи немцев. Сейчас — не знаю. Если вы знаете, где найти такую статистику по Тольятти, поделитесь со мной. По области ситуация была следующая: ранее было 9 тысяч немцев, в данный момент около 7.

Но также я знаю, что при последней переписи населения многие люди восприняли вопрос «национальность» негативно и не указали свою национальность. Лишь поэтому у малых этнических групп случился резкий спад, в том числе и у немцев.

— Департамент культуры нам всегда помогал, когда мы обращались. Однако делали мы это крайне редко. Нас так приучили с детства, что надо не просить, а жить, полагаясь всецело только на свои силы и ресурсы. Может, это кому-то покажется неправильным, но вот такое у нас воспитание — жить по средствам.

— Трудолюбие, исполнительность, обязательность, пунктуальность, дружелюбие. Нас учили так: для людей делать лучше, чем для себя. Соседи — самые близкие родственники. Уважаем личное, не влезаем в частную жизнь, если тебе не говорят что-то, не стоит человека пытать. Захочет — скажет. Не даем советов и не спрашиваем, почему до сих пор не вышла замуж или почему не женился — это считается некорректным.

— Да, это так. Мы с мужем переехали в Тольятти в конце 1983 года, так как ходили слухи, что здесь якобы дают квартиры тем, кто работает на автозаводе. Мой супруг по приезду устроился на ВАЗ инженером. Однако, к сожалению, квартиру нам так и не дали, потому что Советская власть уже начала потихоньку рушиться и наступила Перестройка. Зато мы смогли сами себе купить ее в жилищном кооперативе. Как я порою шучу, у нас в семье все купленное, кроме образования. Мы даже телефон в свое время купили, так необходимый для общественной работы. Да, квартиру нам не дали, но по прошествии лет понимаю, что Тольятти подарил мне нечто большее: я получила в награду радость общения в немецком культурном центре, которым руковожу уже 30 лет.

— Отвратительным. Город мне сразу не понравился: квадратные дома, похожие на бетонные глыбы, ровно такая же однообразная квадратная планировка, огромные дороги — я этого всего не понимала. Все-таки я уроженка сибирского села, где все дома были деревянными и красивыми. Даже в Тюмени, где я училась в вузе, тогда был замечательный и уютный центр со старинными деревянными домами с резными наличниками. Помню, в Тольятти меня удивил даже линолеум, который лежал на полу. До этого для меня существовал только деревянный пол. Я была «натуральным» ребенком, а меня привезли в каменные джунгли. Когда я ходила по городу, смотрела только на зеленые насаждения. На дома смотреть не могла. Внутри меня все сопротивлялось. Тяжело привыкала к Тольятти.

— Я тогда работала в школе. И когда только туда пришла, коллеги мне сразу же сказали, что дети здесь — сложные. В Тольятти приехали активные и легкие на подъем люди со всего Союза, а потому и их дети были весьма подвижными. К тому же, детей было столь много, что как только в школе появлялся новый педагог, ему из переполненных классов собирали новый класс. Я вот была какое-то время классным руководителем «З»-класса (Зэ). И он не был последним в потоке.

Если же говорить о культуре, какие только артисты и знаменитости ни приезжали в Тольятти — все хотели получить заветные «Жигули». Концерты тогда, в основном, проходили во дворце спорта «Волгарь». Помню, как приезжал никому неизвестный Александр Малинин. Ведущая еще тогда сказала, чтобы мы запомнили его, так как скоро он станет известным певцом. Так и случилось, кстати.

Чувствовалось, что Самара и Тольятти соревновались между собой, кто из них самый-самый. Мы, естественно, делали это за счет завода. В то время на город шли деньги и потому он развивался. Все бурлило, кипело, тут все были молодыми. Буквально сложно было встретить пожилого человека на улице. Сейчас же все кардинально изменилось, как мне кажется, Тольятти переживает не самые лучшие времена.

— Когда твоя стая поднимается на взлет, а ты остаешься тут, то всегда есть переживания и сомнения. Были они и у меня. До сих пор так и не поняла, почему я осталась здесь.

Наверное, потому что муж — русский. Потому что родители здесь похоронены. Потому что я родилась в России и она — моя родина. Для меня эти слова не пустой звук. На родину всегда тянет. Если же начнешь дергаться, тогда будешь жить неспокойно. Сама себя я всегда успокаивала тем, что я здесь поддерживала свой народ, что я здесь держала и до сих пор держу немецкое знамя культуры. Я никогда не хотела есть чужой хлеб. Здесь я заработала себе на хлеб, а там — нет.

Хотя мама говорила, что если бы папа был жив, он бы, скорее всего, сказал: «Давайте собираться, поедем!». Однако я не уверена, что мы бы смогли уехать, так как слишком глубоко вросли корнями в Россию. Из семерых детей только одна замужем за немцем. Остальные — условно русские. Куда бы поехали? Родина здесь.

— Чуть выше я рассказала о том, сколько бед перенес мой народ во время СССР, как он оказался в плену на своей же Родине. И как-то в связи с этим меня спросили о том, как я отношусь к Сталину. Мы не относимся ни к кому плохо. Несмотря на то, что я родилась уже после смерти Сталина, родители не настраивали нас против него и советской власти. Они никогда не таили злобу.

Все делают ошибки, тем более политики. Но ошибки нужно исправлять, желательно сразу. Нас выселили в 1941 году, а эту ошибку не исправили. Сейчас уже поздно, ее никак не исправить. Столько воды утекло, столько людей уехало в Германию. История показала, что это не немцы лишились России, а Россия немцев. Более того, молодое поколение немцев продолжает рваться на Запад. Я порою вижу некоторые группы переселенцев, там уже третья вода на киселе, а они все равно пытаются уехать. Это большая беда для страны.

— Они думают о будущем своих детей. Если мы тут себе до сих пор не можем устроить свое настоящее, то что мы можем дать своим детям? Там достойно оплачивают работу и есть возможность реализовать себя. У нас это всегда героизм. Там уважительно относятся к людям, их правам и труду. У нас несколько иначе. Здесь вам всегда напомнят, что незаменимых нет.

— Хоть мне уже и много лет, но пока я еще не разгадала этот секрет. Мне кажется, так всегда было в России. Это часть культуры народа, часть его национального характера. Наверное, потому что страна большая, порядок не навести и каждый пытается хитрить, ловчить. Правду говорить нельзя, нужно все утаивать. Говорят одно, а сами думают другое. Но дело даже не в этом, а в том, как с этим жить? Что с этим делать?

— Чтобы никто никогда не терял своей родины. Чтобы у каждого была большая и малая родины. Чтобы никто никогда ни у кого ничего не отнимал. Чтобы родной кусочек земли всегда оставался с тобой. Но и ты сам всю свою жизнь старался быть достойным и порядочным человеком.
Беседовал Владимир Тарасов, специально для TLTgorod