За последнюю неделю в Самарской губернии зафиксировали 16 случаев суицида. «Семь суицидов за неделю», «За сутки в области зафиксировано четыре самоубийства», «За двое суток в области четыре пенсионера покончили с собой» - сообщают заголовки самарских новостных лент. Из жизни в нашем регионе добровольно и всё чаще уходят и пожилые, и взрослые, и дети. По официальным данным, только с января по июль этого года было зафиксировано 12 случаев суицида подростков.

Как уже ранее сообщал «Засекин», ровно столько же случаев подростковых самоубийств было зафиксировано по итогам всего 2013 года. В 2012 году эта цифра равнялась восьми. В 2011 – шести. Видно, что годовой порог 2013-го года по числу самоубийств – это данные только среди подростковых самоубийств – Самарская область в 2014 году преодолела за первые шесть месяцев. Число суицидов растёт. Всего же, по официальной статистике, в губернии совершается – не только среди подростков, но и среди людей всех возрастов – в среднем 8 самоубийств в неделю.

Ирина Скупова, уполномоченный по правам человека в Самарской области : «К сожалению, это не только в Самаре происходит. По всем регионам идёт волна самоубийств».

Николай Ренц, депутат Самарской губернской думы, кандидат медицинских наук: «Оценка некорректная. Нельзя судить по результатам за полгода. Может случиться, что за вторые полгода будет одиннадцать самоубийств. Я не являюсь специалистом, не могу сказать. Но да, силовики отмечают, что количество самоубийств выросло».

Самоубийство – сложное явление. Понять причины этого решения, мотивы самоубийцы непросто.

Николай Ренц: «Лично знаю один случай самоубийства. Повесился ребёнок. Совершенно адекватный. Даже в мыслях ни у кого не было, что он может повеситься. Как предположили, произошло это потому, что он очень переживал за результат ЕГЭ. Других версий нет. Девушки, с которой он мог бы расстаться, у него не было, наркотиков не было, родители нормальные».

Если заглянуть в данные Всемирной организации здравоохранения (ВОЗ), то можно увидеть, что Россия по количеству самоубийц на 100 тысяч населения идёт чуть ли не впереди всех. Рейтинг нашей страны один из самых высоких – по этому показателю мы не опускаемся ниже третьего места уже многие годы. А среди пожилых людей в России смертность по причине суицида – самая большая в мире.

В конце XX века социолог Эмиль Дюркгейм, споря с исследователями данного феномена, которые настаивали на психологических причинах самоубийства, показал, основываясь на статистических данных, что в основе самоубийства лежат социальные причины. Что же с Самарой не так?

Константин Лисецкий, декан психологического факультета, заведующий кафедрой психологии развития СамГУ, доктор психологических наук: «У всех свои причины. Но есть объективные свойства, которые плывут по общественному сознанию и застревают в некоторых головах. В первую очередь, это общее напряжение, огромное количество депрессивной информации, которую показывают по телевизору. Это способствует депрессивному состоянию. Во-вторых, в школе так и не появилось серьёзной психологической службы. Есть районные системы, но им явно не хватает масштаба. Иногда достаточно мгновения, чтобы пресечь ситуацию, но этого мгновения просто не происходит. В каких-то частных или хотя бы более-менее приличных школах есть психологическая школа, которая может выполнять свои функции. Конечно, общий уровень психологов, выполняющих эти функции, заслуживает лучшего качества. В-третьих, сказывается усиление противоречия между младшим и старшим поколением. Потому что для детей современные технологии - естественная среда, а взрослые чувствуют себя ветеранами, которым надо учиться. У детей появилась замкнутая культура, в которой взрослые представлены хуже, чем это было раньше. Раньше взрослые и дети были ближе друг к другу. В-четвёртых, агрессия, подавленная в подростках. Она чаще всего ищет повод или жертву. Дети сейчас, с ними проводились исследования, становятся агрессивней. Уровень культурной заботы об этих подростках падает. Даже нелепый ЕГЭ показал, что идёт снижение баллов по сравнению с предыдущими годами. В-пятых, современные дети – это дети поисковых систем. Это дети, не познающие мир, а дети поисковых систем, которым легче найти что-то в гугле, чем поговорить со взросллым. И если взрослый чего-то не знает, то он действительно бестолковый и не умеет пользоваться гуглом. Но в гугле нет ответов на душевные вопросы. И гугл сокращает человеческие контакты, которые, конечно, надо как-то компенсировать. Я за гугл, и гугл великая вещь, но гугл не может заменять человеческие контакты. В человеческом контакте взрослые услышат интонацию, а не просто запрос. Душевные человеческие контакты сейчас сходят на нет.

Ирина Скупова: «Одна из причин – обмен информации через сети и попытки подражательства. Завораживает сам факт события, попытка сделать то же самое. Это слово, наверное, неупотребимо, но самоубийство становится модным как рэп, как что-то ещё. В таком возрасте люди, наверное, не могут отдавать себе отчёт в последствиях, не понимают, что это последнее событие можно. Но социальные причины никуда не делись. Сколько бы мы ни говорили о воспитании молодёжи, патриотизме, мероприятиях, хождении строем, кружках технического творчества – это важно, но всё-таки не самое важное. Человека спасает доверительное общение с личностью, а педагоги загружены отчётностью, показателями. В нашем советском детстве основное воспитание происходило вне аудитории, во дворах, когда собирали макулатуру, металлолом, на субботниках. В студенчестве, когда преподаватели приходили в общежития просто как друзья и вели философские беседы за жизнь. Кто сейчас из преподавателей, работающих на двух-трёх ставках, может себе это позволить? Родители тоже вкалывают до позднего вечера. Дети предоставлены сами себе, их окружают соблазны».

Стоит заметить, что в тоталитарном Советском Союзе статистика по самоубийствам являлась закрытой, а саму тему было запрещено исследовать, поскольку самоубийство считалось несовместимым с образом жизни советского гражданина и подрывало безопасность коммунистического режима.

Но убивают себя не только дети и подростки. Диаграмма, составленная Всемирной организацией здравоохранения, увы, не слишком объективная, потому что охватывает в разные временные периоды кардинально разное количество стран (11 стран на момент 1950 г., 47 стран на момент 2000 г.). Она отчётливо демонстрирует, что суицид помолодел. Однако есть и другие графики, которые говорят нам иные вещи. Чем старше люди, тем выше процент самоубийств.  

В XX веке огромную популярность приобретает экзистенциальная проблематика. В это время, когда права человека не стоили ничего, самоубийство рассматривалось как уход от абсурда мира (яркий пример – Камю) и связывалось с потерей смысла жизни. В связи с чем, например, известный психотерапевт Виктор Франкл после освобождения из концлагеря стал одним из основателей экзистенциальной терапии, где главное - вернуть пациенту смысл жизни, преодолеть отчаяние, показать смысл страдания.

Константин Лисецкий: «В интернете есть исследования, когда исследовали людей, умирающих, лежащих на смертном одре. Они жалеют о том, что мало проявляли свои чувства, мало проявляли свою любовь, мало общались, работали по 12 часов вместо того, чтобы работать головой. Там много моментов в подобном духе. У взрослых всегда это связано со ступором, либо с потерей смысла жизни. Взрослые не кидаются, конечно, с балкона из-за любви, такое гораздо реже. Скорее, причина в потере смысла жизни. Батрачил, батрачил всю жизнь, содержал семью, когда же радость наступит. Это трагедия, когда хочется убежать из мира».

Ирина Скупова: «Люди уходят из жизни без свидетелей. И не потому что нарушена какая-то статья УПК, а от безысходности и одиночества, невозможности справиться с проблемой, с состоянием. Человек не оставляет последнее завещание со словами «мои права нарушены». Скорее, эти слова будут «меня никто не понимает».

Тенденция такова, что количество самоубийств растёт из года в год. Статистика, представленная ВОЗ, не даёт никаких оснований для позитивных выводов.

Константин Лисецкий: «Повлиять на ситуацию можно. Региональную систему нужно как-то масштабировать – центры «Семья», психологические службы. На самом деле, если там квалифицированные люди, то они могут оказывать серьёзную помощь. Во-вторых, есть телефоны экстренной помощи. Например, такой телефон уже пять лет работает у нас – от университета и РПЦ, которая платит нам абонентскую плату, а мы предоставляем специалистов, сидящих за этим телефоном. Работают волонтёры, они не получают зарплату. Те, кто сидит на таком телефоне профессионально, за деньги, они через 4-5 месяцев выгорают, и им становится глубоко безразлично. Туда ведь непрерывно звонят. Там постоянно сидят люди. Звонят и по ночам. Звонят ВИЧ-инфицированные, брошенные пенсионеры, которым не с кем поговорить, с компьютером ведь не поговоришь. Такие телефоны – хоть какая-то альтернатива, возможность получить место, где тебя признают присутствующим. Особенно пенсионеры, которые одиноки, это вообще ужасающая, конечно, ситуация. Такие службы могли бы помочь. Пока, по крайней мере, в нашей стране они держатся на волонтёрах, потому что зарплаты маленькие, и те, кто работает на таких телефонах, со временем начинают проявлять агрессию».