Вот так, тихо и незаметно, подобрались мы к очередной круглой дате: в следующем мае отметим 70-летие Великой Победы. И чем дальше от того дня, тем меньше шансов сохранить образы наших героев-земляков… в их первозданности, что ли. А именно такими, я уверен, они должны оставаться. И для нас, и для будущих поколений. Без наслоений лака и красивых, но пустых фраз…

Еще раз повторю, чем руководствуюсь обычно при подготовке материалов о героях войны, труда, - да о любом нашем земляке, соотечественнике, имя которого осталось в памяти потомков. Из авторского предисловия к сборнику «Улицы памяти»:

«В самом деле: попытка "очеловечить" образы, увековеченные в камне и бронзе, разобраться в том, как действительно жили, чем дышали и как закончили свою жизнь наши земляки, на примерах которых воспитывалось несколько поколений, нередко встречала вполне понятное сопротивление. Ведь привычка канонизировать своих героев у советского человека в крови… Лично мне мои герои дороги именно как люди, которым не чуждо ничто человеческое».

Так вот, герой этого очерка дорог мне не меньше других. И он заслужил того, чтобы рассказать о нём честно, без прикрас. И о временах и испытаниях, выпавших на его долю.

А преамбула эта – специально для контуженных информационной войной последних месяцев, для тех, кто любит искать «непатриотичный подтекст» там, где его не было и в помине.

«22 апреля 1976 года нам повязали пионерские галстуки, мы стали пионерами. В то время наша школа боролась за присвоение школе имени земляка, Героя Советского Союза Жилина В.И. Мы решили бороться за присвоение имени героя нашему отряду. Из рассказов сельчан узнали биографию Василия Ивановича... Присутствовали пионеры на открытии бюста Жилину В.И. у школы. Здесь ребята встретились с матерью героя, наши пионеры взяли шефство над памятником. Весной посадили цветы. Зимой чистили дорожку к нему...»

Эта запись сделана в альбоме, который хранится в школе села Белозёрки – на родине Жилина. Перед школой действительно стоит памятник, даже два: после смерти второго белозёрского Героя Советского Союза Владимира Кудашова (получившего звание тоже за форсирование, но только Дуная) его бюст поставили рядом с бюстом Василия Ивановича.      

Не знаю, как зимой, но летом к ним подойти несложно, да и надписи на каменных скрижалях, повествующих о подвигах героев, разборчивы. Единственное, чего так и не смогли добиться местные пионеры – присвоения школе хоть какого-нибудь имени. «Тогда ведь как было: присуждали имена героев, и выбрали Павлика Морозова, – а потом и его забыли», – рассказывает директор школы...

Сегодня школа без имени. Зато, как и в Тольятти, есть в Белозёрках улица Жилина. Значит, всё-таки помнят. Значит, не зря боролись.

Точное описание подвига Василия Жилина в наградном листе – его копия хранится в Тольяттинском краеведческом музее – звучит так (стиль сохранён):

«24 июня 1944 г. товарищ Жилин, переправившись вместе с ротой на левый берег реки Западная Двина, принимал активное участие в боях по расширению плацдарма. 24 июня в 21.00 противник с целью сбросить наши подразделения в реку, крупными силами пехоты и танков, при поддержке артиллерии предпринял многочисленные ожесточённые контратаки, продолжавшиеся беспрерывно до 9 часов 25 июня. В этом бою тов. Жилин, будучи трижды ранен, продолжал оставаться в строю. 5 раз поднимал бойцов роты в атаку, идя сам впереди с криками "Ура – за Родину", и в рукопашных схватках огнем из автомата, а когда кончались патроны – гранатами и прикладом уничтожил более 30 гитлеровцев. В момент отражения одной из контратак поймал на лету брошенную немцем гранату и бросил обратно, которая, разорвавшись, уничтожила 5 гитлеровцев. Достоин присвоения звания "Героя Советского Союза"».

Под документом две подписи: гвардии подполковника 199-го гвардейского стрелкового полка 67-й гвардейской стрелковой дивизии Дегтярёва, представившего гвардии старшину первого батальона Жилина к званию спустя шесть дней после боя, и командующего войсками Первого Прибалтийского фронта генерала армии Ивана Баграмяна (датирована 7 сентября 1944-го). Указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении звания Героя был подписан 24 марта 1945 года, Калинин поставил свою визу 14 августа...

В наградном листе также указано, что в Великой Отечественной войне Василий участвовал со 2 февраля 1942 года, а в Красную армию был призван не из родных Верхних Белозёрок, а в Сибири – Омским горвоенкоматом. Что первый раз был ранен в сентябре 1943-го. И что до звезды Героя получил две медали «За отвагу»: первую в том же сентябре 1943-го, вторую – в марте 1944-го. Известно также, что был он удостоен благодарностей Верховного Главнокомандующего – за отличия в боях под Витебском и Шауляем.

В Белозёрской школе хранится еще одна весть с фронта – перепечатка письма на имя матери Жилина.

«Уважаемая Марфа Васильевна! – писал замполит воинской части № 24588 гвардии майор Прозоров. – Ваш сын Василий Иванович до последнего ранения служил в нашей части. За мужество, отвагу и бесстрашие в бою с немецкими захватчиками, к которым он был пропитан жгучей ненавистью, его рука не дрожала, когда он уничтожал этих человеко-зверей.

Воспитанный вами, партией как настоящий патриот нашей родины, он делает всё, чтобы приблизить час победы над врагом. Штыком, пулей, гранатой, прикладом, лопатой, в ближнем бою, всем чем можно он уничтожает гитлеровскую нечисть, посягавшую на нашу священную землю. За доблесть, русскую хватку, смекалку в боях ему присвоено звание Героя Советского Союза. Вы можете достойно гордиться своим сыном Васей. Поздравляю вас с заслуженной вашим сыном такой правительственной наградой. Желаю вам успехов, здоровья и встречи с Васей в день победы».     

Когда написано это письмо, сказать трудно. Дата 15 апреля 1944 года, стоящая на машинописной копии в альбоме белозёрских пионеров, неправдоподобна: тогда он еще не был назван героем. А уточнить некому, поскольку нет в живых ни матери Жилина, ни его близких родственников. Никто не знает, как отыскать его однополчан.

Да и вообще, в отличие от многих других, о Жилине почему-то почти ничего толком не написано. Кроме скупых «буклетных» данных: родился в 1915-м в Верхних Белозёрках, умер в 1947-м в Ставрополе, и приведённых выше архивных фактов военной биографии, о нём почти ничего не известно. Похоже, что даже в те славные времена его настоящая жизнь никого по-настоящему не интересовала. Для легенды же данных вполне хватало.

Когда готовился этот очерк, 86-летний белозёрский старожил Яков Егорович Котенёв жил в доме 36 по улице Жилина. На фасаде звездочка – ветеран Великой Отечественной. Тридцать лет проработал в колхозе кузнецом. Первый переселенец из зоны затопления водохранилищем – вроде наших Стариковых.

По словам Котенёва, в сельскую школу, рассказывать о довоенном детстве-отрочестве-юности Василия Ивановича, его не приглашали. Хотя знал он его сызмала: в старых Белозёрках дома были напротив, вместе на улицу бегали.

- Жили они плохо, бедно вдвоём с матерью. Отец его пропал, не помню где – может, убили на войне. И вот Василий знал только до самой армии свиней пас да телят, – как по писаному рассказывает Яков Егорович. – Хороший он был мужик. А парнем был не озорник: чтоб залез куда, что наделал – нет, этого не помню...

Павел Сергеевич Селивёрстов – один из последних оставшихся в живых ветеранов из «огненного», 1941-го года, выпуска ставропольской школы № 1 – тоже жил на улице Жилина, только в Тольятти. Тоже фронтовик, тоже из Белозёрок. Отца Василия тоже не мог упомнить. И также вспоминал, что во всех Белозёрках дом Жилиных был самый бедный.

- Дырявый, дряхлый деревянный домишко: без коридорчика, без хлева, без конюшенки, без двора, без туалета. Стоит сруб под соломенной крышей, за срубом начинаются огороды с кое-как сделанными посадками. Может, не говорят так о матери героя – но что правда, то правда: белозёрские женщины, если хотели кого-то из подруг оскорбить, говорили: «У ты, Марфа Васильевна». Неряшливая, бедная, плохо одетая... Когда деревенские парни резвились, они подходили к одному углу, вдвоём-втроём за нижний венец сруба брали – и трясли домишко. Озорничали...

Озорничали, по словам Павла Сергеевича, и его, Селивёрстова, старшие братья, росшие с Жилиным. И сам будущий Герой.      

- Ладно уж, дело прошлое... Они вместе участвовал в «ограблении казны» белозёрской церкви, – рассказывал Селиверстов. – Когда кончилась пасхальная служба, батюшки-то крупные деньги забрали, а мелочь осталась. Так они забрались в церковь и вытряхнули оттуда эту мелочь. Попы подняли шум. И я помню, как мой отец (он тогда был председателем сельсовета) говорит моему старшему брату Фёдору: «Уходи, приедет милиция – всех вас заберёт. И ребятам скажи, чтоб уходили из села». И братья на рассвете ушли на Мелекесс, оттуда на Ульяновск и дальше, там нанялись на работу. Ушёл ли с ними Василий – не помню...

«Было такое, – подтвердил Яков Егорович. – Помню, сколько взяли – в фуражке таскали». Правда, по его словам, организатором этой кражи выступал не Жилин, а один из братьев Селивёрстовых. Скорее всего, поскольку их дед по матери был дьяконом в этой самой церкви.

Церковь «грабанули» ещё до снятия колоколов. Это тоже история известная. Тогда в Белозёрки приезжали ставропольские милиционеры, «да свои комсомольцы помогали». А на вопрос, не был ли сам Котенёв «в комбедах», ответ у него, видать, всегда был готов: «За восемьдесят с лишним лет-то везде побывал. Сколько пережили: голод, колхоз, войну. Ко всему надо привыкать»...

Оба страшных голода – в начале 1920-х и 30-х – Яков Егорович помнит хорошо, разве такое забудешь? Особенно голод 1921-22-го. Рассказывает, как ходил в столовую: «Америка кормила». Как голодающие ели катун (перекати-поле) да лебеду. И как умирали прямо семьями. В том числе, как выяснилось, и Жилины.

- Мы-то пережили потому, что брательник служил как раз в армии, в Сызрани, и раздобыл десять пудов ржи. А у Жилиных, говорят, большая была семья, но они все померли, только мать осталась да Василий…

Да что голод: помнил Котенёва и «чапанку» – знаменитое «кулацкое восстание» 1919 года, безжалостно подавленное красноармейцами. Явно неодобрительно рассказывает, как белозёрских мужиков с вилами и баграми зачинщики восстания погнали в Хрящёвку, где готовилась оборона. А один «кулак-старик-дурак» возьми да уцепи багром и отдай на растерзание толпе красного парламентёра, присланного их урезонивать: дескать, куда вы против ружей? За смерть товарища жестоко отомстила ленинская гвардия: Хрящёвку спалила, человек 60-70 убили. Белозёрские – по домам. Двоих только поставили к стенке: солдата, пришедшего на побывку и насильно «мобилизованного» повстанцами в разведку, и местного главаря Егора, успевшего сжечь документы и взявшего на себя всю ответственность за организацию бунта. «Через него спаслись много наших», – отдавал должное покойному Котенёв...     

А уж коллективизацию ему сам Бог велел помнить. В начале 30-х Яков Егорович уже был исполнителем сельского совета, посему о раскулачивании знает не понаслышке.

- Раскулаченных порядочно было. Сказать по душам, конечно, выселяли кто? – пропоицы, голытьба. Не поставил им бутылку – туда пойдёшь...

По словам Котенёва, в числе сельских активистов числился и Василий Жилин: одно время он был помощником секретаря местной комсомольской ячейки.

- Комсомол-то чем занимался? – спросил напоследок старожила.

- Известно чем: послушают, ты чего-нибудь болтаешь – тоже туда...

Односельчане говорили, демобилизовался Василий Жилин в 1946-м, по болезни. Вернулся уже не в родное село, а прямо в Ставрополь: пока воевал, Марфа Васильевне вышла замуж и перебралась в город.

«Поступил он на лыжах кататься – любил больно», – вариант Котенёва.

«Работал в отделе физической культуры и спорта райисполкома, принимал активное участие в общественно-политической жизни города», – гласит официальная версия.

- Он не работал, по сути дела, – вспоминала хорошо знавшая Жилина Клавдия Филипповна Кожевникова, в то время работница Ставропольского райкома партии. – Райкомы комсомола и партии у нас были в одном здании, а Вася часто приходил в райком комсомола: он был его членом. Постоянно на заседаниях присутствовал. Особенно ему что-то поручать не поручали, потому что он был больной человек. Мы его всячески оберегали и жалели, относились к нему с теплотой – чтоб чувствовал, что мы не избегаем его. Потому что был на фронте, Герой Советского Союза. Можно сказать, почти каждый день приходил. Иногда не придёт, а потом мы его спрашиваем: «Вася, а ты чего вчера не был?» – «Девчонки, да грипп меня замучил». Он не знал, что у него туберкулёз, и ему не говорили...

По словам Кожевниковой, Жилин был очень простой деревенский парень, скромный и в то же время общительный. Дружил ли он с кем-нибудь, никто не припомнит. Говорят, единственной отдушиной для него был райком.

Никаких особенных почестей и привилегий при жизни герою не оказывали. Все, кто помнит Василия Ивановича в то время, видели его только в заношенной военной форме, в которой он вернулся с войны: ничего гражданского у него просто не было.

- Единственное, похороны организовали ему – хорошие похороны, пышные. Памятник очень хороший сделали. Не сразу, потом. Мой муж похоронен прямо напротив через тропиночку, и всегда, когда прихожу к нему на кладбище, я говорю: «Вась, я и к тебе пришла». Да и другие не забывают: цветы там бывают, приходят большие руководители. Конечно, не только к нему – но мне всё равно приятно: столько лет прошло, и всё-таки не забыли. Поклониться памятнику – и то большое дело...

Великое дело.

Фото из архива автора